ь Эдуард взялся за это дело впервые, - с грустью сказал сэр Найджел. - Ах, Аллейн, боюсь, тебе не придется быть свидетелем таких сражений, ибо в наши времена люди больше думают о деньгах и выгоде, чем в старину. Клянусь апостолом, благородное это было зрелище, когда в один прекрасный день сталкивались две великих рати и все, кто давал какой-нибудь обет, неслись вперед, чтобы выполнить свой долг! А какие я видел сражения на копьях и даже принимал скромное участие в них! Рыцари бились ради услады души и любви к своим дамам! Никогда не скажу худого слова и про французов, ибо, хоть я и двадцать раз подъезжал к их рядам, не было такого случая, чтобы мне не встретился весьма достойный и доблестный рыцарь или оруженосец, дававший мне возможность совершить небольшой боевой подвиг. А после того, как все рыцари получали удовлетворение, начинался рукопашный бой, и обе армии сражались до тех пор, пока одна из них не одерживала верх. Клянусь апостолом, в те дни нам и в голову не приходило платить золото за то, чтоб нас пропустили через ущелье, и никто не стал бы держать заложником короля из опасения, что его люди нападут на наших! По правде говоря, если война будет продолжаться таким способом, я пожалею, что уехал из Туинхэмского замка, ибо я никогда не покинул бы свою дорогую супругу, если б не рассчитывал на почетные стычки. - Однако, достойный лорд, - заметил Аллейн, - вы все же совершили несколько почетных деяний с тех пор, как мы покинули леди Лоринг. - Что-то не припомню ни одного, - ответил сэр Найджел. - Вы захватили пиратов и удержали крепость, осажденную крестьянами. - Нет, нет, - возразил рыцарь, - это не боевые деяния, а всего только случайные дорожные приключения. Клянусь апостолом, не будь эти склоны чересчур круты для Поммерса, я подъехал бы к тем наваррским рыцарям и осведомился бы, не найдется ли среди них кто-нибудь, кто помог бы мне избавиться от мушки на моем глазу. Очень обидно видеть этот отличный проход, который мой отряд отстоял бы против целого войска, и в то же время идти по нему без всякого риска, словно это дорога от моей псарни к Эйвону. Все утро сэр Найджел пребывал в скверном расположении духа, и его отряд, тяжело ступая, следовал за ним. Это был утомительный переход по каменистой тропе, а порой по глубокому снегу, и все же они до полудня достигли места, где ущелье выводило в нагорья Наварры, и увидели на юге, над горизонтом, очертания Памплонских башен. Отряд разместился в беспорядочно разбросанных хижинах горной деревеньки, и Аллейн до вечера стоял, глядя вниз на многочисленную армию, которая, сверкая копьями и щеголяя знаменами, выливалась из узкого прохода. - Hola, mon gar, - сказал Эйлвард, усаживаясь на камень рядом с Аллейном. - Зрелище и впрямь заслуживает внимания, и стоило забраться так далеко, чтобы поглядеть на такое множество храбрых воинов и добрых коней. Наш маленький командир сердится из-за того, что мы мирно прошли через ущелье, но клянусь эфесом и ручаюсь, что, пока мы опять повернем к северу, мы еще не раз сразимся с неприятелем. Говорят, в войске короля Испании восемьдесят тысяч человек, и к тому же еще Дюгесклен с отборными французскими копейщиками, которые поклялись биться до последней капли крови за то, чтобы этот Педро не получил обратно свой престол. - Но ведь и у нас огромная армия, - заметил Аллейн. - Нет, только двадцать семь тысяч. Чандос уговорил Принца многих оставить в тылу, и, я полагаю, он прав, ибо в местах, куда мы идем, мало еды и еще меньше питья. Если человеку не дать мяса, а коню фуража, от них не больше проку, чем от намокшей тетивы. Однако, voila, mon petit, сюда идет Чандос со своей свитой; в его эскадронах столько знамен и вымпелов, что можно не сомневаться - под его стягом собралась вся высшая знать Англии. Пока Эйлвард разглагольствовал, в ущелье внизу дефилировала мощная колонна лучников. Следом шел знаменосец, высоко подняв знамя с алым клином на серебряном поле, из чего следовало, что именно здесь находится прославленный воин. Он ехал на расстоянии стрелы от своего знамени, облаченный с головы до ног в стальные доспехи, а поверх них - в белое одеяние вроде балахона, которое волей судеб послужило причиной его гибели. Телохранитель, шедший позади, нес его шлем с плюмажем, а на голове у рыцаря была небольшая алая шапочка, из-под которой ниспадали на плечи белые, как лунь, кудри. Со своим длинным крючковатым носом и единственным сверкающим глазом, блестевшим из-под насупленной седой брови, он напомнил Аллейну какую-то свирепую хищную птицу. Когда взгляд его упал на знамя с пятью розами, реющее над деревней, он улыбнулся, однако путь его лежал в Памплону, и он проехал мимо, не отставая от своих лучников. За ними следовали по пятам шестнадцать оруженосцев, все из самых знатных родов - сверкала сталь, развевались плюмажи, звенели доспехи, длинные прямые мечи звякали, ударяясь о стремена, а стук копыт боевых коней напоминал отдаленный рокот морского прибоя. Позади оруженосцев маршировали шестьсот лучников из Чешира и Ланкашира с гербом Одлея, а за ними и сам прославленный лорд Одлей в сопровождении четырех отважных оруженосцев - Даттона из Даттона, Дилвза из Доддингтона, Фаулхерста из Крю и Хокстона из Уэйнхилла, - все они снискали себе славу под Пуатье. За знаменем Одлея ехали двести тяжело вооруженных всадников, а за ними - герцог Ланкастерский с блистательной свитой, впереди - герольды в платье с королевскими гербами, по трое в ряд, на боевых конях светлой масти. По обе стороны молодого принца ехали оба сенешала Аквитании - сэр Гискар д'Англь и сэр Стефен Коссингтон, один держал знамя провинции, другой - знамя святого Георгия. Далеко позади Принца, насколько хватало глаз, тянулась нескончаемая река стали - шеренга за шеренгой, колонна за колонной; мелькали перья, блестело оружие, реяли флажки на пиках, блестели и покачивались бесчисленные геральдические знаки. Весь день любовался Аллейн этим пестрым зрелищем, и весь день лучник-ветеран, стоя рядом, обращал его внимание на различное снаряжение рыцарей из знатных семей и знаки на гербовых щитах прославленных воинов. Были тут золотые рыбы Пакингтонов, чернедь и горностаевое поле Макуортов, алые поперечники Уэйков, золото и синь Гровнеров, пятилистник Клифтонов, серебряные перья Бошанов, кресты Молине, алые стропила Вудхаусов, червлень с серебром Уорслеев, мечи Кларков, кабаньи головы Льюси, полумесяцы Бойнтонов, волк и кинжал Липскомбов. Так в солнечный зимний день рыцарство Англии продефилировало через мрачный горный проход Ронсеваля и вышло на равнины Испании. Войска герцога Ланкастерского благополучно перевалили через Пиренеи в понедельник. А во вторник стоял суровый мороз, и земля звенела подобно железу под копытами коней, однако в тот же день сам Принц с основной частью своей армии прошел через ущелье и соединился с авангардом в Памплоне. Вместе с ним прибыли король Мальорки, король-заложник Наварры и свирепый дон Педро Испанский, тусклые голубые глаза которого вспыхнули зловещим огнем, когда их взгляд задержался на отдаленных вершинах его родины, отрекшейся от него. Под королевскими знаменами ехало немало отважных гасконских баронов и пылких островитян. Здесь были знатные сенешалы Аквитании, Сентонжа, Ла-Рошели, Керси, Лимузена, Аженуа, Пуату, Бигорры со знаменами и гербовыми щитами своих провинций. Были также доблестный граф Ангусский, сэр Томас Банастер с подвязкой на наголеннике, сэр Нил Лоринг, троюродный брат сэра Найджела, и длинная колонна валлийских пехотинцев, маршировавших под алым знаменем Мерлина. С рассвета и до захода солнца длинная вереница ратников извивалась по горному проходу, и при каждом их выдохе белые клубы поднимались в студеный воздух, словно пар над котлом. В среду погода была менее суровой, и арьергард с бомбардами и военным обозом без затруднений прошел ущелье. Число вольных стрелков и гасконцев составляло в войске десять тысяч. Неукротимый рыжегривый сэр Хью Калверли и суровый сэр Роберт Ноллз со своими закаленными в боях, испытанными отрядами английских лучников возглавляли длинную колонну; а по их пятам шли буйные солдаты Бретейя, Нандона де Бажерана, одноглазого Камю, Черного Ортинго, Ланюи и других командиров, одни имена которых свидетельствовали о твердой руке и жестоких деяниях. Вместе с ними был первый рыцарь Гаскони - старый герцог д'Арманьяк, его племянник лорд Дальбре, хмурый и рассерженный нанесенными ему обидами, гигант Оливер де Клиссон, Капталь де Буш - краса рыцарства, весельчак сэр Пердюка д'Альбер, рыжебородый лорд д'Эспарр и длинный ряд неимущих жадных дворян пограничной полосы с роскошной родословной и тощим кошельком, которые спустились с гор из своих крепостей в надежде поправить дела, награбив в Испании добро и получив большие выкупы. В четверг утром вся армия встала лагерем в долине Памплоны, и Принц приказал участникам его совета собраться в старинном замке древнего города Наварры. Глава XXXIV КАК ОТРЯД РАЗВЛЕКАЛСЯ В ДОЛИНЕ ПАМПЛОНЫ Пока военачальники держали совет в Памплоне, воины Белого отряда расположились в соседней долине, где стояли отряды Ланюи и Черного Ортинго, и принялись развлекаться фехтованием, борьбой и стрельбой из лука по мишеням, расставленным на склонах холма. Чтобы ничто не стесняло движений, молодые лучники сняли кольчуги, засучили рукава курток и, выстроившись в ряд, по очереди стреляли в цель; их смуглые руки и груди были обнажены, а льняные и каштановые волосы развевались на ветру; старшие - Джонстон, Эйлвард, Черный Саймон и еще человек пять-шесть - похаживали вокруг них, свысока и со знанием дела поглядывая на молодых, и то грубовато похваливали, то отпускали насмешливые замечания. Поодаль стояла кучка гасконских и брабантских арбалетчиков из отряда Ланюи и Ортинго и, опершись о свое незамысловатое оружие, внимательно следили за стрельбой англичан. - Молодец, Хьюетт, отлично, - одобрил Джонстон молодого лучника, который застыл на месте, полураскрыв губы и опираясь на стержень, и смотрел вслед пущенной им стреле. - Как раз угодила в самое яблоко, впрочем, я и не сомневался в этом, лишь только запела тетива. - Пускай стрелу мягко, но быстро и уверенно, - заметил Эйлвард. - Клянусь эфесом, mon gar, легко стрелять в такую вот неподвижную мишень, но когда прямо на тебя несется воин, заслонившись щитом и подняв меч, и сверкает глазами из-под забрала, ты вряд ли скажешь, что попадать в цель - дело нехитрое. - В такую цель мне уже не раз случалось попадать, - ответил юноша. - И будешь попадать опять, не сомневаюсь, дружок. Но послушай, Джонстон, кто этот парень, который держит лук, словно не лук, а пугало? - Сайлас Питерсон из Хоршема. Да не щурь ты один глаз, когда пускаешь стрелу и не притопывай после с высунутым языком - от этого она не полетит быстрее. Стой прямо, действуй увереннее, как положено мужчине. Левую руку с луком держи неподвижно, а тетиву натягивай проворнее. - Сам-то я копейщик, - заметил Черный Саймон. - Мне, по чести говоря, привычнее биться на копьях и мечах, чем стрелять. Однако я провел много дней среди лучников, разбираюсь в вашем деле и признаю, что в Отряде немало метких стрелков, мастеров своего дела, способных помериться силами с кем угодно и где угодно. И все же я не встречаю теперь таких искусников, каких знавал в былые дни. - Вы рассуждаете здраво, - заметил седовласый Джонстон, повернув к говорившему лицо в рубцах и шрамах. - Извольте взглянуть туда, - добавил он, указывая на бомбарду, лежавшую посреди поля, - вот эта штука с ее дурацким грохотом и мерзкой сажей, которые вылетают из ее пасти, и нанесла ущерб хорошей стрельбе. Просто диву даешься, что такой рыцарь, как наш Принц, таскает за собой в обозе эту дрянь. Эй, Робин, рыжий лодырь, сколько раз я тебе говорил - не стреляй ты в упор при боковом ветре! - Клянусь своими десятью пальцами, - вмешался в беседу Эйлвард, - каких искусных стрелков мне посчастливилось видеть при взятии Кале! Помнится, во время какой-то атаки один генуэзец высунул руку из-за щита и пригрозил нам, а мы стояли в сотне шагов от него. Сейчас же двадцать