И о фирме, которая года три назад распространяла опросные листы... Они прошли в комнату, которая служила, видимо, кабинетом и спальней одновременно. Порядок был образцовым - стеллажи вдоль стен до самого потолка, письменный стол, узкая кровать. Не спрашивая, Патриксон поставил на стол бутылку сухого вина и два высоких бокала. - Хотите пейте, хотите нет,- сказал он,- а я выпью. Вот так. А теперь, господин Портер, расскажите мне, что вы знаете о Льюине и о фирме. Все, что знаете. Только тогда я отвечу на ваши вопросы. И заранее скажу: как вам известно, обошлись со мной круто. Жена ушла, постоянной должности в университете я так и не получил. А связь, о которой писали, у меня была. Хотел бы я посмотреть на мужчину, который не имел таких связей. Так - это все обо мне лично. Теперь ваша очередь. Портер говорил сжато, но старался не упустить важных, с его точки зрения, деталей. Он чувствовал, что с Патриксоном дело пойдет, говорить с ним было легко. Когда Портер замолчал, космолог вышел, не сказав ни слова. Вернулся он через минуту и бросил Портеру на колени небольшую книжицу. В правом верхнем углу обложки Портер увидел тот же знак, что и на платье Жаклин Коули. - Вот то, что вы ищете,- сказал Патриксон.- Это один из вопросников фирмы "Лоусон". Всего их было полтора десятка. В этом - около двухсот вопросов, вы их потом изучите и, если будет желание, сами сможете ответить. Это, знаете, как игра - после десятого вопроса втягиваешься, и... Три года назад Льюин - он был у них экспертом - предложил мне побаловаться на досуге. Я ответил на вопросы, а потом заинтересовался - все-таки Льюин физик, а здесь есть и география, и зоология и даже секс. Начал анализировать, проверять кое-какие факты, устанавливать взаимосвязи. Наконец, понял, почему Льюин мной заинтересовался. - Почему? - Из-за моих работ. Я занимался в то время проблемой скрытой массы во Вселенной. Не делайте умное лицо, господин Портер, для вас это темный лес. Попробую объяснить, иначе вы и дальнейшее не поймете. - Можно, я включу запись? - Да, пожалуйста. Посмотрите на досуге. Если вас не прижмут по дороге и не отнимут камеру. - Думаете, может до этого дойти? - Уверяю вас. Видите, я говорю спокойно, потому что все останется между нами. Никто этого не напечатает, и ничего, кроме неприятностей, материал вам не принесет. Как, нравится такое вступление? Если перспектива пугает, скажите, и мы пойдем на кухню есть жареное мясо. - Говорите,- вздохнул Портер. - Ну, ну... Речь пока пойдет о космологии, поскольку для меня все началось именно с нее. Вы знаете, что Вселенная расширяется? Галактики удаляются друг от друга... Впрочем, это знают даже дети. Вопрос: вечно ли будет продолжаться расширение, или когда-нибудь оно сменится сжатием? Ответ зависит от того, какова плотность материи во Вселенной. Если она больше некоторого предела, то силы тяготения в конце концов остановят разбегание галактик. А если материи недостаточно, то галактики будут разбегаться всегда, и ничто этот процесс не остановит. По современным данным, плотность материи близка к критической. Очень близка. Теоретически такие модели исследовались. Не я первый, конечно, решал задачу: что будет со Вселенной, плотность материи в которой точно критическая. Я всего лишь привлек более надежные физические идеи. Больше физики, чем математики... Не буду утомлять вас наукой... Получилось, что Вселенная с критической плотностью не в состоянии развиваться. Она не будет ни расширяться, ни сжиматься, никакого развития в крупных масштабах. - Значит, в нашей Вселенной плотность не может быть критической,- с глубокомысленным видом сказал Портер,- ведь галактики разбегаются, вы сами сказали. - Однако! Вы умеете рассуждать, браво... - Не иронизируйте, я ведь, в общем, далек от науки. - Ну, аналитические способности у человека или есть, или их нет. Как мед у Винни-Пуха. - Спасибо, профессор. - Я не профессор. Зовите меня Рольфом. - Я - Дэвид. - Так вот, Дэвид, вернемся к нашим баранам. В роли барана небезысвестный вам Льюин. Он явился ко мне недели через две после того, как я вернул опросный лист. О Льюине я раньше слышал, читал его статьи. Они мне нравились. Об этом мы и говорили весь вечер. В общем, кончилось тем, что Льюин предложил мне поработать на фирму. В группе экспертов. - Значит, вы... - Нет, в элиту я не входил. Я потом выяснил, что над нашей группой было еще несколько. А окончательный анализ и решение принимались уж совсем высоко. К какой ступени иерархической лестницы принадлежал Льюин, я так и не понял. Возможно, он знал о проблеме чуть больше меня. - О какой проблеме, Рольф? - Дальний прогноз развития общества. Такие прогнозы называют стохастическими, потому что в них велика роль случайных, трудно учитываемых факторов. Но это лишь мое мнение, Дэвид. В нашей группе экспертов было девять человек. Контактов с другими группами мы не имели. Возможно, они работали с той же информацией, а выводы потом где-то сравнивались. - Вас собрали вместе? Кто входил в группу? - Жили мы врозь, если вы это имеете в виду. Собирались дважды в неделю. Только через мои руки прошли сотни анкет, причем цели многих вопросов я так и не понял. А вот кто был членом группы... Как вы, видимо, сами догадались... - Фамилии коллег вы увидели в списке, который я вам показал. - Да. Мне и в голову не приходило, что со всеми обошлись так же, как со мной. Но если вдуматься, чем я хуже других? - В списке наверняка есть лишние фамилии. - Кое-кого недостает, но есть и лишние, вы правы. Впрочем, это могут быть члены другой экспертной группы. - А прогноз? Что вы скажете о нем? - Ничего, Дэвид. Я ведь не прогнозист, а космолог. Какие выводы сделали наверху, я не знаю. Могу предполагать, что не очень утешительные, скажем так. Я ведь судил только по поведению Льюина. Мы с ним встречались довольно часто, и менялся он на глазах. - Расскажите подробнее, Рольф. - Сначала, месяцев пять-шесть после нашего знакомства, это был уравновешенный человек, влюбленный в жизнь и науку. Послушали бы вы, как он возмущался, когда в Конгрессе прошел законопроект о возможности ограниченного ядерного удара против особо опасных режимов. Помните трагедию Ирака?.. А со временем... Он мрачнел. Я приписал это усталости. Он ведь занимался физикой, участвовал в работе комитета "Ученые за мир", входил в контрольную группу ООН, возился с нашими экспертными группами. И еще делал что-то в комиссии или комитете, где обрабатывались выводы экспертов. Позднее я понял, что это не усталость. Как-то он сказал: "Рольф, ваш академизм выглядит смешным. Мой тоже, так что не обижайтесь. Скажите лучше, как бы вы поступили, если бы узнали, что ваш любимый сын сооружает бомбу, чтобы взорвать собственный город?" - "У меня нет сына",- ответил я. - "Вы умеете мыслить абстрактно - вот вам задача".- "Отлупил бы его, отобрал все, что он сделал..." - "А он начал бы сначала, и чтобы предупредить дальнейшие вопросы, скажу: он будет начинать сначала после каждой вашей трепки. А слова на него не действуют". - "Не знаю",- сказал я. - "Если бы пришлось выбирать,- закончил разговор Льюин,- между жизнью вашего сына и жизнью всех жителей города?" - Он ушел, и я забыл об этом разговоре. Через неделю он вернулся к своему вопросу, но я не смог ответить - честно говоря, вопрос казался мне бессмысленным. Льюин был расстроен, сказал что-то вроде: "Чего тогда вы все стоите, ученые, черт вас дери". Чувствовалось, что вопрос этот его буквально мучил. Позднее, анализируя, я подумал, что он, возможно, имел в виду собственного сына Роя, но бомба, конечно, ни при чем. Выражался он, скорее всего, фигурально... Уезжая, он сказал: "Я бы его убил". А в следующий приезд спросил: "Как по-вашему, Рольф, зачем мы живем? Не мы с вами лично, но все люди, человечество?" В общем, появился в нем какой-то надлом. Работу мы закончили, я дал свой срез прогноза в области физических исследований, насколько вообще мог представить будущую физику по анкетам и собственным соображениям. Больше с Льюином не встречался. Когда же он начал публично призывать к войне... Я не удивился. Прежде всего, по-моему, это было просто глупо. Впрочем, то, что сделали со мной и всеми членами группы - не глупо? Нам говорили, что мы не должны распространяться о своей работе на "Лоусон", но подписки с нас никто не брал... Толку в этом нет. - Действительно,- сказал Портер,- я тоже не вижу смысла. Скомпрометировали, судя по всему, всех. Почему? Если хотели бы угрожать, то угрожали бы иначе - держали бы на крючке, намекая на возможность скандала. А если скандал уже произошел - это ведь развязывает руки, а не связывает их. Так? - Конечно, не так. Этот скандал - предупреждение. Я понял его так, и каждый из группы, думаю, испытал нечто подобное. - Предупреждение - о чем? - Выключите камеру,- сказал Патриксон резко. - Пожалуйста. - Между нами, Дэвид. Эта связь, из-за которой... В общем, она кончилась трагически. Мейбл... Господи, не могу об этом вспоминать... Когда мы расстались, Мейбл покончила с собой. И оставила записку. Думаю, что оставила, хотя сам не видел. Но в полиции мне дали понять... Меня в любую минуту могут привлечь за... Я не убивал ее своими руками, но... - Я понимаю, Рольф,- тихо сказал Портер.- Не продолжайте. - Теперь вы знаете, чем этот шантаж отличается от обычного. То, о чем разболтали газеты,- лишь вершина айсберга. А в глубине... - Вы думаете, что каждый из вашей группы... - Уверен. Нас и выбирали-то для работы на "Лоусон", зная, чем потом прижать. - Почему же вы были так откровенны со мной? - Откровенен? Я рассказал вам кое-что, больше из космологии. И это тоже вершина айсберга. Захотите копать дальше - ваше дело. Но не советую. Собственно, я уверен, что до истины вы не докопаетесь. - Не докопаюсь до того, что сделала, в конце-то концов, фирма "Лоусон", или до причин странного поведения Льюина? - Одно - следствие другого. Не докопаетесь потому, что это действительно сложно. Очень. - А ваша космологическая проблема? Она имеет отношение к... - Имеет. И моя сугубо, казалось бы, академическая проблема, и то, над чем работал Льюин, и... ну, неважно. Все сцеплено крепчайшим образом и совершенно однозначно. Поступки Льюина - прямое следствие. Плюс гипертрофированная совесть. Да, мне кажется,- именно совесть. Я только не понимаю, почему его не останавливают? - Зачем? Вашим ястребам это очень импонирует. Сила Соединенных Штатов - в их ядерном щите, и все такое... - При чем здесь наши ястребы? Кому они вообще интересны? Его должны остановить другие! - Вы хотите сказать... - Все, Дэвид. Я сказал достаточно. Вы меня поразили своим списком. Все. - Все, Рольф? - Ну, хорошо... По дороге отсюда, подумайте над вопросом: для чего живет человечество? Не каждый из нас, а все вместе. А?.. x x x Портер остановил машину у кафе и зашел перекусить. День клонился к вечеру, и нужно было принять решение. Телефон Жаклин по-прежнему не отвечал. Видимо, не имело смысла двигаться дальше по цепочке и выуживать у каждого, кто упомянут в списке, крохи полезной информации. Работа фирмы, видимо, была организована на многих уровнях, а он пока топчется на низшем. Нужно искать людей, более тесно связанных с Льюином, или выходить на самого Льюина, что проще всего - отсюда до его дома не больше мили. Правда, сказать Льюину пока нечего. Может, поговорить о смысле жизни? Почему и Жаклин, и Рольф придавали такое большое значение значение этому вопросу? Вряд ли у пресловутой фирмы, если она действительно занималась прогностической деятельностью, цель была так плохо сформулирована. Фирмы с большим капиталом и высокой секретностью не создаются для того, чтобы решать философские проблемы. Нечто конкретное. Нечто, сугубо вещественное, но почему-то связанное с сакраментальным вопросом, на который никто ответить не смог - за многие тысячелетия. Неясно, кто такой Джеймс Скроч, единственный, кого вспомнила Жаклин. В списке его нет. Патриксон о нем не упомянул. Может именно Скроч стоял на вершине айсберга? Однако он ведь умер и довольно давно. Нужно заняться им, и это лучше сделает Воронцов. Портер пешком дошел до банка и занял терминал в операционном