стрелков пустили в него стрелы, а потом, когда мы нашли генуэзца мертвым, оказалось, что у него в предплечье сидело восемнадцать стрел. - Мне пришло на память, - заметил Джонстон, - что, когда большое судно "Кристофер", которое отобрали у нас французы, бросило якорь в двух сотнях шагов от берега, два лучника, малютка Робин Уитстафф и Илайес Бэддлсмир, выпустили каждые по четыре стрелы и начисто перерезали пеньковый якорный канат, и судно наскочило на береговые скалы. - Да, что ни говорите, хорошие стрелки - редкость, - подтвердил Черный Саймон. - Однако я видел своими глазами, как ты, Джонстон, и ты, Сэмкин Эйлвард, и еще двое-трое из наших стариков стреляли не хуже тех, самых лучших. Разве не ты, Джонстон, состязаясь на стрельбище в Финсбери с отборными лондонскими лучниками, получил приз - жирного быка? Неподалеку от беседовавших, опершись на арбалет, стоял смуглый черноглазый брабантец, прислушиваясь к разговору, происходившему на языке этого смешанного лагеря, понятном обеим нациям. Это был коренастый крепыш в шлеме и кольчуге; куртка, отороченная бархатом у ворота и на свисающих рукавах, свидетельствовала о том, что он человек с весом, младший командир или головной в шеренге. - Никак не возьму в толк, - вмешался он, - почему вы, англичане, так любите эту палку в шесть футов. Если вас это развлекает, сгибайте ее, в добрый час, но зачем мне натягивать и спускать тетиву, если моя mouline* отлично справляется с делом сама, не требуя от меня никаких усилий! ______________ * Вертушка (франц.). - Я не раз наблюдал хорошую стрельбу из вашего оружия с прикладом и стременем, - заговорил Эйлвард, - но, клянусь эфесом, дружище, при всем уважении к вам и к арбалету, я все же скажу: не мужское это оружие, и любая женщина сумеет выстрелить из него не хуже мужчины. - Ну, спорить не стану, - ответил брабантец, - но что я знаю, то знаю: за все четырнадцать лет моей службы в армии не было случая, чтобы меня с моим арбалетом перещеголял в стрельбе какой-нибудь англичанин со своим луком. Клянусь тремя царями, я скажу даже больше: мой арбалет способен выполнять столь диковинные вещи, каких вы никогда не добьетесь с вашим луком. - Хорошо сказано, mon gar, задорный петух и поет по-боевому, - заметил Эйлвард. - Сам-то я давно уже не упражнялся, а вот Джонстон потягается с вами - постоит за честь Белого отряда. - А я побьюсь с вами об заклад на галон жюрансонского вина, что верх возьмет боевой лук, - заявил Черный Саймон, - хотя, пожалуй, кварта туинхэмского эля пришлась бы мне лично еще больше по вкусу. - Принимаю вызов и готов с вами биться об заклад, - ответил брабантец; он снял куртку и обвел окружающих пристальным взглядом черных прищуренных глаз. - Но я не вижу подходящей мишени, нельзя же расходовать стрелы на эти щиты - в них попадет без промаха любой пьяный мужлан на деревенской ярмарке. - Это опасный соперник, - шепнул Эйлварду, схватив его за рукав, один из английских ратников, - самый сильный стрелок из всех отрядов арбалетчиков. Это его стрела поразила насмерть коннетабля Бурбонского в сражении под Бринье. Боюсь, что ваш ставленник не выйдет с честью из состязания. - Я целых двадцать лет вижу, как Джонстон стреляет, и ручаюсь за него головой. А ты что скажешь, старый боевой конь? Согласен потягаться с этим молокососом? - Полно, Эйлвард, - ответил старый лучник, - мое время прошло, мы, старики, потрудились на славу, теперь пусть продолжат наше дело молодые. И не стыдно тебе, Сэмкин, выставлять напоказ человека, который когда-то и правда умел пускать стрелы, но теперь обессилел? Дай-ка мне потрогать этот лук, Уилкинс. Я уж вижу, что это шотландский лук, по тому, как расположены зарубки: верхняя - снаружи, а нижняя - внутри. Клянусь черным распятием! Добротный лук из тиса с глубокими зарубками, у него крепкая тетива, он навощен, его и в руки взять приятно. С этаким-то луком я, пожалуй, и сейчас еще мог бы попасть в крупную, заметную мишень. Подай мне колчан, Эйлвард, я люблю, чтобы стрела была из ясеня или из кизила. - Так же как и я, клянусь эфесом, - молвил Эйлвард, - вот эти три с гусиными перьями подойдут. - Да, дружок, подойдут. Я раньше выбирал перья с седловинкой для смертоносной стрелы, и с горбинкой, когда хотел только легко ранить. Возьму эти две. Эх, Сэмкин, глаза с годами застит туманом и рука теряет силу! - Ну что вы там копаетесь? - спросил брабантец; едва скрывая нетерпение, он следил за обстоятельными, неторопливыми движениями соперника. - Я охотно посостязался бы с вами, - заметил Джон-стон. - На мой взгляд, боевой лук куда более стоящее оружие, нежели арбалет, хотя доказать это, может статься, уже не в моих силах. - И мне так думается, - заявил, ухмыляясь, арбалетчик. Он вынул из-за пояса свою вертушку и принялся натягивать крепкую веревку, пока та не попала в щелкнувший затвор, затем извлек из колчана короткую широкую стрелу и с величайшей осторожностью вставил ее в ложе. Весть о состязании мгновенно облетела долину, и сбежавшиеся со всех концов английские лучники, сотни арбалетчиков и воины из отрядов Ортинго и Ланюи - к последним принадлежал брабантец - столпились вокруг противников. - Вон та мишень на холме, пожалуй, подойдет нам, - сказал брабантец, - вы ее видите? - Да, там какое-то серое пятно, - ответил Джонстон, глядя вдаль из-под ладони, - но расстояние очень велико. - Тем лучше, тем лучше! Эй ты, Арно, стань поодаль, не то получишь стрелу в зоб. Ну, друзья, даю вам возможность полюбоваться, как я стреляю. Он приложил арбалет к плечу и готов был нажать спусковой крючок, как вдруг с вершины холма снялся крупный серый аист и полетел над долиной, медленно взмахивая крыльями. Своим резким, пронзительным криком он привлек к себе всеобщее внимание, и смотревшие на него заметили, когда он подлетел ближе, что над ним кружит еще какая-то темная птица. Это был сокол, который, то паря над головой аиста, то нависая над ним с распластанными крыльями, готовился схватить в свои когти неповоротливую жертву. Обе птицы, занятые друг другом, все приближались к отряду стрелков, и, когда они оказались от них на расстоянии сотни шагов, брабантец высоко поднял арбалет, и раздался низкий звук его мощной тетивы. Стрела вонзилась аисту в подкрылье. Раненая птица перевернулась в воздухе и забилась в предсмертной судороге, падая наземь. Арбалетчики разразились криками одобрения. Но в ту минуту, когда стрела арбалетчика поразила аиста, Джонстон, который с натянутым луком в руках молча наблюдал за этим зрелищем, послал стрелу, пронзившую сокола. Затем, вырвав из-за пояса другую стрелу, он нацелил ее так точно, что, пролетев совсем низко над долиной, она пронзила аиста, когда тот еще не успел коснуться земли. Восторг лучников при виде этой двойной удачи перешел всякие границы. А Эйлвард даже заплясал от радости и с такой силой сжал в объятиях старого лучника, что их кольчуги затрещали. - Ах, друг ты мой! - воскликнул он вне себя. - Придется мне угостить тебя кружкой вина! Ишь, старый пес, недостаточно тебе сокола, подавай в придачу еще и аиста! Позволь мне еще разок прижать тебя к сердцу! - Уж больно лук добротен да крепка тетива, - заметил Джонстон, и его глубоко посаженные серые глаза весело заблестели. - Из этакого лука даже старый, ослабевший вояка, вроде меня, и то попадет в цель. - Что же, вы удачно стрельнули, - сердито бросил брабантец, - однако отнюдь не показали себя лучшим стрелком, чем я, ибо я попал, куда метил, большего, клянусь тремя царями, не дано сделать ни одному стрелку. - Не пристало мне хвастать, будто я стреляю лучше вас, ибо я наслышан о вашем великом мастерстве. Я только хотел доказать, что наш лук имеет кое-какие преимущества, - вы ведь не смогли на вашем арбалете натянуть тетиву так быстро, чтобы послать вдогонку вторую стрелу в падающую птицу. - Согласен, тут вы оказались сильнее, - ответил арбалетчик, - но, клянусь святым Иаковом, сейчас я докажу вам, в чем мое оружие превосходит ваше. Я попрошу вас изо всех сил пустить стрелу над долиной, и посмотрим, какова дальность вашего выстрела. Джонстон покачал головой и, посмотрев зорким взглядом на крепкий лук и толстую тетиву арбалета, заметил: - Да, ваш арбалет силен, я ничуть не сомневаюсь, что он выстрелит дальше моего лука. Однако мне доводилось видеть, как иные лучники пускали свои ярдовые стрелы в такую даль, куда и вашим не долететь. - Слыхать-то я слыхал, да, странное дело, никогда не видел своими глазами столь необычайных стрелков. Вот что, Арно, воткни колышки через каждые сто шагов, а сам встань у пятого колышка и принеси мне обратно мои стрелы. Как только расстояние было отмерено, Джонстон, натянув тетиву до отказа, пустил стрелу, со свистом пролетевшую над рядами кольев. - Здорово! Превосходный выстрел! - хором воскликнули присутствующие. - Она упала у четвертой отметины. - Клянусь эфесом, стрела пролетела четвертый кол, - заявил Эйлвард, - я заметил, где ее подняли. - Сейчас узнаем, - спокойно ответил Джонстон. Тут подбежал молодой лучник и сообщил, что стрела на двадцать шагов перелетела четвертый кол. - Значит, всего четыреста двадцать шагов! - крикнул Черный Саймон. - Ничего не скажешь, очень длинный лет. Однако сталь и дерево, вероятно, окажутся сильнее руки человека. Брабантец выступил вперед, улыбаясь в предвкушении своего торжества, и натянул веревку на своем оружии. Крик восторга вырвался из груди его товарищей следивших за высоким полетом его тяжелой стрелы. - За четвертый, - пробурчал Эйлвард. - Клянусь эфесом, она упала почти у пятой. - Что вы, она перелетела пятый! - громко крикнул гасконец. Прибежавший лучник, на бегу размахивая руками от волнения, сообщил, что стрела упала на восемь шагов дальше пятого кола. - Ну, что вы теперь скажете, чья взяла? - заявил брабантец, пыжась и горделиво расхаживая среди своих рослых арбалетчиков, дружно приветствовавших его. - Признаю, что вы одержали верх, - мягко ответил Джонстон. - И одержу верх над любым лучником в мире, - запальчиво, не скрывая своего ликования, ответил победитель. - Ну, ну, умерьте свою прыть, - вмешался рыжеволосый лучник; дюжий и плечистый, он возвышался над своими товарищами на целую голову. - Придется и мне перемолвиться с вами словечком, раз вы так уж распетушились! Куда это подевалась моя рогатка? Клянусь святым Ричардом Хамполским, чудно будет, если я не переплюну его с этой его штукой; на мой взгляд, она больше похожа на мышеловку, чем на оружие воина! Ну как, вы не прочь потягаться еще со мной или с вас уже хватит? - Пятьсот восемь шагов - это более чем достаточно, - ответил брабантец, покосившись на своего нового противника. - Брось, Джон, зачем гнешь дерево не по себе? Ты же никогда не был сильным стрелком! - шепнул ему Эйлвард. - Не беспокойся, Эйлвард; я, правда, многого не умею, но кое в чем знаю толк. Вот забрал себе в голову, что смогу выстрелить дальше, чем он, если только мой лук не треснет. - Что ж валяй, лесник, валяй, балда! Выступай смелее, Хампшир! - со смехом подзадоривали лучника его товарищи. - Клянусь душой! Смейтесь, сколько влезет, - воскликнул Джон, - но да будет вам известно, что меня учил делать длинные выстрелы сам старик Хоб Миллер из Милфорда. С этими словами Джон сел на землю и, поместив большой черный лук так, что подошвы уперлись в рукоять, он наложил стрелу на тетиву и обеими руками стал тянуть ее к себе до тех пор, пока наконечник не оказался на уровне основы. Старый лук скрипел и стонал, и тетива вибрировала от сильного натяжения. - Кто этот болван, который стоит на пути моего выстрела? - спросил лучник, вглядываясь в даль. - Он стоит по ту сторону моего колышка, - ответил брабантец, - ему нечего опасаться. - Что ж, пусть простятся ему его прегрешения! Хотя, пожалуй, стоит он слишком близко, чтобы ему угрожала моя стрела. Джон поднял обе ноги, нажимавшие на рукоять лука, и спущенная стрела огласила долину густым сочным гудением. Парень, о котором шла речь, упал ничком, но тотчас же вскочил и понесся со всех ног в другую сторону. - Ай да выстрел, дружище! Стрела пролетела прямо над головой! - закричали воины. - Mon