зале. Он послал инструкцию Воронцову и вышел, напустив на себя вид финансиста, удовлетворенного состоянием своего счета. Ему казалось, что за ним не следили, но могло быть и иначе. Портер вернулся в кафе. По телевидению передавали экспресс-информацию об атомном взрыве в Южной Африке, люди собрались перед аппаратом. Он так и не решил, что делать дальше. Возвращаться домой не стоило, и Портер направился в отель, расположенный поблизости. Сняв номер на восьмом этаже, он завалился в постель непривычно рано и сразу уснул, отложив до утра все проблемы. x x x Он проснулся среди ночи и понял, что больше не заснет. Встал и включил телевизор. Был второй час, передавали сообщение о заседании Совета безопасности. "Нужно бы дойти до ближайшего таксофона,- подумал Портер,- нет, не до ближайшего, а через несколько кварталов, и позвонить Жаклин". В холле отеля никого не было, у конторки темнел дисплей, и Портеру пришло в голову задать Воронцову тот самый сакраментальный вопрос. Пусть и граф подумает, если воспримет всерьез. Портье клевал носом, он взглянул на Портера, но ничего не сказал. Ключ от входной двери отеля выдавался в связке с ключом от номера, и Портер вышел на улицу. Автомобиль его стоял на противоположной стороне, под фонарем, и Портер сразу увидел, что за рулем кто-то сидит. Он прижался к стене за дверью - здесь было темно - и молил бога, чтобы его не заметили. Человек в машине возился с чем-то, потом минуту посидел, оглядываясь и тихо выскользнул из салона. Дверца щелкнула, мужчина быстрым шагом направился прочь. Ни за какие деньги Портер теперь не подошел бы к машине, хотя и понимал, что это мог быть и заурядный грабитель. Он нырнул обратно в подъезд и поднялся в номер. Его била дрожь. За ним следили. Значит... Возможно, они думают, что он спит, окна выходят во двор, шторы опущены. Он наделся, что до утра его оставили в покое. Может, уйти сейчас? Куда? В другой отель? Куда угодно, только подальше. Он осмотрел содержимое сумки, все было на месте. С восьмого этажа он спустился пешком и пошел в сторону кухни. Подергал дверь - заперто. Заперт был и черный ход. Пришлось идти через холл. Портье все так же равнодушно окинул его взглядом. Выйдя, Портер сразу скользнул в тень и огляделся. Было тихо. Он двинулся вдоль фасада, свернул за угол, постоял, прислушиваясь. Никого. Но теперь его настороженному вниманию чудились люди за каждым углом. По улице медленно проехало такси, машина была свободна, и это тоже показалось подозрительным. Портер пошел миновал несколько таксофонов и выбрал тот, что был почти невидим с мостовой. Набрал номер Жаклин - трубку не брали. Портер позвонил Патриксону, он был уверен, что и космолог не ответит. Патриксон снял трубку, голос его был сонным и недовольным. - Я думал, вы смотрите телевизор,- сказал Портер облегченно.- Си Би Эс передает о взрыве в Африке. - Передавала,- поправил Патриксон.- Заседание закончилось. А вопрос? Вы на него ответили? - Вы шутите, Рольф... - Возможно, вопрос не вполне корректно сформулирован,- сказал космолог.- Видите ли, чтобы правильно поставить вопрос, нужно хоть немного знать ответ. - Вы знаете ответ, Рольф? - Любопытный у нас разговор среди ночи. Смысл жизни по телефону... - Я могу приехать к вам. - Нет, не нужно. Знаете что, Дэвид? Задайте этот вопрос Льюину. А чтобы у него не возникло сомнений, сформулируйте его так: для чего живет человечество, если оно создано, чтобы погубить Вселенную? - И такую постановку вопроса вы называете корректной? - Дэвид, вопрос может оказаться некорректным для одного и корректным для другого. Для Льюина это очень четко, я думаю. x x x До утра Портер бродил по улицам. Никто за ним не шел, но он все же сомневался в том, что его оставили в покое. Перед рассветом он набрел на пункт проката и выбрал себе довольно старый и невзрачный "форд". В шестом часу, когда начало светать, он выехал на федеральное шоссе, дорога была прямой как линейка до самого горизонта. Проехав миль пять, Портер свернул на обочину и стал ждать. Через несколько минут из города показалась первая машина - огромный автофургон. Шофер не обратил на Портера никакого внимания. Немного успокоившись, Портер достал из сумки термос с кофе и сэндвичи, которые приобрел в пункте проката. Шоссе понемногу оживало, Портер развернул машину и вернулся в город. У дома Льюина он был в семь часов. За платанами трудно было разглядеть фасад - свет, как показалось Портеру, горел лишь в двух комнатах на первом этаже. Врываться к физику, чтобы в столь ранний час задать глупейший вопрос, вряд ли стоило. Портер решил подождать. Минут через двадцать к дому подъехали две машины и остановились перед воротами. Портер вжался в спинку сидения, он видел, как четверо гостей подошли к дому, один из них позвонил и сказал что-то в интерком. Дверь открылась, но вошли трое, четвертый остался на пороге. Еще через несколько минут свет в окнах погас, и на улице появились двое мужчин. За ними шел Льюин. Он был сосредоточен, сутулился, руки держал за спиной. Сзади, почти прижавшись к Льюину, шел третий из гостей. Дверь захлопнулась. Льюина посадили в первую машину, которая тут же рванулась и исчезла за поворотом. Оставшиеся, не торопясь, обошли свой автомобиль. Портер молил Бога, чтобы его не заметили. Наконец и эта машина умчалась. "Жаль, что не удалось заснять,"- подумал Портер. Страха уже не было, появился азарт погони. Это с ним уже бывало, он еще со вчерашнего дня ждал прихода такого состояния - когда после неуверенности, нерешительности, опасений за последствия своих действий возникает спокойствие и понимание каждого следующего шага. Так было, когда он гонялся за секретными документами ЦРУ. "Пепел Крафта стучит в мое сердце",- подумал он. Портер отогнал эту мысль. Патетика сейчас была ни к чему. Неплохо бы покопаться в бумагах Льюина - похоже, что в доме никого нет. Входить Портеру не хотелось. Взлом и попытка ограбления - здесь не отговориться поиском информации. К тому же, могут вернуться те, кто увез Льюина. Портер задумался. Если идея, туманно забрезжившая в мозгу, верна, то информация похитителям не нужна, они и так все знают. Иначе они не уехали бы так быстро, кто-нибудь остался бы порыться в бумагах. Им нужен был Льюин. Значит, они не вернутся. Портер перекинул сумку с камерой через плечо. Выбравшись из машины, огляделся. Редкие в этот час прохожие не обращали на него внимания - так ему, во всяком случае, казалось. Он быстро пересек улицу и, скрывшись за платанами, перевел дух. Он помнил, что дверь всего лишь захлопнули - иначе ему и в голову не пришла бы идея взлома. Раздумывая, Портер ковырялся в замке металлическим крючком - третий раз он таким способом проникал не в свою квартиру. Впервые он сделал это три года назад. Джейн случайно захлопнула свою дверь, выйдя к лифту. Позвонила ему от соседей. Он явился, зайдя по дороге в магазин и купив набор отмычек. Повозившись с минуту, открыл дверь. Тогда он впервые остался у Джейн на ночь. В сущности, металлический крючок принес ему счастье. С тех пор он носил крючок в связке ключей, не особенно задумываясь над тем, почему это делает. Крючок пригодился во второй раз, когда Портер в прошлом году занимался документами Управления. Он добился своего, а о способе, с помощью которого ему удалось заполучить главный козырь, никто не узнал. Замок тихо щелкнул, и Портер быстро вошел в темный холл. x x x - Меня всегда удивляли ваши методы,- хмуро сказал Крымов. - Скажите больше - возмущали,- отозвался Портер. - Даже если вы получите таким образом какую-то информацию, неужели непонятно, что вы ставите под удар Алекса? - Вы дадите мне досказать или позвоните в полицию, чтобы за мной пришли, а заодно и графа застали в моем обществе? Крымов промолчал. - Продолжайте, Дэви,- сказал Воронцов.- Мне кажется, я начинаю догадываться, куда вы клоните. x x x Портер поднялся на второй этаж, в кабинет. Книги здесь были, в основном, по физике. Несколько больших географических атласов не помещались на стеллажах и стояли на полу, прислоненные к стене. "Зачем они здесь?"- подумал Портер. На столе чистая бумага, микрокалькуляторы разных систем. В углу - компьютер. Может, Льюин работал не здесь? А собственно, что нужно физику-теоретику для работы? Портер подошел к стеллажам. Физика элементарных частиц, астрофизика, стопки журналов, в основном, "Физикл ревю". Много книг по футурологии - на нескольких языках. Если бы Льюин делал на полях заметки... Нет, страницы чисты. Портер споткнулся об атлас. Толстая обложка с тиснением, очень крупный масштаб. В Нью-Йорке, наверно, каждый дом отмечен. Портер положил один из атласов на пол, раскрыл наугад. Оказалось - Франция. Париж на отдельном развороте. Действительно, не каждый дом, но каждый квартал нанесен. Портер перелистал страницы. Испания, Португалия... Что-то здесь... Неподалеку от Картахены, на голубом фоне залива Массарон,- красный крестик фломастером. И дата 97.11.4. Что произошло здесь четвертого ноября девяносто седьмого года? Не понять... Крестики стояли на многих страницах, больше всего в Западной Европе и на Ближнем Востоке. Если взглянуть на все разом... Мелкомасштабной карты здесь нет, но если представить... Что-то знакомое... Нет, не идет в голову. Портер раскрыл другой атлас. Африка. Перелистывая страницы в поисках ЮАР и Намибии, Портер уже догадывался, что увидит. К западу от Апингтона на голубой ленте реки Оранжевой стоял красный крестик. Дата: 05.09.23. Двадцать третье сентября пятого года. Вчера. Вчера на границе между ЮАР и Намибией взорвалась атомная бомба. Так, где стояли другие крестики и даты, бомбы, конечно, не взрывались. Если бы это, не дай бог, происходило, планета давно стала бы пустыней. Портер вспомнил, наконец: расположение крестиков - большинства - соответствовало положению военных баз. Газеты часто публиковали такие схемы - примелькалось. Портер открыл атлас Северной Америки, руки двигались быстро, штат Невада, ближе к Калифорнии, здесь должно быть... Вот Шеррард близ озера Уолкер. Красный крестик и дата - 20 октября первого года. Именно там и именно тогда взорвалась атомная бомба. Именно там репортер Роберт Крафт видел вещи, о которых не успел рассказать. Отличаются ли крестики в Неваде и ЮАР от остальных? Нет, такие же. Если все это связано - крестики и взрывы, Льюин и Крафт, Жаклин Коули и Патриксон, и еще десятки людей и пресловутая фирма, которая прогнозировала - что? Взрывы? Портер отыскал на карте атомный полигон в той же Неваде. До середины девяностых здесь ежегодно взрывали десятки бомб, но крестиков не было! "Все,- подумал Портер,- пора убираться, на улице уже полно людей. Девятый час, мало ли кто может придти". Он спустился в холл, посмотрел на экран интеркома - перед дверью никого не было. Открыв дверь, быстро прошел мимо платанов. Сел за руль, задумался. Крестики и даты на картах - места и времена ядерных взрывов? Может быть, взрывов, которые могли бы состояться, но в подавляющем большинстве не состоялись? Портер прекрасно помнил материалы, которые время от времени появлялись в печати: о сбоях в работе компьютеров на военных базах, субмаринах или патрульных бомбардировщиках. Каждый такой сбой был потенциальным ядерным взрывом, потому что каждый раз вводилась в действие система боевой тревоги и начинался обратный отсчет, который, к счастью, ни разу не дошел до конца. Зачем Льюин отмечал эти места и даты? Впрочем, может быть, это только схожесть положений? В конце-то концов, полигон в Неваде не отмечен ничем. А если... Ну, например, удалось прогнозировать подобные сбои и тем самым предсказывать, где и когда ожидать возможного начала ядерного конфликта? На этом можно неплохо заработать, черт возьми. Фирма "Лоусон" занималась прогнозами. А Льюин сделал то, чего от него не ждали. Как связать все это? А сакраментальный вопрос Патриксона? На углу Портер увидел вывеску аптеки. Он вышел из машины и через несколько минут вернулся обратно с пакетом пирожков. Есть пока не хотелось, но лучше было запастись заранее - кто знает, сколько еще придется сидеть в этой коробке, которая уже начала накаляться на солнце? И появится ли кто-нибудь у дома Льюина? На часах было девять сорок. Портер включил кондиционер. x x x - Льюина вы не дождались,- констатировал Воронцов. Портер покачал головой. - А Джейн? - спросил Воронцов.- Где искать ее? - С этим я справлюсь сам,- уклончиво сказал Портер.- У вас, Алекс, и без того неприятности, как я вижу. - За себя вы не боитесь, Дэви? Мы влезли во что-то, и мне нужно выходить из игры. А вам? - Погодите, - сказал Крымов.- У меня есть вопрос к мистеру Портеру. - Может, вопросы потом? - попросил Портер.- Я ведь еще не знаю, что удалось выяснить Алексу. А время идет. - И все-таки я спрошу,- голос Крымова стал неожиданно холоден, и Воронцов удивленно посмотрел на коллегу. - Сбегав в аптеку,- продолжал Крымов,- вы затем неотлучно следили за домом Льюина? - Да,- кивнул Портер. - Никто не приходил и не выходил? - Нет. - Вы рассчитываете на нашу помощь,- сухо сказал Крымов,- но о ней и речи быть не может, пока вы скрываете часть информации. - Я ничего не скрываю,- вскинулся Портер.- Алекс, до сих пор мы с вами понимали друг друга, я вас прошу... - Уточню вопрос,- Крымов поднял руку.- Где вы были в одиннадцать часов? - Господин Крымов! - Вам нужна информация Воронцова? А мне нужно знать, почему вы скрываете свою. Перед тем, как вернуться домой, я кое-что слышал в Пресс-клубе. Около одиннадцати полиция произвела в доме Льюина обыск. При этом присутствовал репортер из "Геральд трибюн", не помню его фамилии. Он утверждал, что полиция была лишь ширмой, а действовали агенты службы безопасности. - Дэви,- тихо сказал Воронцов,- то, что вы узнали... это из области секретных данных? Мне ведь ничего такого не нужно. - Алекс,- Портер был мрачен,- мы с вами начинали вдвоем, и я понимаю... - Вы что-то узнали? - Я узнал все! Алекс, я сам еще не вполне переварил... Мне нужно говорить с Льюином, это очень важно. И для этого нужна ваша информация. Я вернусь, и вы все узнаете. Это ваше право. - Ну, хорошо,- вздохнул Воронцов. - Нет,- твердо сказал Крымов.- Если вы, Алексей Аристархович, позволяете втягивать себя, мне ничего не остается, как звонить в консульство. - Речь идет о судьбе планеты! - воскликнул Портер.- Поехали, Алекс. Вы, мистер Крымов, тоже можете ехать. Больше я ждать не могу, особенно после того, как вы сказали об обыске. Потом можете отправляться к консулу. - Куда вы собираетесь нас тащить? - недоверчиво спросил Крымов. - К Льюину, куда еще! Он наверняка уже вернулся. И кое-кто сейчас очень недоумевает, почему меня нет на месте. - Поехали,- сказал Воронцов.- А вы, Николай Павлович? - Чушь все это,- сказал Крымов с отвращением. x x x Портер позвонил. Воронцов с Крымовым стояли позади, шагах в трех. Дверь не открывали, в доме было тихо. Вечер уже наступил, но свет не горел ни в одном окне. - У вас есть отмычка, господин Портер,- насмешливо сказал Крымов. - Не нужно, Николай Павлович,- тихо попросил Воронцов. Присутствие Крымова раздражало его. - Никого,- Портер выглядел растерянным. Они вернулись к машине. Дневное тепло сменилось сырым ветром с востока, со стороны океана ползла хмурая туча, закрыв уже почти полнеба. - Мне нужно позвонить,- сказал Портер.- Подождите меня. Никуда я не денусь, честное слово. - Хорошо, Дэви,- сказал Воронцов. Портер кинулся к таксофону. - Николай Павлович,- Воронцов чувствовал, что должен объясниться.- Извините, что так получилось. Крымов серьезно посмотрел Воронцову в глаза. - Алексей Аристархович, я вижу, что этот материал для вас очень важен. Было бы глупо не дать вам шанс. В конце концов, карьерой рискуете вы. Но Портер мне не нравится. - Он не вел двойной игры. - Вы уверены? - Я сам просил его помочь мне в деле Льюина. - Алексей Аристархович, у нас действительно всего час-другой времени. Если вы докопаетесь до истины, как вы все это объясните консулу? Вы уверены, что не наделали глупостей? - Уверен,- сказал Воронцов. Портер подошел, запыхавшись. - Поехали, - сказал он,- этот Льюин... - Что Льюин? - насторожился Воронцов. - Вы получите информацию из первых рук. Мы с вами поедем в моей машине, а господин Крымов следом - в машине Дженни, вот ключи. - Хорошо, что мы одни,- сказал Портер, когда они выехали со стоянки.- Этот ваш коллега действует мне на нервы. - Он хороший человек... - Не сомневаюсь, но наша антипатия, кажется, взаимна. Так я вернусь к тому моменту, когда собирался покинуть дом Льюина. Я стоял и смотрел на экранчик интеркома, и никого перед домом не видел. x x x Он услышал позади себя какое-то движение и обернулся, мгновенно похолодев. В трех шагах от него посреди холла стоял мужчина, засунув руки в карманы плаща. Портер инстинктивно прижался спиной к двери. - Господин Портер, корреспондент Юнайтед Пресс,- сказал мужчина, нисколько не сомневаясь в своих словах. Портер промолчал. - Ключа у вас вроде бы нет,- продолжал мужчина,- и в дом вы проникли незаконно. Будет лучше, если вы пойдете со мной. Повернувшись к Портеру спиной, он направился вглубь холла. Портер пошел следом, ожидая, что в соседней комнате сидит кто-нибудь еще. Но они миновали коридор, прошли мимо кухни к черному ходу и вышли на соседнюю улицу. Небольшой "остин" стоял колесами на тротуаре. Портера усадили на заднем сиденье, и машина мгновенно рванулась. - А вы ловкач, господин Портер,- мягко сказал мужчина, сидевший рядом. Он курил сигарету и смотрел на Портера с любопытством. - Вы ловкач,- повторил он,- вам все-таки удалось скинуть моих людей с хвоста. Не ожидал, что журналисты так оборотливы. Машина вырвалась за город, но почти сразу свернула на боковую дорогу, где футов через триста пришлось затормозить перед закрытыми воротами. Водитель вышел и сказал что-то в интерком. Створки ворот разъехались, водитель сел за руль, и "остин" медленно покатил к коттеджу, стоявшему в глубине довольно большого сада. В холле, куда ввели Портера, у электрического камина стоял мужчина лет сорока пяти, высокий и седой. Он был запахнут в огромных размеров халат, под которым можно было при желании спрятать небольшой пулемет. Портер поймал себя на мысли, что способен с иронией относиться к происходящему. - Спасибо, Роджерс,- спокойно сказал седой. - Рад служить вам, сэр,- ответил мужчина, разговаривавший с Портером в машине.- Только хочу заметить, что этот парень попал в дом не вполне законным путем, и после вашей с ним беседы я бы хотел сопроводить его в полицию. - Понимаю, Роджерс. Пожалуй, я дам вам слово, что сам это улажу. - Садитесь, господин Портер, - сказал седой, когда они остались вдвоем.- Я Джон Смит, если вас устраивает это имя. Портер сел в кресло. Смит опустился на диванчик и минуту смотрел на Портера изучающе, будто оценивая, чего можно ждать от этого репортера. - Мистер Смит,- сказал Портер, надеясь, что ирония в его голосе ощутима,- я думаю, что вы играли определенную роль в фирме "Лоусон", и потому мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. - Вы мне? - удивился Смит. - Да. Первый вопрос - что такое фирма "Лоусон"? - Ну хорошо... Собственно, я пригласил вас сюда, чтобы узнать, наконец, зачем вы ввязались в это дело. Кроме того, мне, вероятно, придется вас кое о чем попросить. Чуть позднее. Фирма "Лоусон"? Подставная организация, вы, наверно, и сами догадались. Дело не в фирме, в другом. - В чем? - Вы должны дать мне слово, что все, о чем мы услышите, останется между нами до тех пор, пока я не разрешу говорить и писать. - Но... - Все. Вы не в таком положении, чтобы препираться. x x x Портер гнал машину. Воронцов посмотрел в зеркальце - Крымов ехал за ними как привязанный. - Потом он говорил,- продолжал Портер.- Я не сумею вам пересказать, и не только потому, что дал слово... Я репортер, а не ученый. Не могу анализировать. Могу поверить или нет. Если бы я не поверил... Это означало бы, что я отошел в сторону, назвал Смита параноиком, а рассказ его - бредом. Но это не так... Когда меня отвезли обратно к дому Льюина, было около двух часов. Я ждал на улице, Льюин должен был вот-вот вернуться,- так сказал Смит. Расчет был на то, чтобы я говорил с физиком в привычной для него обстановке. И вовсе не о том, как нехорошо призывать к войне. Но Льюина все не было, а тут появились вы с Дженни. Остальное вы видели сами. - Кто это был? - Воронцов никак не мог увязать информацию в систему.- Люди Смита? Те же, что взяли вас? - Нет. Служба безопасности. Не исключено, что и Жаклин Коули тоже у них. Я и раньше предполагал, а когда ваш Крымов сказал, что у физика произвели обыск... Они оставили своих людей, а я ничего не заметил. Дженни ведь ни о чем не знает, а? - Ни о чем,- сказал Воронцов,- кроме того, что мы интересуемся Льюином. А как, по-вашему, много ли знаю я? - Вы знаете много, Алекс, но не можете связать,- сказал Портер, когда Воронцов закончил краткий рассказ о своих поисках.- Сейчас мы подъедем, и Смит скажет вам больше, раз уж позволил везти вас к себе. Они свернули на узкую дорогу, петлявшую между деревьями, и вскоре остановились у забора из тонких чугунных прутьев. Позади взвизгнули тормоза машины, в которой ехал Крымов. Подбежал человек, видимо, охранник - довольно щуплый на вид парень в джинсах. Он взглянул на Портера и Воронцова, перебежал к Крымому и вернулся к воротам. Створки раздвинулись, и они въехали в аллею, в глубине которой виднелся фасад аккуратного коттеджа, напоминавшего перевернутую вверх килем лодку. Вышли. - Что дальше? - воинственно спросил Крымов. - Нас позовут,- сказал Портер, озираясь по сторонам. Замок на входной двери щелкнул. Видимо, их достаточно изучили через телемонитор. В холле ожидал седой мужчина, о котором говорил Портер. - Мистер Джон Смит,- сказал Портер. Воронцов смотрел Смиту в глаза. - Вчера, господин Воронцов,- сказал Смит,- я еще не был уверен, что вам следует это знать. Думал, что никому не следует. Но я был честен с вами и ответил на ваши вопросы, не так ли? - Так,- согласился Воронцов. - Вы знакомы? - удивленно прошептал Крымов. Воронцов кивнул. Они прошли в гостиную. Сели. Кто-то, невидимый в полумраке холла, подошел к двери, и Воронцов услышал щелчок замка. - Они забрали Дженни! - неожиданно взорвался Портер.- Вы слышите, Смит? - Дженни... Кто это? - Журналистка,- пояснил Воронцов.- Она была со мной, профессор, когда я поехал к Льюину. - Это была ваша ошибка. Вы не были готовы к разговору. - В этом ведь и ваша вина, профессор Сточерз,- хмуро сказал Воронцов. Пока Портер сумбурно рассказывал о том, что произошло перед домом Льюина, Сточерз набирал что-то на клавиатуре компьютера. - Теперь Дженни у них,- резюмировал Портер,- и, вероятно, Жаклин Коули тоже. Черт бы вас побрал, Смит, или кто вы там на самом деле. Вы сказали, что Льюин будет дома не позднее трех. Если бы он вернулся, все обошлось бы. - Тогда взяли бы и его, и вас,- холодно отпарировал Сточерз.- С Льюином не все ладно, господин Портер. Но об этом потом. - Вас хотят выслать, господин Воронцов,- продолжал Сточерз,- времени у нас мало. Если люди из АНД найдут вас прежде, чем вы доберетесь до вашего консульства, вам грозит то же, что и Коули, и другой женщине. Мы приняли решение - информация должна быть передана гласности одновременно здесь и у вас, в России. Лучше всего будет, если господин Крымов отправится и привезет консула на развилку, где вы свернули. Когда мы кончим говорить, господина Воронцова доставят к вам. - Можно позвонить,- сказал Крымов.- Это будет быстрее. - Нет, это будет слишком быстро. Нам нужно время для разговора с господином Воронцовым. - Поезжайте, Николай Павлович,- попросил Воронцов по-русски.- Не убьют меня здесь, честное слово. А дело, видно, важное. Крымов молча встал и направился к двери. Сточерз поднял телефонную трубку и сказал несколько слов. Они остались втроем. Портер нервничал. Он уже знал, что будет говорить Сточерз и жаждал действий. Он боялся, что Воронцов станет больше возражать, чем слушать. - Как и господин Портер,- начал Сточерз,- вы, господин Воронцов, должны дать мне слово, что без моего разрешения ничегео не опубликуете. Более того, никому не расскажете. - Я не просил заманивать меня сюда,- сухо сказал Воронцов. - Бросьте амбиции,- Сточерз говорил, взвешивая слова.