Dieu! - возмутился брабантец. - Да разве так стреляют! - Уж такой у меня фокус, - ответил Джон, - не раз зарабатывал я себе галон эля, тремя выстрелами покрывая милю в Виверли-Чейз. - Стрела упала на сто тридцать шагов дальше пятого кола, - раздался издали голос лучника. - Шестьсот тридцать шагов! Mon Dieu! Да это небывалый выстрел! И все же здесь нет заслуги вашего оружия, mon gros camarade*. Ведь чтобы сделать это, вам самому пришлось согнуться, как лук! ______________ * Мой толстенный приятель (франц.). - Что ж, клянусь эфесом, в этом есть доля правды, - ответил Эйлвард. - А теперь мой черед показать, какие преимущества у боевого лука. Я попрошу вас пустить изо всех сил стрелу в тот щит из вяза, обтянутый бычьей шкурой. - Пожалуй, я и при Бринье не расходовал столько стрел, - пробурчал брабантец, - однако там были мишени получше, чем этот обрывок бычьей шкуры. Но о чем разговор, друзья англичане? Щит не более сотни шагов отсюда, в него и слепой попадет. Брабантец туго натянул тетиву и пустил стрелу в раскачиваемый ветром щит. Эйлвард извлек из колчана стрелу. Старательно смазал наконечник и пустил ее в ту же цель. - Уилкинс, принеси-ка сюда щит, - приказал он. Когда тяжелый щит был принесен к состязавшимся, лица англичан вытянулись, а брабантцы заулыбались во весь рот: большая стрела глубоко вонзилась в дерево, как раз посередине щита, но не видно было ни стрелы Эйлварда, ни какой-либо отметины. - Клянусь тремя царями! - воскликнул брабантец. - Теперь уж не может быть споров о том, чье оружие лучше и чья рука бьет вернее. Вы промахнулись, англичанин. - Не спеши, не спеши, mon gar, - возразил Эйлвард и, перевернув щит, указал на небольшую дырочку в дереве. - Видишь ли, camarade, моя стрела пронзила щит насквозь, и я полагаю, что из двух стрел опаснее та, которая пробивает насквозь, а не только вонзается в цель. Брабантец даже ногой топнул с досады и, казалось, обдумывал, как бы побольнее уязвить соперника, но тут все увидели скакавшего к ним Аллейна Эдриксона. - Сейчас сюда прибудет сэр Найджел, - объявил юноша. - Он желает поговорить с Отрядом. И мгновенно на луговине, где все было разбросано как попало, навели порядок: лучники живо облачились в свои доспехи и подняли лежавшие на траве луки. Длинный кордон оцепил поле, удалив всех посторонних, воины выстроились в четыре шеренги, на флангах расположились младшие командиры и головные. Солдаты стояли навытяжку, застыв на месте, когда к ним подъехал их командир; лицо сэра Найджела сияло, и вся его небольшая фигурка дышала радостью, так как он привез воинам вести, как видно, для него весьма лестные. - Нам оказана великая честь! - крикнул он. - Принц избрал наш Отряд из всех частей армии. Он поручает нам отправиться в Испанию на разведку в тыл врага. Но так как воинов в нашем отряде очень много и, может быть, у кого-нибудь нет желания принимать участие в этом трудном походе, я попрошу выйти вперед тех, кто хочет по доброй воле отправиться со мной. Какое-то движение прошло по рядам, но когда сэр Найджел снова взглянул на воинов, перед ним по-прежнему стояли сомкнутые прямые шеренги. Сэр Найджел поглядел с глубоким изумлением на солдат, и лицо его омрачилось горьким разочарованием. - Зачем мне суждено было дожить до такого позора! - воскликнул он. - Что же это... Никто из вас... - Достойный сэр, они все, как один, выступили на шаг вперед! - тихо сказал ему Аллейн. - Клянусь апостолом! Ты прав. Как я мог подумать, что мои воины не поддержат меня! Так вот, завтра чуть свет мы выступаем, сэр Роберт Чени дает нам коней из своего отряда. Прошу вас быть готовыми с первым криком петуха. Обрадованные лучники бросились врассыпную, шутя и балагуря, словно школьники, отпущенные на каникулы, а сэр Найджел с улыбкой глядел им вслед; вдруг чья-то увесистая рука легла ему на плечо. - Эге-ге! Мой странствующий рыцарь из Туинхэма! - произнес знакомый голос. - Я слышал, вы направляетесь к берегам Эбро. Клянусь священной рыбой Товия, мне тоже хотелось бы встать под ваши знамена. - Кого я вижу! Оливер Баттестхорн! - воскликнул сэр Найджел. - Я слышал о вашем приезде в лагерь и надеялся повидать вас. Что ж, для меня это большая честь и радость видеть вас в своем отряде. - У меня есть особая и веская причина, чтобы идти с вами, - заявил дородный рыцарь. - Охотно верю, - ответил сэр Найджел. - Я не знаю рыцаря, который так живо откликался бы на призыв чести, как вы! - Нет, нет, отнюдь не честь побуждает меня стать в ваши ряды, Найджел. - Тогда что же? - Цыплята! - Цыплята? - Ну, разумеется; ведь эти негодяи из головного отряда съели всех кур в здешних местах. Не далее, как нынче утром, лошадь моего оруженосца Норбери повредила себе ногу, когда он рыскал по всем направлениям в поисках хотя бы одной курочки. Подумать только, у нас с собой целая сумка трюфелей, а с чем их есть - неизвестно. Никогда не видел такой прожорливой саранчи, как этот головной отряд. Ни одного цыпленка нам не получить, если только мы не обгоним их. Так что я оставлю своих винчестерских бродяг на попечении начальника военной полиции, а сам поспешу вместе с вами на юг, захватив с собой, разумеется, и мешок с трюфелями. - Ах, Оливер, Оливер, вы все тот же, - заметил, смеясь и покачивая головой, сэр Найджел, и оба старых воина поехали рядом по направлению к своим палаткам. ГЛАВА XXXV КАК СЭР НАЙДЖЕЛ ОХОТИЛСЯ ЗА ОРЛОМ К югу от Памплоны в королевстве Наваррском тянется обширное плоскогорье с серовато-бурыми бесплодными холмами, усеянное огромными гранитными глыбами. По другую сторону могучих гор - в Гаскони - расстилались луга, струились ручьи, на одетых лесом склонах лепились небольшие селения; здесь же, куда ни кинь взгляд, голые скалы, скудная растительность, безжизненные каменистые пустыни. Этот угрюмый край изрезан вдоль и поперек сумрачными ущельями, "barrancas"*, а меж их обрывистых склонов пенятся стремительные горные потоки. Безмолвие неприглядной, унылой местности нарушается только плеском воды, орлиным клекотом да воем волков. ______________ * Глубокий овраг, пропасть (исп.). По этим-то диким местам и держал путь сэр Найджел со своим Отрядом. То проезжали они среди громоздящихся черных зубчатых скал по глубоким ущельям, откуда небо казалось узкой полоской, голубевшей меж густыми рядами самшита, окаймлявшими неровные края пропасти; или же, ведя коней в поводу, они брели по узким скалистым тропам, проторенным погонщиками мулов над зияющей расселиной, видя прямо под собой, на глубине тысячи футов, белую пену бурного потока. Целых два дня шли лучники по безлюдным пустошам Наварры, миновали Фуэнте, переправились вброд через быструю Эгу, пересекли Эстеллу - и вот наконец зимним вечером горная цепь круто оборвалась, и они увидели широкую голубую реку Эбро, извивавшуюся между селениями и отдельными усадьбами. В ту ночь сон рыбаков Вьяны был нарушен резкими голосами, говорившими на иноземном языке, и рассвет еще не успел забрезжить, как сэр Найджел и его Отряд, переправившись вброд через реку, прибыли, здравые и невредимые, на землю Испании. Весь день воины провели в сосновом лесу возле города Логроньо - командирам надо было посовещаться, а коням отдохнуть. С сэром Найджелом делили поход многие доблестные рыцари, заслужившие бранную славу, - сэр Уильям Фелтон, сэр Оливер Баттестхорн, тучный старик сэр Саймон Берли, странствующий рыцарь-шотландец, граф Ангусский и сэр Ричард Костон, и, помимо них, еще шестьдесят испытанных в боях воинов и триста двадцать лучников. Посланные на рассвете лазутчики, вернувшись поздно вечером, донесли, что король Испании разбил лагерь в четырнадцати милях отсюда, по дороге на Бургос, и что в его войске двадцать тысяч всадников и сорок пять тысяч пехотинцев. Военачальники расположились на земле вокруг костра, отблески которого падали на их суровые лица, а лучники тем временем отдыхали и беседовали, расхаживая среди привязанных коней, жевавших свой скудный корм. - Я полагаю, - заявил сэр Саймон Берли, - что мы уже выполнили порученное нам дело: разведали, где стоит король и как велико его войско, а ведь ради этого нас и послали сюда. - Что верно, то верно, - ответил сэр Уильям Фелтон, - но мне давно уже не приходилось испытывать в битвах крепость моего копья, и я ни под каким видом не поверну назад, пока не схвачусь хотя бы с одним испанским рыцарем. Пусть уходят те, кому охота, а я желаю покороче познакомиться с этим народом. - И я не отступлюсь, сэр Уильям, - ответил сэр Саймон Берли, - но как старый солдат, побывавший во многих сражениях, я опасаюсь, что нам не поздоровится, если наш небольшой отряд окажется между двух огней - многотысячной армией и широкой рекой. - И все же, - воскликнул сэр Ричард Костон, - мы обязаны постоять за честь Англии! Нельзя возвращаться, не обменявшись ни одним ударом с неприятелем! - А также и за честь Шотландии! - воскликнул граф Ангусский. - Клянусь святым Андреем, пусть глаза мои никогда не увидят воды Тея, если я поверну коня назад, так и не взглянув на лагерь испанцев! - Клянусь апостолом, это речь воина! Мне всегда было известно, что Шотландия славится доблестью своих мужей и что они отважно защищали границы своей родины! Подумайте, сэр Саймон, ведь сведения о силах врага сообщил нам простой лазутчик, и вряд ли ему удалось разведать о неприятеле и его войске все то, что желал бы знать Принц. - Командир похода вы, вам и надлежит приказывать, а я лишь сражаюсь под вашим знаменем. - Все же мне хотелось бы услышать ваш совет, ваше мнение, сэр Саймон. Но должен вам заметить, что река, о которой вы упомянули, останется в стороне от нас, ибо Принц уже подошел к Сальватьерре, оттуда двинется к Витториа, и если мы нагрянем на испанцев с другой стороны, то путь к отступлению не будет отрезан. - Что же вы предлагаете? - спросил сэр Саймон, покачивая седой головой и, как видно, не вполне убежденный. - Идти вперед без промедления, пока весть о том, что мы переправились через реку, еще не дошла до врагов; тогда мы своими глазами увидим, велико ли их войско, и, может быть, нам представится возможность хотя бы небольшой стычки. - Воля ваша! - сказал сэр Саймон Берли. Их сотоварищи выразили свое согласие, и, наспех перекусив, маленький отряд снялся с места, как только стемнело. Всю ночь бредя ощупью и ежеминутно оступаясь, ратники вели в поводу своих коней, пробирались по кочковатым долинам и глухим ущельям, следуя за проводником - перепуганным насмерть крестьянином, которого они поймали в лесу и привязали за руку к стремени сэра Саймона. На рассвете они очутились в мрачной теснине - во все стороны от нее тянулись такие же узкие коридоры, а над головами ратников вздымались огромными уступами темные голые скалы. - Что это, достойный лорд! - сказал Черный Саймон. - Этот мужлан завел нас невесть куда! Жаль, нет поблизости дерева, чтобы его вздернуть, - так сбросим негодяя в пропасть! По свирепому взгляду воина и его грозному тону крестьянин догадался об ожидавшей его печальной участи и упал на колени, моля о пощаде. - Почему мы здесь, пес? - спросил его по-испански сэр Уильям Фелтон. - Где же лагерь, к которому ты поклялся нас привести? - Клянусь пресвятой Девой! Клянусь матерью божьей! - завопил, трясясь от страха, крестьянин. - В этакой тьме кромешной я и сам сбился с дороги! - В пропасть его! - загремели голоса. Лучники уже оттащили было несчастного от скалистого выступа, за который тот цеплялся, но в эту минуту подъехал сэр Найджел и приказал им остановиться. - Что тут происходит, господа? - спросил он. - Принц доверил мне вести поход, и только я один имею право отдавать приказания; но, клянусь апостолом, я охотно готов дать удовлетворение любому из вас, если кого-нибудь задели мои слова! Быть может, вас, сэр Уильям? Или вас, милорд Ангусский? Или вас, сэр Ричард? - Нет, нет, сэр Найджел, - возразил сэр Уильям, - не хватало нам еще ссориться из-за этого мерзавца. Но он предал нас и заслужил позорную смерть! - Вот что, парень, - обратился сэр Найджел к крестьянину, - мы еще раз даем тебе возможность найти тропу. В этом походе, сэр Уильям, мы можем добыть великую славу, и очень прискорбно, если первым падет от нашей руки этот неотесанный мужлан. Прочтем же утренние молитвы, а он тем временем поразмыслит и, надеюсь, вспомнит путь к лагерю. Сняв шлемы и склонив головы, лучники стояли возле своих коней, а сэр Саймон Берли стал читать Pater, Ave и Credo. Надолго запечатлелась в памяти Аллейна эта картина - кучка закованных в сталь рыцарей, кирпичное лицо сэра Оливера, резкие черты шотландского графа, сияющая лысина сэра Найджела, мужественные, бородатые лица лучников вокруг них, ряд длинных лошадиных морд и нависшие над этой группой отвесные склоны гор. Но едва воины произнесли "аминь", как невдалеке раздался звон труб, затрещали барабаны, зазвенели цимбалы - и при этих оглушительных звуках воины в уверенности, что на них наступает несметная армия, схватились за оружие, а их проводник, упав на колени, возблагодарил небеса. - Это они, caballeros!