- Я должен вам рассказать, потому что так сложилась ситуация. Обещаю, что в свое время вы и господин Портер будете первыми, кто это опубликует. - Алекс,- быстро заговорил Портер,- дайте слово, вы не пожалеете, это даже не скуп, это... Прошу вас, речь идет и Дженни тоже. Вы просто не понимаете пока, как тут все связалось... - Ну, хорошо,- сказал Воронцов, проклиная себя за мягкотелость. Крымов в подобной ситуации твердо стоял бы на своем.- Даю слово. - Спасибо,- серьезно поблагодарил Сточерз.- Вы избавили меня от неприятной необходимости. - Какой, профессор? - Если бы вы отказались, разговор стал бы невозможен, и мне пришлось бы сообщить в службу безопасности о том, что вы здесь. Они явились бы раньше вашего консула. - Я дал слово,- раздраженно сказал Воронцов.- Говорите или звоните. Часть 3. Комитет Семи Шел двухтысячный год - последний год двадцатого века. ООН объявила декабрь Месяцем Будущего. Рождественские каникулы приобрели особый смысл - это был не просто праздник, но как бы проверка себя перед вступлением в новый век. Двадцать первое столетие генетики Сточерз и Скроч решили встретить семейно - заказали столик в ресторане на сотом этаже Дома наций. Сточерз недавно женился вторично. Мэг была моложе его на четырнадцать лет. Скроч, относившийся к браку пуритански, не одобрял поступка друга, но мнения своего не высказывал. Сам Скроч женился, едва закончив колледж, еще в семидесятых. Двое его взрослых сыновей разъехались, оставив родителей вдвоем. Писали редко, почти не звонили, постоянно переезжали с места на место. Сточерз и Скроч работали вместе более десяти лет. Впрочем, их научные интересы не всегда совпадали. Сточерза интересовала генная инженерия, Скроча - анализ структуры генома. К Филипсу первым вызвали Скроча, и он не сказал другу ни слова до тех пор, пока не вызвали и того. Обменявшись, с разрешения Филипса, информацией, они решили пообедать вдвоем в том же ресторане, где наметили провести новогоднюю ночь, до которой оставалось всего две недели. - Я не уверен, что нам стоит браться за это дело, Джеймс,- Сточерз чувствовал растерянность.- Это не для нас. - Боишься опростоволоситься, Джо? - Нет, я знаю, что профессионально гожусь для такой работы. К тому же, как я понял, выбрали нас после тщательной проверки. Нет, не в этом дело. - В чем же? - В самой постановке проблемы. Филипс, у которого они оба побывали, руководил в министерстве обороны отделом перспективных разработок. Обоим было сделано лестное для самолюбия предложение войти в группу ученых, которая займется сверхдолгосрочным прогнозированием систем вооружения. Никаких военных, никакого нажима, только ученые, проблема чисто научная. Прогноз на весь двадцать первый век и дальше, если перспектива окажется обозримой. Разумеется, группе будут приданы профессионалы-футурологи, которые обеспечат методическую надежность прогноза. Не ядерное или космическое оружие - это уже вчерашний день. Новый век наверняка принесет новые открытия, которые лишь через десятилетия будут осознаны как потенциальные военные разработки. Так вот, нужно попытаться предвидеть эти открытия в какой бы то ни было области знания, нужно извлечь из них (да, из открытий, которые, вероятно, еще не сделаны!) то зерно, из которого в конце концов прорастет новая взрывчатка или броня. Фигурально, конечно, выражаясь. В программе заинтересовано правительство. Инициативная группа, куда они войдут, будет состоять из очень небольшого числа людей. Это будет мозговой центр, вершина пирамиды, на которую поднимется уже обработанная информация. Здесь, на вершине, будет проведен окончательный анализ, сделаны выводы и даны рекомендации. - Новый век,- сказал Сточерз.- Тебе не кажется, что предложение Филипса очень символично? - При чем здесь символика? Это наука! - Скроч был возбужден. Он и пил сегодня больше обычного. Чувствовалось, что он уже принял предложение. Ему было интересно узнать результат, а иного способа, кроме личного учатия в деле, просто не существовало. Сточерз тоже был склонен принять предложение. Он знал, что правительственные программы выполняются в любом случае, если уж они начаты. Значит, откажись он, найдут других исполнителей, может быть, не столь щепетильных и честных. Они согласились. Вступление планеты Земля в новый век было отпраздновано с небывалой пышностью. Карнавалы и шествия в Вашингтоне продолжались двадцать четыре часа. Люди надеялись, что мир будет прочным и долгим. Сточерз и Скроч, стоя на сотом этаже Дома наций, подняли бокалы с шампанским и подумали, что именно от них может зависеть, каким будет мир в том веке, куда они только что вошли. x x x Бывало, что Сточерз задумывался над тем, насколько высока пирамида, на вершине которой он находился. Он знал, что информация поступает к ним из двух десятков групп, каждая из которых работает независимо и ничего не знает о существовании других. Но и эти группы обрабатывали уже не сырую информацию. Еще ниже находились многочисленные эксперты-прогнозисты, исследовавшие огромные массивы данных по различным наукам. Кроме него и Скроча в инициативную группу вошли физик Льюин, футуролог Рейндеерс, химик Мирьяс, психолог Пановски и писатель-фантаст Прескотт. С легкой руки Льюина за группой даже в официальных документах закрепилось название - Комитет Семи. Между членами Комитета Семи быстро установились дружеские отношения. Много времени они проводили вместе, на территории университета штата Нью-Йорк были выделены помещения для фирмы "Лоусон". Финансировала работу сенатская подкомиссия по прогнозированию, официально работу вел университет. Работа заключалась в анализе состояния и развития фундаментальных наук. Никакой видимой секретности. Более того: изредка кто-нибудь из членов Комитета выступал перед студентами и преподавателями с рассказом о том, какой видится будущая генетика, или физика, или химия... Генератором идей стал писатель-фантаст Генри Прескотт - человек лет тридцати пяти, публиковавшийся не часто и не в самых престижных издательствах. Он выпустил три небольшие книжки, Сточерз прочитал их. После первого же рассказа он понял, почему Прескотт никогда не получит премии "Хьюго", и чем руководствовались Филипс и его коллеги, предлагая Прескотта в Комитет Семи. Это была так называемая "жесткая" научная фантастика с четко продуманными проблемами и мыслями сугубо научного свойства. Именно Прескотт предложил идею, которая дала толчок работе Комитета после почти полугодового застоя. Идею Прескотт изложил сначала Льюину, а потом - ровно сутки спустя - собрал всех членов Комитета и продемонстрировал образец научно-фантастического анализа, помноженный на проведенный за это время компьютерный анализ ситуации. Имея доступ к секретным документам ПРО, Льюин сумел продвинуться дальше Прескотта, полагавшегося лишь на опубликованные в газетах сведения и на интуицию фантаста. - Господа,- сказал Льюин,- сегодня на военно-космической базе Корби произошел сбой в системах обнаружения. Компьютер принял серию высотных грозовых разрядов за атаку русских ракет. Тревога продолжалась девятнадцать секунд, пока не распознали ошибку. - Таким сбоев наверняка происходит немало,- сказал Скроч.- Они всегда распознаются. Прескотт оторвал взгляд от бумаги, на которой рисовал какого-то инопланетного зверя. - Вы поработали с компьютером, Уолт? - оведомился он. - Поработал, Генри. Прескотт кивнул и пририсовал зверю длинный хвост, похожий на человеческую руку. - Вам известно, господа, сколько такого рода сбоев произошло за время существования баз с ракетно-ядерным оружием? - продолжал Льюин. - Думаю, от десяти до сотни в год,- сказал Скроч. - Точность хороша для астронома, но не для генетика,- усмехнулся Льюин.- Вместе с сегодняшней тревогой по всем нашим базам и объектам получается двести семьдесят две тысячи триста пятнадцать случаев. На деле, вероятно, еще больше. - Ну, ну,- пробормотал Прескотт, не отрываясь от рисунка. - Пожалуйста,- вмешался Пановски, самый старый среди них, ему на днях исполнилось семьдесят,- объясните, к чему вы клоните. - Видите ли, базы представляют собой единую систему, события на них не независимы. Значит, если в компьютере на Гаваях произошел сбой, то вероятность такого же сбоя в компьютере на базе Ронсон уменьшается. Но если сбой все-таки происходит и здесь, то существенно уменьшается вероятность того, что его удастся устранить быстрее, чем произойдет пуск ракеты. А если случается цепочка таких сбоев, то вероятность выбраться живыми, вероятность предотвращения атаки сводится, можно сказать, к нулю. - Мы не специалисты,- пробурчал Мирьяс,- но даже мне понятно, что единая система компьютеров Пентагона должна быть свободна от такого рода накладок. Проверки и перепроверки... - Конечно. Проверки и дублирование. И каждый раз вероятность того, что закончится благополучно, уменьшается. По законам теории вероятностей ядерная война должна была начаться в результате сбоя еще лет десять назад. Примерно после стотысячной тревоги. В том, что мы еще живы, виновата не система проверок, а нечто, спрятанное более глубоко. Ядерная война не может возникнуть в результате случайных сбоев. Закон: на каждую случайность приходится компенсирующая случайность. - А психология? - спросил Пановски.- Допустим, есть закон природы. Но он не включает человеческого фактора. Например, безумного оператора. Происходит сбой, и оператор, вместо того, чтобы разобраться, впадает в панику и лично выдает команду к началу боевых действий. Льюин покачал головой. - Вы прекрасно знаете, Людвиг, что это невозможно. Для начала войны нужна команда свыше. Ваш безумный оператор не знает нужных кодов. - Все это очень сомнительно,- вздохнул Пановски. - Почти триста тысяч сбоев, - сказал Мирьяс.- Большая статистика, не спорю. А я приведу только два примера. Ведь для того, чтобы опровергнуть теорию, достаточно и одного факта, верно? Первый пример - взрыв в штате Юта, когда в подземном бункере полетел вразнос двигатель ракеты МХ, и ядерное устройство взорвалось. Сколько там погибло наших парней? Около ста - взрыв произошел под землей. Но ваша компенсирующая случайность в данном случае не сработала. И второй пример - год назад над Сандвичевыми островами. Ракета взорвалась в полете. Бомба была катапультирована, но система блокировки разрушилась, и бомба взорвалась, упав в океан. Пятьдесят килотонн. И компенсирующая случайность опять не возникла. - Точно,- согласился Прескотт.- А вы заметили - бомбы эти взрывались на своей территории, а не на территории возможного противника? Вот вам другая сторона компенсирующего фактора. Природа не может допустить гибели человечества из-за нелепой случайности - в этом сущность закона, который мы с Уолтом сформулировали. На каждую случайность приходится антислучайность. - Бред,- сказал Мирьяс.- Природа слепа, глуха и неразумна. А у вас получается, будто существует нечто или некто, вроде демона Максвелла, следящий за каждой нашей ракетой! - Разве для этого нужен демон? - удивился Льюин.- Вы же не удивляетесь, как может природа уследить за тем, чтобы в электрической цепи сила тока всегда была равна частному от деления напряжения на сопротивление. Вы думаете, что человечество - закрытая система и может устанавливать для себя законы по собственному желанию? - Бог с ними, с вероятностями,- сказал Пановски.