* - крикнул крестьянин. - Они играют утреннюю зорю. Соблаговолите последовать за мной, и раньше, чем человек успеет перебрать четки, вы увидите их стан. ______________ * Господа (исп.). Крестьянин сполз в овраг, поднялся на его противоположный край и вывел отряд в небольшую долину с ручьем, по берегам которого густо разрослись самшит и бузина; пробираясь сквозь заросли, путники все же осторожно выглянули, и глазам их открылась картина, от которой сильнее забились их сердца и участилось дыхание. Перед ними лежала обширная равнина; орошаемая двумя извилистыми ручьями и покрытая сочной зеленой травой, она простиралась далеко-далеко, туда, где на фоне нежно-голубого утреннего неба вырисовывались высокие башни Бургоса. На этом лугу раскинулся огромный лагерь. Бесчисленное множество палаток тянулось правильными рядами, образуя как бы улицы и площади строго распланированного города. Среди их скромной белизны выделялись высокие шатры из яркого шелка, а над ними красовались знамена испанских грандов, Леонских и Кастильских баронов; над белым морем палаток, насколько хватало глаз, сверкали золотом и пылали яркими красками стяги, перевязи, пестрые кисти шатров и щиты с гербами, оповещая о том, что весь цвет Иберийского рыцарства собрался на равнине. Посреди лагеря высился великолепный шатер из белого и алого шелка, а над ним развевалось знамя с королевским гербом Кастилии, говорившее о том, что доблестный Генрих находится собственной особой среди своих воинов. Разглядывая из своего убежища эту живописную картину, лучники заметили, что огромное войско уже пришло в движение. Лучи восходящего солнца играли на стальных шлемах и нагрудниках пращников и лучников, которые сомкнутыми рядами маршировали на отведенных для этой цели участках поля. В ясное утреннее небо поднимались тысячи синеватых столбов дыма, там горели костры, над которыми закипали походные котлы. На лугу в стремительном галопе носились сотни легконогих скакунов; всадники гарцевали, раскачиваясь из стороны в сторону и размахивая дротиками, заимствовав эту манеру у своих недругов-мавров. Вдоль поросшего осокой берега шли друг за другом пажи, ведя на водопой боевых коней, в то время как празднично разодетые рыцари стояли кучками у входов в шатры или, держа на кисти руки сокола, выезжали в сопровождении борзых поохотиться за перепелами или зайчатами. - Клянусь эфесом, mon gar, - шепнул Эйлвард Аллейну, который так и замер и, широко раскрыв от изумления глаза, смотрел на представшее перед ним зрелище, - мы-то блуждали всю ночь, разыскивая их, и нашли, а делать нам тут, выходит, и нечего. - Что верно, то верно, - согласился старик Джон-стон. - Лучше бы мы оставались на том берегу Эбро, подальше отсюда, ведь здесь нечем прославиться и нечем поживиться. А ты что скажешь, Саймон? - Клянусь распятием! - воскликнул свирепый ратник. - Пока я не увижу их кровь, я не поверну свою кобылу назад. Я не мальчик, чтобы трое суток не слезать с коня впустую... - И я так думаю, цветик мой! - поддержал его Хордл Джон. - Мы с тобой всегда неразлучны, как клинок с эфесом. Эх! Сцапать бы хоть одного из этих гарцующих щеголей, и мне наверняка удалось бы содрать с него выкуп и подарить матери корову! - Подумаешь, корову! - усмехнулся Эйлвард. - Сказал бы лучше, акров десять земли и домик на берегу Эйвона. - Да что ты? Клянусь пресвятой Девой, тогда я согласен хотя бы вон на того, в красном камзоле! Лучник уже готов был очертя голову ринуться на открытое место, но сэр Найджел преградил ему дорогу и толкнул его в грудь. - Назад! - приказал он. - Еще не настало время действовать, мы просидим здесь до вечера. Снимите шлемы и куртки, не то враги могут нас заметить, да привяжите коней где-нибудь среди скал. Приказание было немедленно исполнено, и минут десять спустя лучники, растянувшись на берегу ручья, извлекли из походных сумок хлеб и сало и принялись есть, нет-нет да и приподнимаясь, чтобы полюбоваться живописной, непрерывно меняющейся картиной лагеря. Долго лежали они молча, лишь изредка перекидываясь шуткой или делясь своими соображениями, ибо дважды в течение этого долгого утра до них - справа и слева из-за холмов - долетали звуки горна, очевидно, их отряд вклинился между сторожевыми постами неприятеля. Командиры спрятались в самой гуще кустарника и совещались, меж тем как снизу доносился многоголосый гул, резкие возгласы, ржание коней - словом, обычный шум большого лагеря. - Что толку отсиживаться здесь? - доказывал сэр Уильям Фелтон. - Лучше первыми напасть на них, прежде чем они нас обнаружат. - Я полностью согласен с вами! - отозвался шотландский граф. - Они ведь и не подозревают, что неподалеку от них стоит враг. - А по-моему, это - безумие! - возразил сэр Саймон Берли. - Не рассчитываете же вы разбить наголову столь большое войско; а куда нам отступать, что делать, если неприятель отбросит нас? Слово за вами, сэр Оливер Баттестхорн! - Клянусь яблоком Евы! - воскликнул дородный рыцарь. - Не кажется ли вам, что с ветром доносятся запахи какой-то вкусной снеди из их походных котлов? Я за то, чтобы сразу нагрянуть на испанцев, если только мой старый друг и соратник того же мнения! - Есть у меня план, - сказал сэр Найджел, - совершить небольшую вылазку, а потом, если богу будет угодно, унести отсюда ноги, что представляется мне при других обстоятельствах почти безнадежным, как верно заметил сэр Саймон Берли. - Какой же это план, сэр Найджел? - хором спросили присутствующие. - Весь день мы проведем здесь, в засаде: среди таких зарослей они нас наверняка не обнаружат. А наступит вечер - и мы сделаем вылазку в их стан, и, надеюсь, нам представится возможность совершить славный подвиг! - Зачем же ждать до вечера? - В темноте легче отступать и уйти через горы. Здесь, в проходе, надо будет расставить десятка два лучников, укрепить на выступах скал все наши знамена и встретить испанцев, если они погонятся за нами, громом барабанов, звуками горнов и труб - может быть, в полумраке они примут наш отряд за армию Принца и отступят. Ну как, мой план удачен, сэр Саймон? - Он мне очень по душе, честное слово! - одобрил сэра Найджела старый, мудрый командир. - Трудно придумать что-нибудь лучшее, если четыреста воинов вынуждены напасть на шестидесятитысячное войско. - И я так полагаю, - пылко откликнулся Фелтон, - эх, скорее бы прошел этот день, а то несдобровать нам, если испанцы пронюхают, что мы здесь. Едва он высказал свое опасение, как раздался грохот катящихся камней, звонкое цоканье копыт, со стороны гор выехал на белом скакуне смуглолицый всадник и, промчавшись через кусты, понесся вскачь по долине. Он ехал с поднятым забралом, в легких доспехах, на его левой руке сидел сокол, рыцарь беззаботно поглядывал по сторонам, как человек, настроенный на веселый лад и далекий от мысли о какой-либо опасности. Но вот взор его случайно упал на суровые лица людей, смотревших на него из зарослей. Вскрикнув от ужаса, он вонзил шпоры в бока лошади и помчался во весь опор к узкому выходу из ущелья. Он уже было достиг цели, отбросив заступивших ему дорогу лучников или свалив их наземь в бешеном галопе, когда Хордл Джон схватил его за ногу и мощным рывком стащил наземь, а двое других воинов поймали шарахнувшуюся от испуга лошадь. - Ого-го! - загоготал Большой Джон. - Говори прямо, сколько коров получит с тебя моя мать, если я отпущу тебя? - Брось нести вздор! - оборвал его сэр Найджел. - Подведите этого человека ко мне. Клянусь апостолом, мы с вами уже где-то встречались. Если я не ошибаюсь, вы дон Диего Альварес и прежде бывали при дворе Принца? - Вы правы, это именно я, - ответил по-французски испанский рыцарь, - и я прошу вас, пронзите мне сердце мечом, ибо как же мне, кастильскому кабальеро, смотреть на белый свет после того, как меня стащил с коня своими грязными руками человек низкого звания, простой лучник! - Об этом не печальтесь, - ответил сэр Найджел, - не стащи он вас наземь, ваше тело было бы уже истыкано английскими стрелами. - Клянусь святым Иаковом! Все лучше, чем быть опоганенным его прикосновением! - воскликнул испанец, и черные глаза его засверкали злобой и ненавистью. - Во всяком случае, надеюсь, что я пленник какого-нибудь достойного рыцаря или джентльмена? - Вы пленник человека, который вас взял, - ответил сэр Найджел. - И скажу вам в утешение, что английским лучникам случалось брать в плен и более высоких особ, чем мы с вами. - Какой же выкуп он требует с меня? - спросил испанец. Когда вопрос был переведен на английский, лицо Большого Джона расплылось в блаженной улыбке и, почесав свой рыжий затылок, он заявил: - Скажите ему, что я требую десять коров и одного бычка, хотя бы маленького; да еще два платья - из синего кашемира для матери и красное для Джоан; затем пять акров пастбища, две косы и хороший новый оселок; и еще небольшой домик, коровник и тридцать шесть галлонов пива - в жару пригодится... - Хватит, хватит! - воскликнул, смеясь, сэр Найджел. - Это добро можно приобрести и за деньги; я полагаю, дон Диего, что пять тысяч крон не слишком высокая цена для столь знаменитого рыцаря? - Они будут ему выплачены в должный срок. - На несколько дней мы вынуждены задержать вас. И я прошу отдать нам ваш щит, оружие и лошадь. - Они принадлежат вам по законам войны, - хмуро ответил испанец. - Я прошу их только на время, именно сегодня они мне весьма пригодятся, но вам возвратят их в полной сохранности. Эйлвард, позаботьтесь расставить караульных с натянутыми луками в обоих концах ущелья на случай, если еще какой-нибудь знатный кавалер вздумает не вовремя наведаться сюда. Весь день маленький отряд англичан наблюдал из своей засады за полчищем врагов, не чуявших грозившей им опасности. После полудня в лагере вдруг возникло необычайное оживление, раздались воинственные клики, сливаясь с возгласами ликования, и на зов боевой трубы начали стекаться воины. Взобравшись повыше, лучники увидели облако пыли, клубившееся на восточном горизонте, - там реяли знамена и поблескивали на солнце копья большого кавалерийского отряда, двигавшегося по равнине. В первую минуту у англичан зародилась надежда, - уже не удалось ли Принцу, продвинувшись быстрее, чем он рассчитывал, переправиться через Эбро и не его ли это авангард идет в атаку. - Право же, я различаю алое знамя Чандоса впереди эскадрона! - воскликнул сэр Ричард Костон, всматриваясь вдаль из-под ладони. - Вы ошибаетесь, - ответил сэр Саймон Берли; и по мере того, как приближалось войско, лицо его все мрачнело. - Этого-то я и опасался! Смотрите, вон там двухголовый орел - герб Дюгесклена! - Верно, сэр! - воскликнул граф Ангусский. - Это, бесспорно, французское ополчение, я уже вижу герб маршала д'Андрегена, а рядом гербы Антуана и Бризейля да и многие другие, принадлежащие знатным родам Бретани и Анжу. - Клянусь апостолом! Меня это только радует! Что за народ испанцы, мне неизвестно. Но французы - достойные люди, они сделают все, что могут, для нашего успеха. - О-о! - воскликнул сэр Уильям Фелтон. - Да их тут не меньше четырех тысяч, и все ратники! Смотрите-ка, возле знамени сам Бертран, а король Генрих едет ему навстречу и приветствует его. Теперь все они направляются в лагерь. Тем временем испанские и французские войска в полном боевом порядке шли по равнине, высоко подняв знамена и размахивая мечами. Весь день в многолюдном стане царило неудержимое веселье и бурное ликование; отзвуки его доносились до укромного убежища, откуда англичане могли наблюдать, как французы и испанцы то бросались друг другу в объятия, то, взявшись за руки, лихо отплясывали вокруг пылающих костров. Когда же солнце стало клониться к закату и скрылось за облачной грядой, сэр Найджел приказал своим воинам вооружиться и снарядить коней. Сбросив панцирь и латы, он с головы до пят облачился в доспехи пленного испанца. - Сэр Уильям, - сказал он, - пора совершить то маленькое дельце, которое задумано, и я прошу вас командовать нападением на лагерь неприятеля. Сам я вместе с оруженосцем и двумя лучниками выезжаю первым. Вы же следите за нами и, как только увидите нас среди палаток, тотчас бросайтесь в атаку. Не забудьте расставить здесь у прохода человек двадцать и возвращайтесь, когда сочтете, что уже рисковали достаточно. - Все будет исполнено в точности, Найджел, но быть может, вы посвятите меня в свой план? - Увидите сами, и дело-то пустяковое. Аллейн, ты отправишься со мной и поведешь запасную лошадь. Я беру с собой также тех двух лучников, которые сопровождали нас во Франции, это верные, мужественные люди. Пусть следуют верхами и оставят свои луки здесь, в кустах: никто не должен знать, что мы англичане. Ни с кем из встречных не вступать в разговоры и даже не отвечать на расспросы. Ну, как, собрались в путь? - Я собрался, достойный лорд, - ответил Аллейн. - И я, и я! - откликнулись Эйлвард и Джон. - В случае какой-либо неожиданности полагаюсь на ваш опыт, сэр Уильям. И если бог не оставит нас, мы свидимся в этом ущелье еще до наступления темноты. Затем сэр Найджел сел на белого скакуна испанского кавалера - собственную его лошадь вел в поводу Аллейн - и вместе со своими спутниками спокойна выехал из скалистого убежища. Среди множества французских и испанских всадников, скакавших по всем направлениям, маленькая группа, не привлекая к себе внимания, неспешной рысью пересекла равнину и без всяких помех и приключений достигла лагеря. Прокладывая путь сквозь толпу конных и пеших, всадники миновали многочисленные ряды палаток, пока перед их глазами не вырос величественный королевский шатер. Как только они поравнялись с ним, неожиданно с дальнего конца лагеря донесся неистовый гам - вопли сливались с воинственными кликами, - казалось, там закипает схватка. Тотчас же из палаток выбежали солдаты, рыцари призывали к себе оруженосцев, лошади и ошеломленные воины бросались во все стороны, началось замешательство. У королевского шатра метались разодетые слуги, не зная, что предпринять, ибо стража, стоявшая здесь на часах, умчалась на место тревоги. Два воина - справа и слева от входа - одни только и охраняли королевское жилье. - Я приехал, чтобы похитить короля, - прошептал сэр Найджел, - и, клянусь апостолом, не сойти мне с места, если я не увезу его с собой. Аллейн и Эйлвард, соскочив наземь, ринулись на стражников и, не дав им опомниться, сбили их с ног и обезоружили. Сэр Найджел ворвался в шатер, вслед за ним и Хордл Джон, предварительно привязав лошадей; раздались душераздирающие вопли, звон стали, и вскоре оба воина выбежали из шатра - их мечи и одежда были обагрены кровью, а Хордл Джон нес, перекинув через плечо, тело человека, лишившегося чувств, по-видимому, одного из членов королевского дома, ибо нарядный плащ его был украшен изображениями кастильских львов и башен. Вслед за ними высыпала толпа бледных от ужаса пажей и слуг - они метались, как угорелые те, кто был позади, протискивались вперед, а те, кто уже опередил остальных, отшатывались при виде свирепых лиц двух воинов и их залитых кровью мечей. Бросив своего пленника на спину запасного коня, все четверо вскочили в седла, опустили поводья и, вонзив шпоры в бока лошадей с громом промчались сквозь взбудораженный лагерь. Однако смятение еще не скоро улеглось среди испанцев, ибо отряд Фелтона, вторгшись в лагерь, учинил там нещадную резню, усеяв свой путь убитыми и умирающими. Не понимая, кто они, эти головорезы, не умея отличить врагов от подоспевших из Бретани союзников испанские рыцари в слепой ярости рыскали по всем направлениям. Растерянность и суматоха, царившие в лагере, смешение различных говоров, сгущавшиеся сумерки - все это облегчало побег четверым англичанам, которые одни только и понимали, что происходит. Несколько раз они с трудом пробивались через небольшие группы всадников, а однажды мимо их голов пролетели стрелы и камни. Не замедляя бешеного галопа, они вырвались наконец из вражеского стана и на равнине вскоре нагнали своих товарищей, спешивших в горы. Через несколько минут отчаянной скачки они уже находились в своем убежище, а их преследователи отступили, устрашенные барабанным боем и звуками труб: им с перепугу показалось, что вся армия Принца вот-вот хлынет на них из горных проходов. - Клянусь честью, Найджел, - воскликнул сэр Оливер, размахивая большим окороком, - вот к этому подойдут мои трюфели! Он-таки достался мне с боем: трое сотрапезников сидели вокруг стола с ножами в руках и облизывались, когда я налетел на них и с маху вырвал добычу! Сэр Уильям, не отведаете ли вы прославленной испанской свинины, хотя у нас и запить-то нечем, кроме воды из ручья? - Сейчас не время, сэр Оливер, - ответил суровый воин, вытирая испачканное лицо, - надо уйти подальше в горы, - только там мы будем в безопасности. Но кто же такой этот незнакомец. Найджел? - Я похитил этого рыцаря из королевского шатра, и, поскольку у него на одежде королевский герб, надо полагать, что это и есть сам король Испании. - Король Испании! - воскликнули в один голос ошеломленные воины и окружили пленника. - Увы, сэр Найджел, - сказал сэр Фелтон, пристально разглядывая в полумраке лицо неизвестного рыцаря, - мне довелось дважды в жизни видеть Генриха Трастамарского, но этот человек даже и не похож на него. - Клянусь светом небесным, - воскликнул Найджел, - тогда я немедленно помчусь обратно за ним! - Нет, нет! Это - чистейшее безумие, сейчас там все уже при оружии. Кто вы, любезнейший, - добавил сэр Фелтон по-испански, обращаясь к пленнику, - и как вы смеете носить одежду с кастильским гербом? Пленник, пострадавший от могучей хватки Хордла Джона, теперь уже пришел в себя и ответил: - Если вам угодно знать, я один из девяти королевских телохранителей и обязан носить одежду с его гербом, чтобы вводить в заблуждение врагов в минуты опасности, как, например, нынче вечером. А король находится в шатре славного Дюгесклена, где и будет нынче ужинать. Я же арагонский кабальеро и, хотя и не имею чести быть королем, однако готов дать за себя хороший выкуп... - Клянусь апостолом! Не нужно мне ваше золото! - воскликнул с гневом сэр Найджел. - Возвращайтесь к своему господину, передайте ему привет от сэра Найджела Лоринга из замка Туинхэм и добавьте, что я надеялся нынче вечером свести с ним знакомство покороче и лишь из-за пылкого желания поскорее встретиться со столь любезным и прославленным рыцарем позволил себе ворваться так неучтиво в его шатер. Ну, друзья, поспешим, нам придется проскакать немало миль, прежде чем можно будет разложить костер и отстегнуть подпругу у коней. Увы! Надеялся я избавиться сегодня вечером от этой мушки, но, как видно, еще нельзя. ГЛАВА XXXVI КАК СЭР НАЙДЖЕЛ СНЯЛ МУШКУ С ГЛАЗА Стояло хмурое, холодное мартовское утро, и густые клубы тумана плыли по ущельям Кантабрийских гор. Воины Белого отряда, проведя ночь в защищенном ущелье, чуть свет были уже на ногах, и теперь одни грелись, теснясь у костра, другие бегали или играли в чехарду, разминая окоченевшие от резкого холода руки и ноги. Кое-где смутно проступали очертания горных вершин и скалистых валунов, а далее из моря тумана вздымался высоченный пик, и его снежная шапка уже алела в лучах восходящего солнца. Земля была сырой, скалы - мокрыми, на вечнозеленых растениях сверкали бусинки влаги; но в самом лагере было шумно и весело, ибо Принц передал через гонца сердечную похвалу и благодарность своим воинам за проявленную ими доблесть, а также приказ занимать и впредь место головного отряда. Вокруг одного из костров собралась кучка командиров, они чистили оружие и по временам бросали нетерпеливые взгляды на закипавший большой котел, висевший над пламенем. Эйлвард сидел в одной рубашке, поджав под себя ноги, и скреб свою кольчугу, громко насвистывая какой-то мотив. По одну сторону от него Джонстон подрезал по своему вкусу перья для стрел, по другую - лежал Хордл Джон, раскинувшись всем своим огромным телом, и раскачивал на ноге свой шлем. Черный Саймон из Нориджа сидел нагнувшись и точил меч о плоский камень, который он держал на коленях, мурлыча про себя балладу. Рядом с ним Аллейн Эдриксон и Норбери, молчаливый оруженосец сэра Оливера, грели окоченевшие руки у пылавшего костра. - Подкинь-ка еще охапку, Джон, да помешай похлебку ножнами меча, - пробурчал Джонстон, в который раз уже бросая нетерпеливый взгляд на котел с варевом. - Клянусь эфесом! - воскликнул Эйлвард. - Теперь, когда Джон получил такой большущий выкуп, ему вряд ли придется по вкусу скромная трапеза бедных лучников. Не так ли, camarade? А воротясь в свой родной Хордл, ты уже не обойдешься салом и дешевым пивом, нет, подавай тебе все семь дней в неделю только гасконские вина да жаркое. - Как уж там будет, я не знаю. - ответил Джон, подбросил ногою шлем и тут же поймал его руками, - но знаю одно: готово ваше варево или нет, но я сию же минуту зачерпну его своим шлемом. - Уже закипает, уже бурлит, - ответил Джонстон, заглядывая сквозь пар в котел, который тотчас был снят с огня; похлебку разлили в стальные шлемы, и воины, зажав их между колен, взяли ложки и ломти хлеба и принялись за утреннюю трапезу. - Плохая нынче погода для стрельбы, - заметил Джон со вздохом, вычерпав свой шлем до последней капли, - моя тетива обмякла и висит, словно коровий хвост. - А ты натри ее грязью, - предложил Джонстон. - Ты не забыл, Сэмкин, когда мы стояли под Креси, погода была куда пасмурнее нынешней, однако я не помню, чтобы тетивы были не в порядке. - Чует мое сердце, что не успеет солнце зайти, как нам понадобятся наши луки. Недаром ночью мне снилась рыжая корова, - сказал Черный Саймон, продолжая точить меч. - А что предвещает рыжая корова, Саймон? - спросил Аллейн. - Да я не знаю. Помню только, что в канун битвы под Кадсаном, под Креси и под Ножаном мне снилась рыжая корова; нынче она мне опять приснилась, вот я и оттачиваю поострее свой клинок. - И хорошо делаешь, старый боевой конь! - воскликнул Эйлвард. - Клянусь эфесом! Пусть сбудется твой сон, ведь не за тем Принц послал нас сюда, чтобы мы лопали похлебку да собирали чернику. Эх! Еще раз побываю в жаркой схватке, а там пора и честь знать: повешу лук на стену, возьму себе жену да и засяду в углу у огонька! Ты что, Робин? Что тебе нужно? - Лорд Лоринг просит вас к нему в палатку, - обратился юный лучник к Аллейну. Войдя в палатку, Аллейн увидел сэра Найджела, тот сидел на подушке, скрестив ноги, а на коленях у него лежал свиток пергамента, и рыцарь пристально вглядывался в него, хмуря брови и поджав губы. - Это послание доставил мне нынче утром гонец Принца, а из Англии его привез сэр Джон Фоллисли - он только что из Суссекса. Вы разбираете, что тут сказано? - Написано очень красиво и понятно, - ответил Аллейн, - и означает вот что: "Сэру Найджелу Лорингу, рыцарю и коннетаблю замка Туинхэм, писано Христофором, слугою божьим из монастыря в Крайстчерче". - Это-то и я прочел, - заметил сэр Найджел, - а вот не разберу, что там написано внутри. Аллейн стал читать послание, но, пробежав глазами несколько строк, побледнел, и возглас изумления и горести вырвался из его груди. - Что случилось? - спросил рыцарь, устремив на Аллейна тревожный взгляд. - Какая-нибудь беда с леди Мэри или с леди Мод? - Нет, с моим братом - моим бедным, несчастным братом! - воскликнул Аллейн, прижав руку ко