- А что будет, если наш президент, взвесив последствия, сам отдаст приказ начать ядерную атаку? Тогда-то уж ракеты долетят до цели? Или, по вашему закону компенсации, они либо не вылетят из шахт, либо взорвутся над нашей территорией? - Вы спрашиваете, насколько универсален закон компенсации. Не знаю. Но ведь мы только начали анализировать. - Универсальность закона природы,- усмехнулся Прескотт,- обычно проверяют экспериментом. x x x Летом 2001 года начали поступать первые сотни анкетных листов, первые обзоры. Сточерз много думал о законе компенсации, много говорил с Льюиным о нем. Справедливость закона подтверждалась с каждым новым сбоем на ракетных базах - каждый день и каждый час. Политики и военные всегда боялись случайностей, которые могут привести к войне, если государство к ней не готово. Страх перед нелепой случайностью заставляет действовать - совершенствовать контроль, идти на взаимное сокращение особо опасных систем, ограничивать вывод оружия в космос. Но если есть закон природы, запрещающий случаю проявить себя? Следствием станет полная безответственность политиков. Что бы мы ни сотворили, природа компенсирует нашу глупость. И тогда благодушное человечество тем быстрее провалится в тартарары, чем прочнее уверует в свою безопасность. Большую часть лета они обсуждали возможности генетического оружия. Запирающий ген, по общему мнению членов Комитета, вряд ли мог быть серьезно использован в системах оружия далекого будущего. Сточерз считал, что существование запирающего гена лишь доказывает, что человек не в состоянии прожить без драки любого масштаба. Отсюда - неизбежность войн в истории человечества, неизбежное вымирание народов, которые, скажем, по религиозным или социальным причинам отвергали войну как средство достижения цели. С точки зрения Сточерза любые социальные законы должны быть вторичны и обязаны отступать перед законами физики или генетики... В Комитете они вообще предпочитали не затрагивать социальных следствий своих исследований. Может, это и выглядело странным, но, продискутировав несколько дней в самом начале работы, они по молчаливому соглашению перестали разговаривать о законах развития общества, ограничиваясь наукой и техникой. Взгляды у них были различными. Льюин считал, что оружие следует придумывать лишь для того, чтобы знать, над чем именно не нужно работать. Пановски был гораздо более консервативен - он полагал, что все социальные формации себя изжили, в том числе капитализм, эксплуатирующий самые низменные инстинкты, и коммунизм, который вовсе противоречит человеческой натуре. В представлении Прескотта будущее общество, единое на всей планете, окажется коктейлем из капитализма и социализма - того положительного, что будет вычерпано из обеих формаций ковшом истории. Он даже написал роман о таком обществе на некоей планете Кардмилле. Роман успеха не имел, потому что был насквозь конструктивен, логика и анализ задавили авантюрную часть. Как бы то ни было, Прескотт был оптимистом и считал, что человечество непременно расселится по Вселенной. Не исключено, впрочем, что перед этим оно начисто уничтожит свой дом - планету Земля. Мирьяс в свои пятьдесят пять лет, казалось, вообще не задумывался над тем, каким окажется будущее. С детства его интересовали только химические опыты, и он был уверен в одном: любое оружие - варварство. Футуролог Рейндерс, знакомый практически со всеми прогнозными разработками, считал, что пропасть между социальными институтами на планете будет все более углубляться, поскольку каждая система совершенствуется внутри себя до полного исчерпания возможностей, причем скорость процесса все более возрастает (пример - развал Советского Союза). Всегда будут существовать на планете две противоположные системы, и такое положение дел не позволит человечеству загнить, заставит его и в дальнейшем поддерживать высокий темп развития. Поскольку вооружение является необходимым элементом противостояния, то оружие будет развиваться, а потому работа Комитета чрезвычайно важна. Они усвоили взгляды друг друга и больше не пытались спорить. x x x В середине октября погиб Скроч. Неделей раньше он вылетел в Пасадену для знакомства с местными генетиками. Отправился с женой - в Калифорнии стояла мягкая осень, бархатный сезон. Девятнадцатого октября он куда-то выехал, и больше Скроча никто не видел. Следующая ночь была ужасной - в Неваде потеряла управление крылатая ракета, и ядерная бомба в десять килотонн взорвалась над военной базой Шеррард. Погибли полторы тысячи человек, вся местность от озера Уолкер до Скалистых гор оказалась зараженной. Все только об этом и говорили. Президент США Купер объявил национальный траур, а Льюин мрачно сказал: - Вот вам пример сбоя в системе. Номер двести семьдесят три тысячи шестьсот восемьдесят. Пострадали американцы, а не наш потенциальный противник, кто бы он ни был. Закон компенсации в чистом виде. Об исчезновении Скроча никто в Комитете пока не знал, его ожидали в Нью-Йорке через три дня. Но прилетела заплаканная Мэрилин в сопровождении Филипса. Скроч пошел ночью купаться и утонул в бухте. Нашли даже кое-что из его одежды. Тело обнаружить не удалось. Неделю спустя в "Нью-Йорк таймс" появился анонс на первой полосе: журналист Крафт обещал начать серию репортажей о том, что в действительности произошло в Неваде. Никто в Комитете не связал это со Скрочем, тем более, что обещанный репортаж так и не появился. Журналист и его семья погибли в собственной квартире. Сточерз с женой старались не оставлять Мэрилин одну, но продолжалось это недолго - приехал один из сыновей Скроча и забрал мать к себе. Когда, проводив Мэрилин, Сточерз появился на заседании Комитета, Льюин встретил его словами: - Вы ничего не знаете, Джо! Это ужасно, ужасно! Скроч, оказывается, был в Шеррарде, когда произошла эта трагедия! Филипс знал обо всем с самого начала. Скроча пригласили в Шеррард в качестве эксперта по какой-то генетической проблеме, о которой Филипс сказал лишь, что она связана с работами в области генетического оружия, которые велись на этой базе в течение трех лет. Ничего не получилось, и тему закрыли. На базу Скроча доставили на армейском вертолете, и в ту же ночь над Шеррардом взорвалась бомба. Трагическая случайность, от которой никто не может быть застрахован. - Жаль Джеймса,- сказал Филипс.- Кстати, его не имели права привлекать к этой работе. Вот, что получается, когда секретность переходит определенный предел. Правая рука не знает, что делает левая... x x x Сточерзу очень не хватало Скроча. Не только как коллегу, но как друга. Он дал себе слово завершить работу по запирающему гену, но для этого нужны были время, оборудование, люди. Второе и третье у Сточерза было, нехватало времени. Исследования Скроча продолжались в других лабораториях. Удалось доказать, что, если извлечь запирающий ген из цепочки ДНК, молекула перестает существовать как потенциальный источник жизни. Некоторое время она остается такой же сложной, но потом - через пятнадцать-семнадцать часов - распадается на части, будто запирающий ген обладал странной химической особенностью, действовавшей на все связи в молекуле. В лаборатории Шевалье близ Парижа пытались хотя бы переместить ген на другое место в двойной спирали. Из этого тоже ничего не получилось. Два направления в науке, как показали системные исследования, в будущем могли стать важнейшими. Сами члены Комитета тоже в конце концов пришли к этому заключению. Первое - доказательство того, что запирающий ген кодирует именно агрессивность. Результат, неожиданный для генетиков, хотя мысль о том, что без агрессивности нет и эволюции, была далеко не новой. И не старой даже, а скорее древней. Эта заезженная в веках философская концепция не нравилась никому в Комитете. Но критерий "нравится-не нравится" в данном случае к делу не относился. Факт был подтвержден во многих лабораториях. И второе перспективное направление - исследование возможности менять по своему усмотрению мировые постоянные: тяготения, Планка, тонкой структуры, даже скорость света. На первый взгляд это казалось химерой. Не для Льюина, конечно, который лет десять занимался теоретическими исследованиями по этой проблеме. Но убедить членов Комитета, что именно работа над этой сугубо умозрительной проблемой даст ключ к созданию будущего оружия, оказалось непросто. Весной 2002 года анкетирование вступило в решающую фазу, а систематизация научных идей, блестяще проведенная экспертными группами, не подозревавшими об истинных целях своего анализа, практически завершилась. Только тогда члены Комитета решили, что оружием ХХII или ХХIII века станет, скорее всего, изменение мировых постоянных. Перспектива очень далекая, но замечательная по своим возможностям. Льюин ликовал - его идея. Научная интуиция не подвела - это прекрасно. Прескотт, исчезнув на неделю, принес жуткий фантастический опус, в котором описал войну, где страны менают мировые постоянные на территории друг друга. И в космосе, конечно. В десятки раз увеличивают постоянную тяготения, и сила тяжести совершает то, что не под силу никаким ядерным бомбам. Все - в порошок. И никакого радиоактивного заражения. Уменьшение в десятки раз постоянной Планка. Изменяются размеры атомов, частоты излучения, мир становится попросту другим. Достаточно и миллионной доли секунды, чтобы в зоне поражения не осталось не только ничего живого, но вообще чего бы то ни было, более или менее сложного по структуре. Сточерз был так подавлен нарисованной картиной, что предложил передать опус Прескотта Филипсу с минимальными комментариями. Все и так было ясно. После обсуждения решили этого не делать. Воспротивился Прескотт, заявив, что хочет написать и опубликовать роман-эпопею. Нечто вроде "Основания" Азимова или харбертовской "Дюны". - Ничего не выйдет,- сказал Льюин, перелистывая рукопись.- После того, как Филипс получит наш доклад, все это станет секретной тематикой. Вас манят лавры Картмилла с его "Новым оружием"? Разница в том, что это,- он поднял рукопись над головой,- просто не издадут. Скучно написано, Генри, извините. Символическим жестом Льюин положил рукопись на решетку электрокамина. - Рукописи не горят,- кисло усмехнулся Прескотт,- так написано в одном русском романе... x x x Льюин не считал себя храбрецом. Ни в науке, ни в жизни. Он даже с обществом "Ученые за мир" сотрудничал потому (и сам в это искренне верил!), что был трусом. Он боялся мучительной смерти от лучевой болезни, от холода ядерной зимы, от пули в живот - от всего того, что даст война. В свое время он стал теоретиком, потому что панически боялся любой действующей установки. Ему казалось, что аппаратура вот-вот взорвется, даже если это был настольный осциллограф. Никто, впрочем, не подозревал об этом свойстве его характера. Льюин заставлял себя забывать о страхе. О страхе перед авторитетами, например. Когда была создана единая теория частиц и полей, Льюин заставил себя работать над еще более фантастической задачей: изменением мировых постоянных. Эксперименты здесь были очень хилыми, надежность - просто катастрофической. Но теоретически Льюину удалось, комбинируя кварки разных цветов и запахов, построить модель эксперимента, при котором менялось бы значение постоянной тяготения. Женился Льюин, как он считал, тоже из трусости. Клара была дизайнером, познакомились они на какой-то вечеринке. Льюина потянуло к ней - высокой и крепкой, привлекательной скорее в сексуальном плане, чем в эстетическом. Они начали встречаться, а потом оказалось, что Клара беременна. Льюин женился, чтобы избежать скандала - Клара и слышать не хотела об аборте. Родился Рой. А потом... Этот ужас. Случай, конечно, но не докажешь. И ведь он действительно убил человека. Господи! Как он испугался тогда! Думал, что это грабитель. Почти полночь, темный переулок. И голос. До него не сразу дошло. Вместо того, чтобы поднять руки и не шевелиться - так советовала полиция,- он схватил что-то тяжелое, оказавшееся под рукой, и запустил в темноту. Голос захлебнулся, а Льюин помчался прочь. Утром он шел той же дорогой - хотел и боялся узнать, что произошло. В переулке никого не было, но, судя по всему, полиция уже поработала. На стене дома Льюин разглядел темные следы - кровь?! - а там, откуда он слышал голос, на асфальте был мелом нарисован силуэт. Оказывается, он швырнул в темноту стальным прутом. Точно такие - исковерканные, оставшиеся, видимо, после какого-то строительства,- валялись у стены... Льюин заставил себя забыть, надеялся, что все обошлось. Но ему напомнили. Оказывается, полиция еще тогда - три года назад! - определила, кто убил ударом по голове коммивояжера из Хьюстона, который и хотел только спросить дорогу. Он прожил до утра и успел произнести несколько слов. Когда над физиком нависла угроза ареста, а он и не подозревал об этом, дело неожиданно закрыли. Просьба поступила из ФБР, которое и затребовало материал. Льюин жил спокойно до тех пор, пока не понадобилось его участие в работе Комитета Семи. И тогда