лбу. - Он умер. - Клянусь апостолом! Насколько я понимаю, он не выказывал к тебе особой любви, и не стоит его так оплакивать! - И все же он был моим братом, единственным родным человеком на земле. Если он и невзлюбил меня, так на то имел причину: ведь наша земля была отдана монастырю как плата за мое воспитание. Увы, увы! А я-то замахнулся на него палкой, когда мы виделись в последний раз. Он умер, он убит, и я боюсь, что с ним свели счеты за его жестокость. - Что поделаешь, - заметил сэр Найджел, - прошу тебя, читай. - "Да будет с тобою господь, почтеннейший лорд, и да охранит тебя его святая сила. Леди Лоринг просила меня написать о том, что произошло в Туинхэме, и сообщить тебе о смерти твоего злого соседа, сокмана из Минстеда. Как только ты покинул нас, этот дурной человек собрал вокруг себя разбойников, бездомных бродяг и всякий сброд, и было их такое множество, что они поразогнали и поубивали королевских слуг, выступивших против них. Потом, выйдя из леса, они окружили твой замок и целых два дня держали нас в осаде, стреляя по замку. Их было столько, что жуть брала от одного их вида. Однако леди Лоринг стойко защищала замок, и на второй день осады сокман был убит, - как говорят, своими же людьми, - и мы были освобождены от этих поганцев за что и возносим хвалу всем святым, в особенности же преподобному Ансельму, в чей праздник это произошло. Леди Лоринг и леди Мод, твоя прекрасная дочь, пребывают в добром здравии; и я также - вот только мучает нарыв на ноге, видно, господь бог наказал меня за мои прегрешения. Да хранят тебя все святые угодники". - Вот и сбылось видение леди Тифен, - помолчав с минуту, заметил сэр Найджел. - Помнишь, она говорила, что у вожака белокурая борода и он убит у ворот замка. Но одно мне странно, Аллейн: почему эта удивительная женщина, которая читает в сердцах людей, видит их насквозь и никогда не предсказала ничего такого, что не сбылось бы, настолько ошиблась, что стала уверять, будто твои помыслы даже более, чем мои, устремлены к замку Туинхэм? - Да, достойный лорд, - ответил Аллейн, и на его обветренных щеках заиграл румянец, - леди Тифен и на этот раз сказала правду, ибо замок Туинхэм пребывает в моем сердце днем и в моих сновидениях ночью. - Вот как? - отозвался сэр Найджел, искоса взглянув на Аллейна. - Да, достойный лорд, ибо я люблю вашу дочь, леди Мод, и хоть я недостоин ее, но отдал бы все силы своего сердца на служение ей. - Клянусь апостолом, Эдриксон, - холодно ответил рыцарь, подняв брови, - высоко же ты метишь! Наша семья принадлежит к очень древнему роду! - И я принадлежу к древнему роду, - заявил оруженосец. - Помимо того, леди Мод - наше единственное дитя, наследница нашего имени и всех наших владений. - Увы! Как ни горько мне говорить об этом, но ведь и я теперь единственный наследник Эдриксонов! - Почему же ты до сих пор не открылся мне, Аллейн? Право же, по-моему, ты злоупотребил моим доверием! - Нет, милорд, не обвиняйте меня в этом. Ваша дочь даже не знает, что я люблю ее, и мы не давали друг другу никаких обещаний. Сэр Найджел задумался на минуту, затем громко рассмеялся и воскликнул: - Клянусь апостолом, зачем мне вмешиваться в такого рода дела! Насколько мне известно, леди Мод всегда сама во всем отлично разбирается. Когда она подросла настолько, что могла топнуть своей маленькой ножкой, она всегда добивалась того, чего хотела, и если она питает к тебе такое же чувство, как ты к ней, то и сам король испанский со всем своим шестидесятитысячным войском не смог бы стать между вами. Скажу тебе одно: я хотел бы видеть тебя посвященным в рыцари, прежде чем ты скажешь моей дочери слова любви. Я всегда утверждал, что только доблестный рыцарь может стать ее мужем, и, говоря по правде, Эдриксон, если бог сохранит тебе жизнь, ты добьешься этой чести. Но довольно заниматься пустяками, нас призывают наши обязанности, об этом мы еще потолкуем, когда снова увидим меловые скалы нашей Англии. Иди к сэру Уильяму Фелтону и попроси его пожаловать ко мне: пора двигаться дальше. На другом конце этой горной долины нет прохода, и, если неприятель войдет сюда, мы окажемся в крайне опасном положении. Передав поручение, Аллейн вышел из лагеря, чтобы побыть в одиночестве, ибо голова у него шла кругом после неожиданной вести о смерти брата и волнующего разговора с сэром Найджелом. Сев на камень и подперев руками пылающий лоб, он погрузился в воспоминания о брате, о своей ссоре с ним, о леди Мод в испачканном платье, о сумрачном старинном замке, о ее гордом бледном лице в оружейной и о сердечных обнадеживающих словах, которыми она напутствовала его перед отъездом. А ведь тогда он был еще простым клириком, без гроша в кармане, никому не известным, одиноким. Теперь же он сам стал сокманом Минстеда, главой старинного рода и владельцем поместья, которое, хоть и уменьшилось, но было все же достаточным, чтобы поддержать честь его семейства. Кроме того, он уже приобрел жизненный опыт, считался храбрецом среди храбрецов, сумел заслужить доверие и расположение отца любимой девушки, и тот - это было особенно важно - выслушал его, когда Аллейн открыл ему свое сердце. Что же касалось посвящения в рыцари, то в столь бурные времена, полные событий, оруженосцу благородного происхождения нетрудно будет добиться этой чести. И либо он сложит голову в горах Испании, либо совершит подвиг, который прославит его имя. Аллейн все еще сидел на камне, и радость и грусть сменялись в его душе, подобно теням облаков, когда эти облака скользят над озаренной солнцем поляной, как вдруг его внимание привлек протяжный глухой звук или, вернее, гул, донесшийся сквозь туман. Позади него раздавались голоса лучников, взрывы громкого хохота, ржание коней, которые нетерпеливо грызли удила и били копытами землю. Но, помимо этого, Аллейн различал отдаленное слитное гудение, которое поднималось отовсюду и заполняло все пространство. Аллейн вдруг вспомнил, что, еще живя в аббатстве, он слышал подобный гул, когда вышел однажды ночью на берег и слушал, как длинные валы разбиваются о прибрежную гальку. Однако здесь не было ни ветра, ни волн, а между тем глухой ропот все усиливался, все нарастал среди плывущего тумана. Юноша вскочил и пустился бежать к лагерю, громким криком предупреждая товарищей об опасности. До лагеря было не более сотни шагов, но, ворвавшись в него, он застал воинов уже наготове: лучники держали коней за удила, а рыцари, выйдя из лагеря, настороженно прислушивались к зловещему звуку. - Это, видимо, большой отряд кавалерии, - заметил сэр Уильям, - и они карьером несутся сюда. - Это, должно быть, все же отряд Принца, - откликнулся сэр Ричард Костон, - они едут с северной стороны. - Нет, непохоже, - возразил граф Ангусский, - вспомните - вчера вечером крестьянин говорил нам, что ходит слух, будто дон Тельо, брат испанского короля, выступил в поход во главе шеститысячного отряда отборных воинов с намерением нагрянуть внезапно и разгромить лагерь Принца. - Клянусь апостолом, - воскликнул сэр Найджел, - так оно, должно быть, и есть! Я припоминаю, что этот крестьянин глядел на нас исподлобья и, видно, не желал нам добра. Уверен, что он-то и привел сюда испанцев. - В таком густом тумане нас не видно, и мы еще успеем выбраться отсюда через дальний конец прохода, - заметил сэр Саймон Берли. - Будь мы стадом горных коз, - пожалуй, но всадникам там не пройти, - возразил сэр Уильям Фелтон. - Если и в самом деле сюда пожаловал дон Тельо со своими людьми, то нам лучше всего остаться здесь и приложить все усилия к тому, чтобы этот испанский отряд проклял тот день, когда он встретил нас на своем пути. - Хорошо сказано, Уильям! - с воодушевлением воскликнул сэр Найджел. - Если их так много, то нам представится случай добыть немалую славу и честь. Однако гула что-то не слышно, боюсь, что они направились в другую сторону. - Или они остановились у входа в ущелье и строятся. Т-сс, слушайте! Они уже совсем близко. Вглядываясь в туман, воины Белого отряда стояли так тихо, что было слышно, как стекают по скалам струйки воды, как дышат лошади. Вдруг из недр тумана до них донеслось резкое ржание, и последовал протяжный зов трубы. - Это сигнал испанцев, достойный лорд, - заметил сэр Саймон Берли, - так трубят их доезжачие и псари, давая знать, что зверь не ушел, а притаился в логове. - Клянусь честью, - заявил сэр Найджел, - если они расположены поохотиться, то мы можем доставить им это развлечение, пока они не протрубят над нашими мертвыми телами. Неподалеку отсюда, посреди ущелья, есть холм, мы можем на нем укрепиться. - Я подумал об этом еще вчера вечером, - заметил Фелтон, - для такой цели лучше места не найдешь, ибо у него совершенно отвесный задний склон. Он совсем рядом, даже отсюда видно. Воины, ведя коней в поводу, подошли к невысокому скалистому холму, очертания которого обозначались в тумане. И в самом деле, он был как бы создан самой природой для обороны, ибо передний склон опускался пологими уступами и был усеян громадными камнями, а задний представлял собой голый, отвесный утес высотой около ста футов. На вершине была небольшая продолговатая площадка в сотню шагов длиной и в пятьдесят - шириной. - Отпустите лошадей, - приказал сэр Найджел. - Для них здесь нет места, а если мы удержим высоту, то после стычки коней у нас будет больше, чем нужно. Нет, вам, достойные сэры, они понадобятся. Эйлвард и Джон-стон, расставьте своих людей цепочкой по краям площадки. Вам, сэр Оливер, и вам, граф Ангусский, я поручаю правое крыло, а вам, сэр Саймон и сэр Ричард Костон, - левое. Я же с сэром Уильямом Фелтоном и нашими ратниками буду удерживать центр. Теперь стройтесь, друзья, разверните знамена и вспомним, что наши души принадлежат богу, наша жизнь - королю, а наши мечи - святому Георгию и Англии. Едва сэр Найджел произнес эти слова, как туман стал редеть и расходиться, и лишь кое-где его длинные косматые клочья еще ползли над вершинами скал. Ущелье, в котором они расположились, представляло собой клинообразную расселину, ближе к концу которой находилась небольшая неровная возвышенность, окруженная с трех сторон темными скалами; ее-то воины и заняли. Туман растаял, и яркие лучи солнца заискрились, засверкали ослепительным блеском на доспехах и шлемах большого кавалерийского отряда, который двигался через barranca, от утеса к утесу, меж тем как его арьергард был еще на равнине. Ряд за рядом, шеренга за шеренгой вливалась колонна в горный проход - колыхались знамена, сверкали копья, развевались плюмажи и струились на ветру флажки, а курбеты и скачки боевых коней придавали еще больше оживления всей этой пестрой массе с ее переливающимися красками и ослепительным блеском доспехов. Ликующие крики и качающийся лес поднятых копий возвестили о том, что испанцы наконец увидели своих врагов, попавших в ловушку, меж тем как все нараставший рев труб, треск барабанов и звон мавританских цимбалов сливались в победный гром. И этим отважным и блистательным испанским всадникам было странно видеть горсточку людей на высоте, редкий строй лучников кучку рыцарей и ратников в заржавевших, тусклых от долгой службы доспехах, и говорить себе, что это и есть те самые солдаты, чьи подвиги и слава служили пищей для разговоров у лагерных костров во всем христианском мире. Опершись о свои луки, они стояли неподвижно и молча, а их командиры держали совет тут же перед ними. В их рядах не звенели трубы, но в самой середине строя реяло английское знамя с леопардами, справа - знамя Белого отряда с розами Лорингов, слева, над головами шестидесяти валлийских стрелков, развевалось алое знамя Мерлина с кабаньими головами рода Баттестхорнов. Стоя в лучах утреннего солнца, англичане торжественно и спокойно ожидали действий неприятеля. - Клянусь апостолом, - воскликнул сэр Найджел, глядя своими выпуклыми глазами на долину, - среди них, как я вижу, немало достойнейших людей! Чье это золотое знамя развевается на левом фланге? - Это знамя рыцарей Калатравы, - ответил Фелтон. - А на правом фланге? - Знамя кавалеров ордена Сантьяго, я вижу, что и сам великий магистр выступает впереди своего отряда. А вон и знамя Кастилии колышется над тем отрядом в сверкающих доспехах, они идут впереди основных сил. Их здесь всего, насколько можно определить на глаз, шесть тысяч ратников и десять отрядов пращников. - Среди них есть и французы, достойный лорд, - заметил Черный Саймон, - вон знамена де Куветта, де Брие, Сен-Поля да и других знатных рыцарей, которые выступали против нас, на стороне Карла Блуасского. - Верно, я тоже вижу их знамена, - вставил сэр Уильям, - здесь также много испанских гербов, но я мало знаю их геральдические знаки. Дон Диего, вы, разумеется, осведомлены относительно гербов вашей родины. Кто эти рыцари, удостоившие нас своей встречей? Испанский пленник взглянул на густые, сомкнутые ряды своих соотечественников, и глаза его сверкнули торжеством. - Клянусь святым Иаковом! - воскликнул он. - Если нынче вам суждено пасть в бою, вы падете не от руки мужлана - здесь весь цвет Кастильского рыцарства выступает под знаменами дона Тельо, а вместе с ним и рыцари Астурии, Толедо, Леона, Кордовы и Севильи. А вон на пиках флажки Альборнеса, Касорлы, Родригеса, Таворы, я различаю также знамена двух славных монашеских орденов, а, помимо того, бок о бок с ними выступают рыцари Франции и Арагона. Если хотите послушаться моего совета, заключите с ними почетное соглашение на тех же условиях, какие вы предъявили мне. - Нет, клянусь апостолом! - заявил сэр Найджел. - Было бы слишком жаль, если бы такое множество отважных людей, встретившись лицом к лицу, не вступило в славную схватку. Ба, Уильям, они-таки двинулись на нас; и, клянусь честью, чтобы полюбоваться таким зрелищем, стоило переплывать моря! И действительно, оба крыла испанской рати - слева рыцари Калатравы, справа - Сантьяго - стремительно вынеслись вперед, а основные силы последовали за ними, но без особой поспешности. Однако, не доезжая пятисот шагов до высоты, занятой англичанами, оба отряда, встретившись, круто повернули в разные стороны и, описав полукруг, отступили якобы в полном замешательстве. В былых боях с маврами последним нередко удавалось, прибегая к такого же рода притворным отступлениям, выманить из укреплений и увлечь за собой пылких испанцев. Но тут на холме стояли люди, превосходно знавшие все военные хитрости и уловки. Вновь и вновь, с каждым разом все приближаясь к холму, обе группы испанцев соединялись и тут же, испуская крики ужаса и низко пригнувшись к спинам коней, разъезжались врозь - направо и налево, англичане же, по-прежнему сохраняя полную невозмутимость, наблюдали за ними. Наконец авангард остановился на расстоянии полета стрелы от подножия утеса и, размахивая копьями и восхваляя свою отвагу, стал вызывать врагов на бой, а два всадника выехали из блещущих рядов и принялись гарцевать меж двумя вражескими станами, подняв копья и щиты с гербами, подобно герольдам на турнире. - Клянусь апостолом, - воскликнул сэр Найджел, и его открытый глаз сверкнул, как уголь, - эти два джентльмена чрезвычайно благородны и великодушны! Не могу припомнить, чтобы я видел народ, столь возвышенный сердцем и изобретательный на выдумки, как эти испанцы. Наши лошади при нас, сэр Уильям. Быть может, нам избавить этих двоих от тяжелого обета, который они, по-видимому, на себя наложили? Не отвечая, Фелтон живо вскочил на коня и погнал его вниз, а сэр Найджел последовал за ним на расстоянии трех копий. Спустившись по трудному для галопа, неровному, каменистому склону, друзья помчались к двум кавалерам во весь опор, а доблестные испанцы с не меньшей прытью ринулись им навстречу. Противником Фелтона оказался рослый юнец с головой оленя на щите, а противником сэра Найджела - плотный, коренастый муж, с головы до ног закованный в сталь; вокруг его шлема вилась бело-розовая гирлянда. Юнец с такой силой ударил Фелтона по щиту, что расколол его пополам, но копье англичанина мгновенно вонзилось в горло юноши, под забрало, и тот с хриплым воплем рухнул наземь. Уже охваченный хмелем битвы, Фелтон не удовольствовался этой легкой победой: он пришпорил коня и врезался на всем скаку в отряд рыцарей Калатравы. И еще долго в полном молчании смотрели его соратники с высоты, как он кружился, подобно неистовому вихрю, в самой гуще испанского строя, а со всех сторон сверкали клинки и ржали, вставая на дыбы, боевые кони. То тут, то там мелькало белое перо на его шлеме, вздымаясь и падая, подобно пене на гребне волны, среди кольца жарко сверкавших и сыплющих искры мечей; наконец он исчез из виду, и еще один отважный воин перешел от битв к вечному покою. Между тем сэр Найджел нашел достойного противника - им оказался не кто иной, как Себастьян Гомес, непобедимый воин монашеского Ордена рыцарей Сантьяго, снискавший себе великую славу во время бесчисленных битв с маврами в Андалусии. Стычка была столь яростной, что копья раскололись до самой рукояти, а кони так круто взвились на дыбы и попятились, что, казалось, вот-вот опрокинутся, подмяв под себя всадников. Однако, в совершенстве владея искусством верховой езды, рыцари, сделали длинный курбет, а затем, выхватив из ножен мечи, стали наносить друг другу удары столь рьяно, словно это были могучие кузнецы, бившие по наковальне. Их кони кружили на месте, кусая и лягая друг друга, а мечи противников мелькали, со свистом рассекая воздух, и чертили в ярком свете дня сверкающие круги. Удары, парирования, выпады сменялись с молниеносной быстротой, и глаз не успевал следить за ними; но вот противники сошлись вплотную, обхватили друг друга и свалились с коней. Испанец, более плотный, чем англичанин, прижал противника к земле; под восторженные возгласы соотечественников он уже занес над ним меч. Однако роковой удар не обрушился на сэра Найджела, занесенная рука испанца внезапно дрогнула, он судорожно вытянулся и замертво рухнул на бок, истекая кровью, хлынувшей из подмышки и сквозь прорезь забрала. Сэр Найджел вскочил на ноги, держа в руках окровавленный кинжал, и наклонился к лежавшему у его ног противнику, - да, с ним было уже покончено, смертельный удар, нанесенный в ту минуту, когда рыцарь поднял руку, решил его участь. Бросившись в седло, сэр Найджел помчался к своим, по рядам испанцев прокатился многоголосый вопль ярости, и двадцать боевых труб затрубили, призывая к атаке. Но англичане только этого и ждали. Упершись ногами в землю, закатав рукава, чтобы мышцы не были стеснены, зажав в руке длинные военные луки и перебросив на грудь колчаны, они выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы, не задевая своих. Эйлвард и Джонстон стали бросать в воздух пучки травы, определяя силу и направление ветра, и по рядам негромко передавались советы и указания. - Стреляйте не дальше, чем на триста шагов, - крикнул Джонстон, - нам могут еще очень понадобиться наши стрелы, прежде чем кончится стычка! - Лучше перелет, чем недолет, - добавил Эйлвард, - лучше бить по арьергарду, чем метать стрелы в землю. - Спускай стрелу быстро и решительно, - советовал третий, - натянул тетиву, нацелил стрелу, пустил в цель. Клянусь богоматерью! Их знамена приближаются, и мы должны удержать эту высоту, если хотим когда-нибудь опять увидеть воды Саутгемптона. Аллейн, стоявший с мечом наголо среди лучников, наблюдал, как сверкающие эскадроны, всколыхнувшись, медленно двинулись вперед сначала рысью, затем перешли на легкий галоп, становившийся все быстрее, быстрее, и вот уже вся колонна, ряд за рядом, понеслась во весь опор - воздух огласили громовые крики, земля задрожала под копытами коней, казалось, долину залил поток стали, развевались плюмажи и флажки, поблескивали копья, взятые наперевес. Промчавшись по долине, они ринулись на приступ высоты, где были встречены убийственным ливнем английских стрел. Целыми рядами валились испанцы, словно захваченные каким-то бешеным водоворотом, в котором метались лошади, сбитые с ног люди падали и снова поднимались, шатаясь, как пьяные, но все новые шеренги испанских всадников продолжали врываться в узкие проходы меж камнями и гнать своих коней по роковому склону. До слуха Аллейна долетали отрывистые, суровые приказы командиров лучников, воздух был полон резким гудением тетив, свистом и стуком падавших стрел. У подошвы холма выросла целая стена повалившихся лошадей и сраженных воинов она все росла, все поднималась, по мере того как прибывали свежие эскадроны и устремлялись на приступ утеса. Один молодой всадник на сером жеребце, перемахнув через груду поверженных соратников, понесся во весь опор по склону, громко взывая к святому Иакову, но на расстоянии копья от вражеского строя пал, сраженный множеством стрел, которые так и остались торчать в каждой щели его доспехов. В течение пяти минут все вновь и вновь доблестные рыцари Испании и Франции бросались в атаку, силясь овладеть высотой, и только когда трубы проиграли отбой, они начали медленно отступать на безопасное расстояние, оставив своих лучших, доблестнейших солдат умирать в этой кровавой куче. Но недолго отдыхали победители. В то время, как рыцари атаковали англичан спереди, неприятельские пращники и арбалетчики незаметно подкрались с флангов и разместились на утесах и отдаленных скалах. Внезапно камни градом посыпались на обороняющихся, которые, стоя на открытом месте, служили отличной мишенью для врагов, укрывавшихся за каменными выступами. Джонстон, старый лучник, вскоре упал без единого стона, сраженный камнем, ударившим его в висок, и в ту же минуту погибли пятнадцать лучников и шестеро ратников. Воины, оставшиеся в живых, легли ничком, спасаясь от смертоносного града, а лучники, растянув свою цепь по краю вершины, вступили в перестрелку с пращниками и арбалетчиками, особенно целясь в тех, кто взобрался на утесы: и всякий раз, когда от метко пущенной стрелы кто-либо из недругов срывался с высоты, они радостно вскрикивали и смеялись. - Мне кажется, Найджел, - сказал сэр Оливер, подъезжая к маленькому рыцарю, - нам было бы куда легче, если бы устроить полдник. Солнце уже стоит высоко. - Клянусь апостолом, - воскликнул сэр Найджел, срывая мушку с глаза, - я полагаю, что теперь я свободен от своего обета, ибо в сражении с этим испанским рыцарем можно было снискать немалую славу. Ничего не скажешь, это был достойнейший джентльмен, отважный, неустрашимый, мне и вправду жаль, что он погиб так нелепо. Однако, Оливер, забудьте и думать о еде у нас здесь ничего с собою нет. - Найджел, - раздался голос сэра Саймона Берли подбежавшего к товарищам с растерянным видом. Эйлвард предупреждает, что в колчанах осталось не более двухсот стрел. Смотрите! Испанцы спешились, снимают кованые башмаки и собираются, как видно, одолеть нас врукопашную. Неужели и теперь мы не отступим? - Скорей душа моя расстанется с телом, чем я отступлю, - воскликнул маленький рыцарь, - здесь я стою, здесь и буду стоять насмерть, пока бог дает мне силы поднимать меч! - И я так скажу, - загремел сэр Оливер, подбросив в воздух свою огромную палицу и поймав ее за рукоять. - К оружию, друзья мои! - загремел сэр Найджел. - Стреляйте, пока можно, а там беритесь за мечи, и победим или умрем все вместе! Глава XXXVII КАК БЕЛЫЙ ОТРЯД ПЕРЕСТАЛ СУЩЕСТВОВАТЬ И тогда с вершины холма в каменистой Калабрийской долине раздался такой оглушительный шум, какого здесь не слыхали ни прежде, ни после, пока четыреста зим не сковали горные ручьи и четыреста весен не растопили их. Низкий звучный и грозный боевой клич воинственного племени, подобный грому, гулко и далеко раскатился по горной долине - последний суровый привет тем, кто еще присоединится к погибшим в той древней, как мир, игре, где ставкой служит жизнь. Трижды он гремел, нарастая, и трижды замирал, отдаваясь многократным эхом среди скал. Воины Белого отряда вскочили, все как один, и под ливнем сыпавшихся на них камней с решительными лицами взирали на бесчисленную рать, быстро поднимавшуюся по склону, чтобы схватиться с ними не на жизнь, а на смерть. Лошади были оставлены внизу, испанские рыцари шли в атаку пешими, с мечами и секирами, заслонившись широкими щитами. И вот начался бой, столь лютый, продолжительный и