сыграли на его страхе - страхе разоблачения. Он должен был работать над оружием будущего и молчать об этом. Два события в его жизни произошли почти одновременно: начало работы Комитета и встреча с Жаклин Коули. Льюин не думал о возможном разрыве с Кларой и новом браке, а Жаклин никогда не заговаривала об этом. Она любила и была готова на все. Чем быстрее продвигались исследования, чем яснее становились контуры оружия XXII века, тем больше менялись представления Льюина о смысле жизни. Прежде он считал: человек живет, чтобы работать. Творить или познавать новое. Чтобы оправдать долгую жизнь, можно создать миллион мелочей, но достаточно одной теории относительности. Теперь, просчитывая варианты будущего, Льюин больше не думал, что смысл жизни заключен в актах творечия. Смысл - в другом. Он не ужаснулся. Как многие люди, нашедшие в себе силы, чтобы подавить собственную трусость, Льюин решил, что только сам, один сделает то, что необходимо. К одному и тому же решению приводили и системный анализ, и анализ структур, и морфология, и дельфийский метод, и все другие методы прогнозирования. Исчезла многовариантность, свойственная стохастическим прогнозам. Льюин все продумал и лишь тогда решил пригласить Сточерза и Прескотта на уик-энд. С ними у него установились наиболее дружеские отношения, они хорошо понимали друг друга. Субботним утром на машине Льюина отправились к озеру Грин-Понд. Был декабрь 2002 года, работа вошла в завершающую стадию. На следующей неделе Комитет предполагал начать составление окончательного текста доклада. Отдохнуть не мешало, и они весь день катались на лыжах по заснеженным холмам, радуясь свободе - от дел, от жен, от мыслей. Вечером они стояли на берегу озера. Вода казалась тяжелой и неподвижной, как ртуть, только что взошла полная луны - рыжая и пятнистая. - Вы, Генри, и вы, Джо,- медленно сказал Льюин,- как вы думаете, для чего мы все живем? - Вас интересует философское определение,- иронически осведомился Прескотт,- или наши частные мнения? - Смысл существования человечества,- сказал Льюин.- В понедельник мы начнем обсуждать доклад, и тогда вам придется ответить на этот вопрос. Потому я задаю его вам здесь и сейчас. - Судя по вашему тону,- буркнул Прескотт,- вы считаете, Уолт, что сверхоружие, о котором мы будем писать, и есть то, для чего жил род людской. - Да,- сказал Льюин,- примерно так. Разговор проходил пока мимо сознания Сточерза. Он смотрел на звезды и наслаждался редкими минутами спокойствия. - Отвлекитесь от ваших мыслей, Джо,- продолжал Льюин,- и вы, Генри, оставьте иронию... Мы согласились, что наша агрессивность предопределена генетически, верно? - Это общепризнано,- сказал Сточерз, заставляя себя быть внимательным. - Закон компенсации у вас тоже сомнений не вызывает? - Нет,- коротко ответил Прескотт. - А вот еще деталь к картинке. Как-то я познакомился с Патриксоном. Это космолог, он теперь участвует в работе одной из наших секций обработки. У него есть модель Вселенной, в которой средняя плотность материи в точности равна критической. - Плоский мир? Неинтересно,- сказал Прескотт. Он был дилетантом в любой науке, знал понемногу обо всем, его трудно было удивить моделями Вселенной. - Нет, не плоский,- возразил Льюин.- Топология такого мира очень сложна. Может быть, даже бесконечно сложна. Но главное не в этом. Это мир, в котором нет развития форм материи, это мир, бесконечно однообразный во времени. Сжатие или постоянное расширение Вселенной - это изменение, развитие. В мире критической плотности развития нет в принципе. А по современным данным, я имею в виду наблюдения с борта "Реликта-3" и "Радио-мега", плотность нашей с вами Вселенной в больших масштабах именно критическая. - Сюжет для фантастического романа,- хмыкнул Прескотт.- Я вижу, куда вы клоните, Уолт. Мир критической плотности не может ни расширяться, ни сжиматься. Сейчас галактики все еще разбегаются, но рано или поздно бег их остановится, и мир застынет. Будто капля воды под носиком крана, которая не может ни упасть, ни втянуться обратно в трубу. А как сделать, чтобы мир стал иным? Нужно изменить плотность материи. Добавить из ничего. Или превратить в ничто. Мы ведь материалисты, да? Мы не умеем создавать материю из духа и превращать ее в дух? - Не можем,- легко согласился Льюин. Тревожное ожидание оставило его. Прескотт молодец, уловил суть сразу, хотя ему, конечно, и в голову не приходит, что за этой видимой сутью скрыта другая, гораздо более страшная. Как объяснить им? - Это будущее оружие... Изменение мировых постоянных... Игра с законами природы... Все это тесно связано с ответом на вопрос: для чего мы живем? Мы - человечество. Я просчитывал сценарии эволюции от самого момента появления жизни на Земле... - Когда вы этим занимались, Уолт? - удивился Сточерз.- Вы ведь почти все время на виду... - Конечно, я делал расчеты не сам! - Вы организовали фирму в фирме? - Нет,- усмехнулся Льюин.- Я могу давать задания на расчеты любой лаборатории в нашем университете, а также в МТИ и Годдардовском центре. Впрочем, не минуя опеки нашего друга Филипса. Но это частности, Джо. Главное - вывод. - Вот-вот, Уолт, давайте вывод,- терпению Прескотта подходил конец. - Вывод... Человечество в целом является ничем иным, как бомбой замедленного действия. Бомбой, которая в нужный момент взорвется и сделает то, для чего предназначено. - Кем? - быстро спросил Прескотт.- Богом? Высшим разумом? - Вы, Генри, ухватили суть противоречия,- ровным голосом продолжал Льюин.- Я тоже который день об этом думаю. На вывод это, к сожалению, не влияет. Генри, ваш вопрос... Вы что, догадались? - Я тоже проигрывал сценарии. Без компьютерных моделей, только по системе аналогий, я так всегда делаю, когда возникает идея... - И что получилось у вас? - Нет,- запротестовал Прескотт,- сначала вы, Уолт, ваш анализ корректнее. Потом сравним. - Хорошо... Думаю, никто нас не создавал, Генри, не существовало никакого разума-конструктора. Все проще и сложнее. Мы - я имею в виду физиков, астрономов, да и философов тоже - недооцениваем сложности мира. И его единства - во всем, от кварков до Метагалактики. У природы нет разума, но и бессмысленности в ней тоже нет. Она многократно ошибается, изменяясь, но с каждой ошибкой четче становится то единственное, для чего эти ошибки и совершаются. И то, что жизнь на Земле развивалась именно так, а не иначе, является следствием развития и самой Вселенной во многих ее прежних циклах... - О чем вы говорите, Уолт? Каждый раз, сжимаясь в кокон, Вселенная погибала! Для того, чтобы природа могла пробовать разные варианты развития, нужна преемственность. Нельзя, чтобы каждый новый цикл начинался с нуля. - Природа не начинала с нуля, Генри. Не забудьте - плотность материи во Вселенной сейчас критическая. Она не была такой в прежних циклах - она была больше. Много циклов назад плотность материи была значительно больше критической. И Вселенная, разбухнув после очередного Большого взрыва, начинала довольно быстро сжиматься вновь - в кокон будущего мира. К началу нового цикла. - Вот-вот,- подхватил Прескотт,- и все цивилизации, какие успевали возникнуть, неизбежно погибали. Так? О них не оставалось никакой памяти. - Погибали не все, Генри. Мир неоднороден, и каждый раз часть мироздания успевала сжаться в кокон, а часть - нет. И после каждого цикла Вселенная теряла таким образом огромную массу, продолжавшую расширяться в то время, когда остальная материя уже сжималась. Эта масса и попадала в новый цикл Вселенной, и во все последующие. Наверняка где-то на окраине видимой нами Вселенной есть миры - галактики или их скопления,- пережившие не один десяток циклов. А может, и сотен... - Нужно посоветоваться с космологами,- пробормотал Прескотт. - Разумеется, я это сделал,- пожал плечами Льюин.- Так вот, совершенно ясно, что тот цикл, когда плотность мира сравняется с критической, станет для Вселенной последним. Мир застынет, развитие галактик, развитие Вселенной в целом прекратится. Этот сценарий, Генри, для космологов не новость... Что может спасти такую Вселенную, заставить ее вновь сжиматься, вновь развиваться, вновь испытывать на прочность различные формы материи? Только изменение мировых постоянных. Если постоянная тяготения во Вселенной увеличится, это даст тот же эффект, что и увеличение средней плотности материи. Мир получит возможность опять сжаться, начать новый цикл развития... А теперь, Генри и Джо, поставьте себя на место высокоразвитой цивилизации, которая возникла во Вселенной во время ее последнего цикла. А то, что наша Вселенная такова, и наш цикл последний, - сомнений нет. Итак, вы знаете, что мир вот-вот застынет. Вы достигли такого уровня в своем развитии, что можете уже управлять некоторыми законами природы. Сделаете ли вы это? - Нет,- медленно сказал Прескотт.- Я объявлю полный мораторий на исследования сущности законов природы. Буду следить, чтобы и другие цивилизации, о которых мне известно, этим не занимались. Иначе - гибель. Играя с законами природы, мы изменим постоянную тяготения, Вселенная начнет сжиматься, и моя цивилизация не переживет этого катаклизма. То, что является застоем и гибелью для Вселенной в целом - спасение и вечная жизнь для цивилизаций, которые в такой Вселенной живут. Так? Ведь в застывшей Вселенной разум получит, наконец, впервые за бесконечные циклы возможность существовать и познавать вечно. Всегда. Я бы не стал ничего менять. Застывшая Вселенная, Уолт, меня вполне устраивает. - А устраивает ли это ее, Генри? - Кого, Уолт? - Да Вселенную! Природу, черт возьми! - Бог изощрен, но не злонамерен,- пробормотал Сточерз, который слушал рассуждения Льюина и Прескотта с ощущением, что увязает в трясине. - Бросьте, Джо,- резко сказал Прескотт.- При чем здесь Бог? Я, знаете ли, изредка хожу в церковь, так уж приучен с детства, это привычка, случается, дает облегчение... но не мешает мне быть материалистом. В сценарии Уолта, да и в моем тоже, ничего не зависит от потусторонних сил. Природа слепа, глуха, тупа, как пробка, и так далее. Но в ее распоряжении были миллиарды миллиардов лет, и столько же циклов развития, в ходе которых она пробовала и ошибалась. Пробовала сама изменять собственные законы, чтобы спастись от смерти, от застывания... Это невозможно, Джо, и вы это понимаете. Чтобы изменить закон мироздания, нужен разум. Но именно разум и не станет этого делать, потому что захочет жить вечно. Противоречие, Джо? Нужен не просто разум, но разум без тормозов. Разум, который стремится погубить себя. Разум-камикадзе. В ходе множества циклов, пробуя и ошибаясь, природа создавала один разум за другим. Пробовала генетические коды разных типов. И создала нас. С нашим запирающим геном агрессивности. С нашим законом компенсации - чтобы мы не уничтожили себя раньше времени. Вы правы, Уолт, человечество - это природная бомба замедленного действия. Когда мы научимся менять мировые постоянные, когда будет сконструировано то оружие будущего, о котором мы через неделю напишем в нашем докладе, только тогда перестанет действовать закон компенсации, и мы сделаем то, чего не в состоянии сделать сейчас, потому что сама эта тупая, слепая, глухая и чертовски дальновидная природа следит за нами... Сможем начать войну, которая нас уничтожит. И изменит Вселенную. Заставит ее вновь сжиматься, расширяться и обновляться. Но нас при этом не будет - что мы для Вселенной, а? Запал? Детонатор? - Бомба замедленного действия,- сказал Льюин. Прескотт поднял с земли камешек и швырнул в воду. - И помешать этому мы не сможем, даже если захотим,- продолжал он.- Если уж природа добивается своего, то делает это с многократным запасом прочности. Бомба, узнав свое предназначение, не пожелала взрываться? Черта с два. Ген агрессивности не тикает, как часовой механизм, но он впечатан намертво, попробуйте его вынуть - жизнь прекратится. А жить хочется. Хотя бы до тех пор, пока... - Можно попробовать,- пробормотал Льюин. - Как? Развалился Советский Союз, и все мы думали, что теперь с ядерными войнами покончено. Договора, уничтожение ракет, разоружение в Европе... Ну и что? Россия продает ядерные технологии Пакистану, Ирану и Китаю. И МАГАТЭ ничего не может доказать. Становится куда опаснее! Мир катится в тартарары, как и прежде. - Вы упрощаете, Генри,- с сомнением сказал Сточерз.