столь упорный с обеих сторон, что и доныне еще сохранились о нем воспоминания, передаваемые из поколения в поколение, калабрийских горцев; и отцы указывают детям на проклятый скалистый холм, прозванный "Altura de los Inglesos"*, на котором сшиблись в жаркой схватке заморские пришельцы и рыцари юга. Вскоре была вы пущена последняя стрела, да и пращники не могли метать камни, так близко друг к другу стояли свои и чужие. По верху утеса растянулся сильно поредевший строй лучников, легко вооруженных, но быстроногих, а на них шли приступом разъяренные, бушующие толпы доблестных бретонцев и пылких испанцев. Звон мечей, глухой звук тяжелых ударов, прерывистое дыхание раненых и выбившихся из сил - все это сливалось в дикий и протяжный гул, доносившийся до слуха крестьян, которые сбежались из окрестных деревень и с удивлением и ужасом глядели с соседних утесов на бешено кипевшую битву. Среди этого столпотворения кружилось знамя с леопардами, то взвиваясь к вершине под напором огромной массы испанцев, теснивших врагов, то опускаясь вниз, когда сэр Найджел и Черный Саймон вместе с воинами-ветеранами рьяно бросались в схватку и отбивали неприятеля. Аллейн, держась по правую руку от своего рыцаря, тоже метался туда и сюда, ибо едва он успевал обменяться ударом с каким-нибудь испанским кавалером, как вихрь сражения увлекал его в другую сторону, и он дрался мечом с новым противником. На правом фланге сэр Оливер, Эйлвард, Хордл Джон и лучники из Отряда сцепились с рыцарями монашеского ордена Сантьяго, которых вел их приор - рослый, плечистый муж, носивший под монашеским одеянием сетчатую кольчугу. Тремя мощными ударами он уложил трех лучников, но тут сэр Оливер обхватил его обеими руками, и рыцари, борясь друг с другом, раскачивались некоторое время из стороны в сторону, пока не сорвались вниз с острого края утеса, так и не разжимая железного кольца своих объятий. Но напрасно рыцари и монахи неистовствовали, пытаясь прорвать редкий строй английских стрелков и овладеть утесом. Меч Эйлварда и секира Большого Джона так и сверкали впереди, а увесистые обломки скал, сбрасываемые вниз мощными руками лучников, давили и ушибали многих. Наконец нападающие, преследуемые по пятам лучниками, начали медленно отступать, оставляя на своем пути вереницу корчившихся в предсмертных муках людей. В это время на левом фланге отряд валлийцев под командой шотландского графа выскочил из засады между скал и бурным натиском обратил испанцев в беспорядочное бегство. И только в центре защитникам, видимо, приходилось худо. Выбыл из строя Черный Саймон, - старый воин умирал, как он и хотел умереть: вокруг валялись тела убитых им врагов. Дважды сэр Найджел был сбит с ног, и оба раза Аллейн самоотверженно боролся за его жизнь, отражая удары, пока к его хозяину не возвращались силы и он снова не поднимался с земли. Берли, оглушенный ударом палицы, упал замертво, а рядом лежали его воины, чуть не поголовно перебитые. Щит сэра Найджела был расколот, доспехи рассечены, от шлема оторваны забрало и гребень; но он не падал духом, поспевал и тут и там, быстрый на ногу и ловкий на руку, бился одновременно с тремя воинами - двумя бретонцами и одним испанцем, - наносил удар, увертывался, снова бросался вперед, отскакивал в сторону Аллейн неотступно сражался бок о бок с ним, сдерживая вместе с небольшой горстью соратников свирепый натиск врагов, готовых их уничтожить. Разумеется, дело окончилось бы плохо, если бы не подоспели лучники которые, ударив в оба фланга атакующих, стали оттеснять неприятеля упорно, шаг за шагом, вниз по склону пока те не отступили на равнину, где их товарищи готовились к новому нападению. ______________ * Английская высота (исп.). Однако последняя атака была отбита поистине ужасной ценой. Из трехсот семидесяти человек, удерживавших высоту, в живых осталось только сто семьдесят два, среди которых было немало тяжелораненых и ослабевших от потери крови. Сэр Оливер Баттестхорн, сэр Ричард Костон, сэр Саймон Берли, Черный Саймон, Джонстон, сто пятьдесят лучников и сорок семь ратников полегли на поле боя. Между тем неотвратимый град камней уже снова свистел и жужжал, рассекая воздух, и грозил в любую минуту уменьшить и это число. Сэр Найджел окинул взглядом поредевшие ряды, и в глазах его вспыхнула гордость воина. - Клянусь апостолом! - воскликнул он. - Во многих схватках привелось мне участвовать, но ни одну мне не было бы так жалко пропустить, как эту. Однако ты ранен, Аллейн? - Пустяки, - ответил оруженосец, вытирая кровь струившуюся из рассеченного мечом лба. - Эти испанские джентльмены, оказывается, весьма достойные и учтивые люди. Я вижу, они готовятся продолжить с нами состязание. Построй лучников двумя шеренгами вместо четырех. Клянусь честью, мы потеряли несколько чрезвычайно храбрых воинов! Эйлвард, ты испытанный солдат, хотя не был посвящен в рыцари и не носил золотых шпор. Доверяю тебе командовать правым флангом, я возьму на себя центр, а вы, лорд Ангусский, левое крыло. - Ура сэру Сэмкину Эйлварду! - раздался грубый голос одного из лучников, и все приветствовали взрывом смеха своего нового командира. - Клянусь эфесом, вот уже не думал, что придется мне командовать флангом на поле брани! - воскликнул старый лучник. - Сомкните ряды, друзья, ибо, клянусь моими десятью пальцами, сегодня мы должны отличиться! - Подойди сюда, Аллейн, - сказал сэр Найджел, отступая к тому краю утеса, который служил тылом их позиции, - и вы идите сюда, Норбери, - обратился он к оруженосцу покойного сэра Оливера. Оба поспешили к нему, и все трое устремили взор на каменистый овраг, лежавший у их ног на глубине ста пятидесяти футов. - Надо известить Принца о том, как обстоят дела, - начал рыцарь. - Еще одну атаку мы отобьем, однако неприятель многочислен, а нас мало, так что настанет час, когда нам уже не удастся выстроить боевую линию на этом холме. И все же, если бы нам обещали подкрепление, мы бы до его прихода удержали эту высоту. Вы видите тех коней, что бродят внизу между скал? - Я вижу, достойный лорд! - А тропу, которая вьется по холму на том конце долины? - Вижу. - Если бы вы сели на этих коней и поскакали бы по той дорожке - хоть она неровная и крутая - вы, пожалуй, перевалили бы в долину на той стороне. А потом помчались бы к Принцу и сообщили ему о нашем положении. - А как же нам добраться до тех коней, достойный лорд? - спросил Норбери. - В обход нельзя, они сразу же на вас нападут и убьют. Подумайте, хватит ли у вас мужества спуститься по этому утесу? - Необходима веревка. - Веревка есть, только она длиною в сто футов, а дальше придется вам довериться богу и силе своих рук. Ты готов попытаться, Аллейн? - От всей души, дорогой лорд, но как же оставить вас в таком бедственном положении? - Нет, ты сослужишь мне более важную службу, если пробьешься. А вы, Норбери? Молчаливый оруженосец, не сказав ни слова, взял веревку и, проверив ее крепость, привязал один конец к выступу скалы. Затем он снял с себя нагрудник, набедренники и наколенники; Аллейн последовал его примеру. - Если Принц уже ушел вперед, расскажите о нашем положении Чандосу, или Калверли, или Ноллзу! - крикнул сэр Найджел. - И да хранит вас бог, ибо вы отважные, достойные люди! Перед такой задачей дрогнуло бы самое мужественное сердце. Сверху казалось, что тонкая веревка, свисавшая вдоль отвесной бурой скалы, кончается чуть ниже ее середины. Дальше тянулся шероховатый, блестевший влажными пятнами утес, кое-где торчали зеленые пучки травы, но не видно было ни одного выступа или расщелины, чтобы поставить ногу. Далеко внизу щетинились зубчатые камни, черные и грозные. Норбери изо всех сил три раза дернул веревку, потом ухватился за нее и медленно спустился до ее конца, а сотня людей напряженно следила за каждым его движением. Дважды он тянулся ногой к опоре, и оба раза ему не удавалось дотянуться до желанного места, а когда он сделал третью попытку поставить ногу на выступ, словно оса, прожужжал камень, который метнули из пращи, и ударил его сбоку по голове. Пальцы, державшие веревку, разжались, ноги соскользнули, и через секунду на каменистом дне ущелья лежал разбитый, обезображенный труп Норбери. - Если меня постигнет та же участь, - сказал Аллейн, отведя сэра Найджела в сторону, - прошу вас, дорогой лорд, передайте леди Мод мое смиренное почтение и скажите, что я всегда был ей верным слугой и ее недостойным рыцарем. Сэр Найджел молча положил своему оруженосцу руки на плечи и со слезами на глазах поцеловал его. Аллейн ринулся к веревке и быстро соскользнул по ней до самого ее конца. Когда он стоял наверху, ему казалось, будто веревка и откос почти соприкасаются, теперь же, раскачиваясь на глубине ста футов, он обнаружил, что с трудом может дотянуться ногой до поверхности этой отвесной стены и она ровная, как стекло, на ней нет опоры даже для мышонка. Однако взгляд его остановился на длинной зубчатой трещине, которая начиналась футах в трех от его ног и вкось прорезала скалу, - до нее-то и надо было добраться, если он хотел сохранить свою бренную жизнь и спасти сто семьдесят товарищей. Но спускаться до этой узкой щели по гладкому влажному утесу было бы безумной затеей. Он повис на качавшейся веревке, размышляя, и тут мимо его уха просвистел еще один из этих проклятых камней и ударился об утес, отбив от него осколок. Аллейн поднялся на несколько футов выше, подбирая за собой веревку, уперся коленом и локтем в стену, снял с себя пояс и прикрепил этот прочный кожаный ремень к концу веревки. Он снова спустился вниз, насколько позволяла ее длина, и стал раскачиваться, пока рука не дотянулась до расщелины, тогда он выпустил веревку и прильнул к скале. И опять в него полетел камень - на этот раз угодив ему в бок. Аллейну показалось, будто он услышал, как сломалась палка, его грудь пронзила острая, колющая боль. Однако теперь было не время обращать внимание на боль и страдания. От него зависит участь его командира и ста семидесяти товарищей, которых надо вырвать из когтей смерти. И Аллейн двинулся вниз. Цепляясь за острые края расселины, он то повисал на руках всей тяжестью тела, то, обнаружив какой-нибудь крохотный выступ или пучок травы, опирался на него ногой. Неужели конца не будет этим пятидесяти футам? Он не осмеливался посмотреть вниз, только медленно полз лицом к стене утеса, не разжимая пальцев, шаря ногами в поисках зацепки. Каждый каменистый карниз, каждая трещинка, каждое пятно на поверхности утеса навсегда запечатлелись в памяти Аллейна. Наконец он нащупал площадку и отважился взглянуть вниз. Слава богу! Он добрался до самого верхнего из роковых камней, на которые упал его товарищ. Быстро перескакивая со скалы на скалу, он достиг земли и уже протянул было руку, чтобы схватить лошадь за повод, но внезапно новый камень ударил его по голове, и он упал без чувств. Удар причинил Аллейну большое зло, однако большим злом он обернулся для человека, который в него метил. Испанский пращник, видя свою жертву недвижимой и поняв по одежде, что это не простой солдат, подбежал к нему, чтобы его ограбить - он знал, что лучники, находившиеся на вершине утеса, израсходовали все свои стрелы. Он был еще в трех шагах от своей жертвы, когда Джон, следивший за оруженосцем сверху, схватил огромный обломок скалы и обрушил на пращника. Раздавленный сокрушительным ударом в плечо, испанец, падая, закричал истошным голосом, и от этого крика, раздавшегося у самого его уха, Аллейн очнулся; он с усилием приподнялся и стал озираться вокруг. Взгляд его упал на лошадей, щипавших тощую траву, и в ту же секунду он все вспомнил - порученное ему дело, товарищей, необходимость спешить. Он был ранен, обессилен, кружилась голова, однако он знал, что умирать нельзя и нельзя мешкать, ибо сегодня в его руках жизнь многих людей. И вот он уже в седле и во весь опор мчится по долине. Гулко звенели копыта боевого коня, под их сильными ударами о скалы летели искры и градом сыпались мелкие камешки. Аллейн почувствовал, что снова теряет сознание, кровь текла из рассеченного лба, из виска, изо рта. Он ощущал все более нестерпи