- Вы строите модель и потому наверняка упрощаете... Уолт, я думаю, что мы потребуем совершенно надежных доказательств. Я имею в виду Комитет. Своей идеей вы привели в восторг Генри. А мне это не нравится. Это философия, это недоказуемо, но даже если вы полностью правы, речь идет об очень далеком будущем! - Которое, черт возьми, готовим мы с вами сегодня, Джо! - вскричал Льюин.- В понедельник мы начинаем готовить доклад, вы не забыли? И разве мы не напишем, что наиболее вероятным оружием будущего станет изменение мировых постоянных? А те, кто будет принимать решения, опираясь на наш доклад, - чем они умнее нас с вами? Неужели вы не понимаете, Джо, что решение о будущем человечества придется принимать нам? Подскажите, и я приму любой другой вывод. Но другого нет! Нужны доказательства? Комитет их получит. Решать должны мы, и о нашем решении не должен знать никто. Понимаете? - Я понимаю,- сказал Прескотт. - А я нет,- буркнул Сточерз. - Представьте, Джо,- сказал Прескотт,- что наши политики обо всем знают. Например, о том, что мир не сможет погибнуть, на какие бы авантюры они ни пускались. Руки окажутся развязанными. Силовые методы в политике - главным козырем. Атомные бомбы - простым методом решения проблем. - Филипс знает, что мы готовы писать доклад,- сказал Льюин.- Если мы отложим, станет ясно, что у нас появилась информация, которую мы скрываем. Значит, доклад все равно нужно писать. Писать то, о чем и так собирались. Сверхдальний прогноз развития вооружений - изменение законов природы. Об остальном - молчать. И думать. И решать. - Это ваше общее мнение? - спросил Сточерз. - Думаю, да,- Льюин посмотрел на Прескотта. Тот кивнул.- Вы согласны, Джо? - Пожалуй... x x x С Мирьясом и Пановски поговорил Прескотт, а Льюин отправился к Рейндерсу. Сточерз предложил пойти вместе, но Льюин отказался. Рейндерс действительно отверг идею сразу. Будучи футурологом, он знал, что экспертные оценки и модели страдают обычно преувеличениями или преуменьшениями. Льюину пришлось терпеливо объяснять, что сравнительный анализ, сглаживание и все прочие прогностические процедуры были проведены вполне аккуратно. После бессонной ночи и прогулки по университетскому городку Рейндерс заявил, что модель Льюина, если даже и верна, должна быть включена в доклад. Там же описать и все возможные последствия. Последствия для людей, конечно, а не для Вселенной. Льюин нервничал - утром предстояло официальное заседание Комитета, фонограмма которого дойдет до Филипса, и нужно, чтобы все шестеро пришли на заседание с единым мнением. - Послушайте, Уолт,- сказал наконец Рейндерс,- почему вы меня так обхаживаете? С остальными вы поговорили? Что Прескотт и Пановски? - Все согласны, что сценарий по меньшей мере правдоподобен,- сказал Льюин.- Поймите, Ларри, дело не в том, кто с кем согласен. Анализ, который провели мы с Генри - независимо друг от друга и разными способами,- смогут повторить и в будущем, если в нашем докладе не будут скрыты некоторые частности. Вы представляете, что произойдет, если мы с Генри правы, и если политики это поймут? - Войн станет гораздо больше,- усмехнулся Рейндерс,- а попытки начать ядерную будут происходить еженедельно. Уолт, я все понимаю. Предлагаю следующее: в доклад включить изменение мировых постоянных, о законе компенсации промолчать, поскольку прямого отношения к делу он не имеет. Дать несколько просчитанных ранее сценариев, о которых Филипс и без того знает. А затем спокойно продолжать анализ - приватно и без опеки Филипса. Если окажется, что вы неправы, проблема будет исчерпана. x x x Пересчет, анализ и проверка всего массива информации заняли много времени. Лишь месяцев через семь был получен результат. Доклад о долгосрочном прогнозировании систем вооружений был сдан в срок, оговоренный контрактом, и фирма "Лоусон" прекратила существование. В докладе все было четко. Наиболее перспективное оружие - аппарат, изменяющий постоянную тяготения или постоянную Планка. В обоих случаях - полное разрушение территории противника и гибель населения. О спасении чего бы то ни было и речи быть не может, от оружия этого рода нет убежищ. Для него что свинец, что воздух - все едино, потому что для законов природы преград не существует. В описательной части доклада видна была рука Прескотта. Фантаст выложился, будто действительно писал роман-предупреждение. Он и хотел создать роман, но его от этого удержали. Когда доклад был сдан, у всех возникло ощущение, будто закончился тяжелый и неприятный эпизод в их жизни. Увлекательный, удивительный и бесконечно важный, конечно. И все же неприятный. Во-первых, из-за открытия, которое они дали слово скрывать. И во-вторых, из-за того, что каждый из них все это время чувствовал себя на грани публичного разоблачения того постыдного, что было в его жизни. Сточерз прекрасно понимал необходимость сохранения секретности, но почему это нужно было делать таким способом? Иезуитство службы безопасности порой приводило к обратному эффекту - хотелось на каждом перекрестке кричать о Комитете и его работе. Они решили собраться вместе через месяц после официального прекращения работы Комитета. Собрались у Льюина - физик недавно приобрел дом на окраине университетского городка. Жену и сына он отправил в Италию, планировал догнать их в Вероне. Приехали все, кроме Мирьяса. Химик скоропостижно скончался от инсульта. Их осталось пятеро. Пятеро людей, знающих, для чего существует человечество. Поразил всех Рейндерс. Он появился в сопровождении некоего мистера Роджерса, который окинул компанию цепким взглядом и удалился, не сказав ни слова. - Частное сыскное агенство "Роджерс и Доуни",- объяснил Рейндерс.- Теперь мы можем быть уверены, что за нами не следят. Кстати, его люди, с согласия Уолта, проверили сегодня этот дом. Микрофонов нет. Расходы поровну, господа, согласны? Возражений не было. Рейндерс поинтересовался, насколько внезапной была смерть Мирьяса, не оставил ли он каких-нибудь записей, которые могли бы дать понять людям из Бюро... Решили поручить проверку тому же Роджерсу, если еще не поздно. - Утечка информации недопустима,- сказал Прескотт.- Об архиве Мирьяса нужно было позаботиться раньше. - Надеюсь, что Рон не делал глупостей,- пожал плечами Льюин.- Поговорим лучше о деле. О деле им пришлось говорить долго и еще не раз собираться вместе. Спорили. Появлялась идея очередной проверки, они расходились, а спустя день или неделю встречались опять. Похоже, что ведомство Филипса ими больше не интересовалось. Сценарии становились все более детальными, варианты начали в значительной степени повторять друг друга. Если требовалась консультация специалистов, контактами занимался Прескотт под предлогом того, что занят новым сюжетом. Он действительно опубликовал два романа, в которых и отдаленно не было ничего похожего на то будущее, которое, по мнению теперь уже всех членов Комитета, ожидало человечество. Окончательный доклад подготовил Льюин в начале 2005 года. Собрались на вилле Сточерза. Обычно Сточерз бывал здесь редко, распоряжалась на вилле жена, она и выбрала в свое время этот довольно дорогой участок. Погода стояла отвратительная. Конец января, на дорогах мело. Мороз, хотя и был не очень сильным, пробирал до костей. В холле Сточерз топил с утра. - Наш Комитет,- сказал Льюин, усмехаясь,- превратился в закрытый футурологический клуб. - Да,- протянул Прескотт.- Честно говоря, господа, после того, как мы сегодня поставили все точки над i, я не уверен, что захочу увидеть кого-нибудь из вас в течение ближайшего года. Ужасно надоели ваши постные лица. - Ваша физиономия не жизнерадостнее,- пожал плечами Рейндерс. - Пожалуй,- согласился Сточерз,- нам действительно не следует встречаться в полном составе. О молчании мы договорились. Роджерс, который охранял нас от людей Филипса, будет за ту же сумму охранять нас от нас самих. От возможной несдержанности, скажем так. - Мафия оракулов,- Пановски поморщился, будто проглотил горькую пилюлю.- Каста. - Может, вы хотите устроить всемирный референдум на тему "Человечество как бомба замедленного действия"? - Нет, Джо. Я только хочу знать, что мы станем делать, если кто-то где-то независимо от нас придет к тем же выводам. - Не забывайте,- сказал Льюин,- что мы работали в рамках широкой государственной программы. Никакому частному лицу или университету этой работы не осилить. Вам известно, сколько денег было затрачено на "Лоусон", сколько людей на нас работало. - В прекрасном мире вы живем,- сказал Пановски.- В замечательном мире. В лучшем из миров. Который создан природой или богом, если он есть, потому только, что у Вселенной тоже, оказывается, есть инстинкт самосохранения. - Что мы для Вселенной? - пробормотал Сточерз. - Но полагается-то она на нас,- возразил Льюин.- Чтобы выжить самой, ей нужны мы. Пусть и в роли камикадзе. Это не возвышает вас в собственных глазах? Пятеро смотрели друг на друга и молчали. Солнце зашло, в комнату вполз сумрак, выражения лиц трудно было разглядеть, но Сточерзу не хотелось вставать, чтобы зажечь свет. - Вы говорите так, Уолт, будто считаете ее разумной,- тихо сказал он. x x x Льюин частенько заезжал к Сточерзу. Чаще всего поздно вечером, когда Маг уже ложилась. Уходил Уолт в час или два ночи, и Сточерзу казалось, что то, ради чего он приезжал, оставалось несказанным. - Уолт,- спросил он как-то напрямик,- что вас мучит? - Я боюсь, Джо,- сказал Льюин после долгого молчания.- Это ведь, вы знаете, черта моего характера... - Обратитесь к психоаналитику,- посоветовал Сточерз. - Не могу,- усмехнулся Льюин.- Мне пришлось бы рассказать ему о вещах, знать которые ему не нужно. Он протянул руку к переносному пульту и усилил звук в телевизоре. Сточерз беспокойно посмотрел на дверь в спальню - она была плотно закрыта. Льюин наклонился к генетику. - Скажите, Джо, что может сделать бомба, которая знает, что неизбежно взорвется, но не хочет этого? Что она может чувствовать? И если она станет постоянно об этом думать и мучиться, то сойдет с ума. Но тогда она не сможет взорваться в срок, потому что для этого, кроме агрессивности, нужен еще и разум. Это выход, а? - Вы отождествляете себя с человечеством? - Я пересказываю новеллу Генри. Он пишет их и уничтожает. - Уолт, от нас с вами зависит, узнает ли бомба о том, что она бомба. Но не от нас с вами зависит - взорвется ли она. "Нужно обязательно показать Уолта врачам,- подумал Сточерз.- К чему это самокопание?" - Вы думаете, я схожу с ума? - грустно сказал Льюин.- Нет, уверяю вас. Просто... Трус, если у него есть совесть и цель, может заставить себя раз в жизни совершить нечто. Только раз - на большее его не хватит. Льюин встал. - Поздновато, а? - сказал он.- Извините, Джо. я наговорил вам... У двери он долго прислушивался к чему-то - то ли к звукам на лестнице, то ли к своим мыслям. - Если не ты, то кто же? - пробормотал он, и Сточерз не придал этим словам значения. x x x Формально Льюин еще оставался членом общества "Ученые за мир", но деятельность свою сократил настолько, что не был, как раньше, избран в инициативную группу. Долгое время Сточерз вовсе не связывал поступков Льюина с памятным ночным разговором. Когда Уолт выступил перед адвокатами в Балтиморе и заявил, что человечеству совершенно необходима тотальная ядерная война, и что ее нужно начать, пока еще не все атомные бомбы разобрали на детали, Сточерз решил, что друг впал в меланхолию из-за личных неурядиц. Он знал от Роджерса, что Льюин расстался с Жаклин Коули, знал и том, насколько в тягость Уолту жизнь с Кларой. Сточерз позвонил Льюину. Выглядел Уолт неважно, на предложение встретиться ответил отказом. От дальнейших разговоров уклонялся - просто отключал связь, узнавая Сточерза по голосу. Сточерз решил нарушить решение Комитета и собрал пятерку у себя на вилле. Льюин не явился. - Уолт свихнулся? - недоуменно поинтересовался Пановски.- Я пытался говорить с ним и получил от ворот поворот. - Все получили,- констатировал Прескотт. - Формально у нас не может быть к нему претензий,- сказал Рейндерс.- В выступлениях Уолта нет и намека на наш сценарий. - По-моему,- раздумчиво сказал Прескотт,- Уолт проверяет на прочность закон компенсации. Для физика это нормально. Ему нужен чистый эксперимент. - Объясните,- потребовал Сточерз. - Вы прекрасно понимаете, господа, что тотальная война сейчас невозможна. Бомба не взорвется раньше срока, человечество не может погибнуть - пока. Но единственный способ проверить это - целенаправленный эксперимент. Уолт его и проводит. - Вы так уверены в том, что закон компенсации устоит в случае тотальной войны? - мрачно спросил Сточерз.- Согласитесь, что одно дело предписывать человечеству сценарий развития на сотни лет, и другое - уже сегодня пытаться поставить финальную сцену спектакля. - Но, господа, что могут изменить речи Льюина? Мир стоит себе... Рта Уолту не закроешь, а дальше слов, думаю, он не пойдет. - Что значит "дальше слов"? - спросил Пановски. - Радикальной проверкой закона компенсации,- пояснил Прескотт,- может быть только покупка парочки водородных бомб и попытка спровоцировать войну. Например, взорвать бомбу над Москвой - если, конечно, получится. - Вы с ума сошли,- запротестовал Пановски.- Это уж, простите, фантастика. К тому же у Льюина и денег таких нет... - Тогда и беспокоиться,- резюмировал Рейндерс. Так они решили тогда. Важно было сохранить тайну. А здесь Льюин был чист. x x x Когда умерла Клара, Сточерз явился к другу с соболезнованиями. Это была не первая смерть в их кругу и такая же нелепая как гибель Скроча. Льюин был бледен, но внешне совершенно спокоен. Сточерз сказал ему что-то банально-ободряющее. Уолт отрешенно кивнул и продолжал, стоя у гроба, думать о своем. Ждали Роя, который должен был прилететь из Ниццы, где отдыхал с приятелями. Никто не знал еще, что по дороге в аэропорт автомобиль попал в аварию, погибли трое, в их числе Рой. Сообщил об этом Сточерзу все тот же Роджерс. У Сточерза подкосились ноги. Сказать Уолту он не мог - это было выше его сил, но не хотел поручать разговор и Роджерсу. Время шло, представитель похоронного бюро посматривал на часы, и Сточерз не придумал отговорки более жалкой, чем сказать Уолту, что Рой опоздал на самолет и прилетит завтра. Льюин посмотрел на него удивительно ясным взглядом. - Значит, завтра похороним обоих,- сказал он. - Уолт...- начал Сточерз, похолодев. - Если я не смог спасти их,- тихо сказал Льюин,- если я не могу спасти нас всех, то я должен спасти хотя бы ее. Смысла этой фразы Сточерз тогда не понял. x x x После смерти жены и сына Льюин остался один в огромном доме. Сточерз был уверен, что Уолт продаст особняк и переедет из пригорода, но Льюин не сделал этого. Из общества "Ученые за мир" он вышел. Коллеги потребовали объяснений по поводу его публичных высказывний, и Льюин хлопнул дверью. Не приглашали его в последнее время и для работы в инспекционных группах ООН. Сточерз позвонил другу и, попросив не бросать трубку, спросил, что с ним происходит. - Совесть,- коротко сказал Льюин и отключил связь. Сточерз поехал к нему, но Льюин не пожелал открыть дверь. А Роджерс доложил, что Льюином интересуется кто-то еще, за физиком ведется наблюдение. Скорее всего, это люди из службы безопасности. Сам же Льюин ищет контактов с сомнительными личностями из стран третьего мира. Почему? Сточерз пригласил к себе на виллу Рейндерса, Пановски и Прескотта. Совещание было коротким, решение радикальным: доставить Льюина силой и выяснить отношения. Положение осложнялось тем, что физиком теперь интересовалась и пресса. Действовать нужно было быстро и точно. Часть 4. Уолтер Льюин Сточерз рассказывал довольно монотонно, то и дело прерывал сам себя, чтобы показать на экране тот или иной документ, проиллюстрировать рассказ схемой или рисунком. Воронцову не верилось, что все это всерьез. Ученые, прозревающие будущее человечества на сотни лет и уверенные, что именно их прогноз непременно, с гарантией, сбудется! О методах прогнозирования Воронцов знал немного, но вполне достаточно, чтобы сделать вывод: никакой прогноз не может быть однозначно надежным. К тому же, зная о неблагоприятном прогнозе, люди непременно внесут изменения в планы, и ничего страшного не произойдет. Кажется, этому даже название есть - эффект Эдипа... - Не понимаю,- резко сказал Воронцов.- Вы действительно считаете, что последние договоры по сокращению ядерных вооружений не играют никакой роли? - Нет, это вы не хотите понять,- мягко отозвался Сточерз,- что сценарий развития человечества мало зависит от политической конъюнктуры. Агрессивность - качество генетическое, изначальное.. - Да весь мир изменится гораздо раньше, чем вы научитесь менять мировые постоянные! Есть законы развития общества. Они так же фундаментальны, как законы физики. - Я не хочу сейчас с вами дискутировать,- сказал Сточерз.- Дело в другом. Вы с Портером искали Льюина, чтобы поговорить с ним. Но у вас не было информации. Теперь она у вас есть. С другой стороны, мы тоже хотели говорить с Уолтом, и нам это тоже не удалось, хотя и по иной причине. Мы не можем и не хотим использовать методы, которые... Короче говоря, давайте используем шанс. Вы, журналисты, умеете допытываться. Попробуйте. Но есть два условия. Первое - время. Его мало. Служба безопасности, а может, и не только она, идет по пятам Льюина. И второе. Независимо от результата вашего разговора с Уолтом, вы оба будете молчать обо всем, что здесь узнали, до тех пор, пока Комитет не примет иного решения. - А что послужит гарантией нашего молчания? - Ваше слово, господин Воронцов. Что касается господина Портера, то мы позаботимся, чтобы... - Омерта,- пробормотал Портер и неожиданно крикнул: - О каком слове может идти речь, если я не знаю, где Джейн? - Скорее всего, она у себя дома,- сказал Сточерз.- Если я правильно понял, это была просто ошибка. Они с Жаклин похожи? - Разве что волосы, да и то издали... - За Уолтом шли,- сказал Сточерз,- но опоздали, потому что Роджерс привез его сюда. Тогда они явились к Жаклин, но, как я понимаю, опоздали и там... - Вы...- начал Портер. - Нет,- отрезал Сточерз.- К Жаклин мы никакого отношения не имеем. Видимо, в этом замешан сам Уолтер, но он не желает говорить. Я не знаю, где Жаклин. И служба безопасности не знает. Естественно, они поставили людей у дома Льюина и у дома Жаклин. И, видимо, приняли вашу Джейн за Жаклин Коули. Сейчас этим занимается Роджерс. Думаю, все будет в порядке. - Не понимаю,- вступил Воронцов,- почему эти люди из безопасности не добрались до вашей виллы, если им так нужен Льюин? - Филипс знает, что Льюин не желает иметь с Комитетом никаких контактов,- возразил Сточерз.- У меня его будут искать в последнюю очередь. Но будут, конечно... На нас, господин Воронцов, тоже работают профессионалы высокого класса. Так что, если возникнет опасность... Сточерз встал. - Все, господа. Не будем терять времени. Сейчас наши с вами цели совпадают. Идемте. Но прежде дайте слово - оба. - Даю слово,- быстро сказал Портер. - Вы, господин Воронцов? - Я тоже... "Господи,- подумал он,- какими же страшными могут быть заблуждения даже честнейших людей..." x x x Льюина держали в одной из внутренних комнат на втором этаже. Один из людей Роджерса находился при нем, второй дежурил в коридоре. - Уолт,- сказал Сточерз,- это Портер из Юнайтед Пресс, а это Воронцов из российской газеты "Сегодня". Льюин смотрел сосредоточенно. Он вовсе не был похож на труса, каким его обрисовал Сточерз. Видимо, Льюин готовил себя к определенной роли и переубеждать его сейчас, когда он сжег все мосты,- бессмысленно. Воронцов понял это мгновенным ощущением, и мысль, к которой он пришел, слушая рассказ Сточерза, лишь укрепилась. - Вы сошли с ума, Джо,- сказал Льюин сдержанно.- Пресса здесь? - Так решил Комитет, Уолт. Это вынужденный шаг. И виноваты вы сами... Короче говоря, можете теперь и этих господ считать членами Комитета. Они будут молчать. - Портера я знаю,- медленно сказал Льюин.- И этого господина тоже видел. Вы звонили мне и просили о встрече. Я отказался. Верно? - Да,- кивнул Воронцов.- Сожалею, что мы встретились при обстоятельствах, которые от нас с вами не зависят. - Так ли? Что вы хотели спросить у меня... тогда? - Хотел понять вас. И, кажется, понял. - Вот как? - искренне удивился Льюин.- А вот они, мои друзья, не поняли. Решили, что я маньяк, которого следует изолировать. Джо,- он обернулся к Сточерзу,- выйдите все. Я хочу говорить только с Воронцовым. Мистер сыщик пусть тоже выйдет. В коридоре его ждет приятель. Сточерз повернулся и пошел из комнаты, знаком приказав человеку Роджерса следовать за ним. - Господин Льюин,- сказал Портер,- я потратил много времени, гоняясь за вами... - Господин Портер, я ведь не просил вас гоняться за мной. Собеседников выбираю я, верно? - Один только вопрос. Что с Жаклин? Она... За нее, видимо, приняли другую женщину... - Жаклин далеко,- Льюин дернул плечом,- именно потому, что я не хотел, чтобы за нее взялись. Вы удовлетворены? Портер кивнул. - Удачи, граф,- сказал он Воронцову, выходя из комнаты. "Я должен быть точен,- подумал Воронцов.- Иначе он замкнется, и я ничего не узнаю. А узнать я должен. Не потому, что это материал... Он вовсе не псих, этот Льюин. Господи, какой у него страдающий взгляд! Не может он хотеть войны, он ее боится. И наверняка нашел бы для людей иной выход, если бы хоть на мгновение подумал, что иной выход возможен. Вот в чем ужас. Ни к чему ему ореол святости, и мучеником он себя тоже не считает..." - Я думаю,- медленно начал Воронцов,- вы не можете допустить, чтобы бомба замедленного действия взорвалась в положенный ей срок. Потому что есть ведь не только мы, люди, но наверняка еще сотни, тысячи... может, миллионы... разумных или неразумных на других планетах или звездах. Они погибнут тоже. Чтобы Вселенная могла жить? И если взрыв неизбежен, если бомба-человечество не способно противостоять своей природе, то пусть эта бомба взорвется как можно раньше, когда она еще не накопила заряда, способного изменить Вселенную. Вы чувствуете ответственность перед людьми, потому что вы человек. Но, в отличие от других, вы перешли грань и сейчас считаете себя еще и частью огромного мира, в котором человечество - только частица... - Джо не смог этого понять,- сказал Льюин.- Сейчас, черт возьми, мало быть человеком. Конечно, это выглядит абстракцией - частица Вселенной. Она, Вселенная, так далека, где-то там, и мы даже единства ее толком не понимаем, нам бы со своими проблемами справиться. А нужно понять. И не только понять, нужно почувствовать, принять в себя. Самой природой так положено, что все зависит от всего. А сейчас от нас зависит, будет Вселенная развиваться так или иначе. Вот вы сказали - сотни разумных миров, тысячи или миллионы. Но и это для нас абстракция, и вы не понимаете, почему мы должны приносить себя в жертву ради кого-то, о ком ничего не знаем, даже не знаем, существуют ли они на самом деле - эти другие разумные... Существуют, господин Воронцов, потому что природа всегда действует с большим запасом. Не может быть, чтобы разумная бомба была создана ею только один раз - и безошибочно. Она пробовала и ошибалась - это ее, природы, стиль. Значит, наверняка есть и другие разумные миры, которые не стали бомбой - не получилось это у природы... - И вам, человеку, не жаль... - Жаль! Вы будете говорить, господин Воронцов, о детях, о женщинах, о полотнах Рафаэля и Рембрандта, музыке Бетховена и Моцарта, о пирамиде Хеопса и наскальных фресках неандертальцев. О том, что все это конкретно, а то, что там, где-то - абстракция. И почему люди должны ради абстракции... Я прошел через это, господин Воронцов. Через безумную жалость к себе, потому что каждый человек для себя - это все человечество. Но иного выхода нет. Если бы вы знали, что вы, лично вы запрограммированы природой и завтра непременно взорветесь в толпе на площади, и не оставите ничего живого вокруг...и площади самой тоже не останется... Разве вы сегодня же не попытаетесь разбить себе голову о стену? Противоречие: мир не должен погибнуть, и потому мир должен погибнуть.