Дуглас Адамс. Жизнь, Вселенная и Вообще --------------------------------------------------------------- © Дуглас Адамс Книга 1. Путеводитель вольного путешественника по Галактике (с) перевод с англ. С.М.Печкин, 2004 ? http://pechkin.rinet.ru/ Origin: http://pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Adams_D/H2G2G/1/index.html ? http://pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Adams_D/H2G2G/1/index.html --------------------------------------------------------------- Глава 1 Предрассветную тишину прорезал вопль ужаса: Артур Дент проснулся и вспомнил, где он находится. Это повторялось каждое утро. И виной тому было не то, что в пещере было холодно, и не то, что в пещере было сыро и дурно пахло. Виной тому было то, что пещера находилась в Айлингтоне, а первый автобус в центр ожидался через два миллиона лет. Нет ничего хуже, чем потеряться во времени -- и Артур Дент мог засвидетельствовать это после того, как изрядно потерялся и во времени, и в пространстве. Когда теряешься в пространстве, то тебе, по крайней мере, всегда есть, чем заняться. Артур очутился на доисторической Земле в результате крайне запутанной цепочки событий, в ходе которых его попеременно то унижали, то оскорбляли в таких причудливых уголках Галактики, о существовании каких Артур прежде и не подозревал; и хотя сейчас жизнь его стала совершенно тихой и мирной, он до сих пор не смог до конца придти в себя. Его не унижали вот уже пять лет. Поскольку, расставшись с Фордом Префектом четыре года назад, Артур не встречал с тех пор ни единой живой души, то оскорблениям все это время он тоже не подвергался. За исключением одного раза. Это случилось весенним вечером тому примерно года два. В сумерках Артур возращался в свою пещеру, как вдруг увидел на деревьях странные отсветы. Он поднял голову, поглядел вверх, и от радости у него перехватило дух. Спасение! Свобода! Мечта робинзона -- корабль! На глазах у Артура, остолбеневшего от восторга и счастья, в теплом вечернем воздухе проплыл стройный серебристый звездолет. Он тихо снизился и слаженным техничным танцем выпустил шасси. Затем корабль приземлился, и тихое гудение его двигателей растаяло в вечернем спокойствии леса. Корабль выпустил трап. Из открывшегося люка хлынул яркий свет. В проеме люка вырисовался контур пришельца. Он сошел по трапу и встал перед Артуром. -- Дент, ты придурок, -- произнес он. Все выдавало в нем инопланетянина -- характерный высокий рост, характерно заостренный череп, характерные огромные черные глаза, причудливого покроя золотой плащ на характерном резном золотом обруче, и светло-серо-зеленая кожа лица с таким шикарным свечением, которого большинство обладателей серо-зеленых лиц могут добиться только при помощи особых упражнений и очень дорогой косметики. Артур стоял, отвесив челюсть. Пришелец бесцеремонно разглядывал его. Изумленное недоумение быстро сменило у Артура встрепенувшуюся было надежду. Всевозможные мысли сражались у него в голове за право доступа к голосовым связкам. -- Ка...? -- спросил он. -- Но... по к... -- добавил он. -- За ч... ме...? -- выговорил он наконец и умолк. Артур вспомнил, что забыл, когда последний раз разговаривал с кем-либо, и понял, что это не проходит бесследно. Инопланетянин деловито нахмурился и сверился со своим, по всей видимости, блокнотом, поднеся его к свету тонкой и гибкой инопланетной рукой. -- Артур Дент? -- осведомился он. Артур беспомощно кивнул. -- Артур Филип Дент? -- уточнил пришелец. -- А-а... ы-ы... э-э... да... -- подтвердил Артур. -- Придурок, -- повторил инопланетянин. -- И лишенец. -- Не по... Пришелец утвердительно кивнул, поставил в блокноте характерную инопланетную птичку и повернулся к кораблю. -- Н-но по... -- замычал Артур в отчаянии. -- Да сам такой! -- бросил пришелец, не оглядываясь. Он поднялся по трапу и скрылся в люке. Корабль закрылся и басовито загудел, порыкивая и вздрагивая. -- Погоди! -- выговорил наконец Артур и бросился к кораблю. -- Погоди! Что это значит? Ну-ка, стой! Корабль поднялся в воздух, словно бы сбросив свой вес на землю, как плащ, и чуть покачнулся. Причудливым зигзагом от поднялся в сумеречное небо, миновал слой облаков, подсветив их изнутри на короткое мгновение, а затем исчез, оставив Артура посреди беспредельной черной земли махать кулаками в направлении догорающей зари. -- Что? -- вопил он. -- Что ты сказал? А ну-ка повтори! Ну-ка вернись и повтори, что ты сказал! Артур прыгал и махал кулаками, пока у него не подкосились ноги, и вопил, пока не запершило в горле. Никто не ответил ему. Его никто не слышал, и никто не мог ничего ему сказать. x x x Корабль пришельца уже несся с ревом к верхним слоям атмосферы, направляясь в жуткую пустоту, которая разделяет то немногое, что существует во Вселенной. Его пилот, холеный инопланетянин, откинулся на спинку единственного кресла в кабине. Звали его Долбаггер Удлиннившийся Бесконечно [1], и у него была цель в жизни. Не бог весть какая возвышенная цель, отметили бы многие, но, по крайней мере, какая-то цель в жизни у него была, и ему было, к чему стремиться. Долбаггер Удлиннившийся Бесконечно был -- да и сейчас остается -- одним из весьма немногих бессмертных существ во Вселенной. Те, чье бессмертие врожденное, инстинктивно умеют с ним справляться, но Долбаггер не принадлежал к их числу. Он люто ненавидел эту когорту -- сборище равнодушно-безмятежных кретинов. Бессмертие свалилось на него вследствие неудачного эксперимента с ускорителем иррациональных частиц, консервами "Завтрак космонавта" и резиновыми жгутами. Детальное описание эксперимента не имеет большого значения, потому что никому с тех пор не удавалось в точности повторить все его условия, и довольно многие пытавшиеся потом выглядели очень глупо или очень плохо -- или и то, и другое вместе. Долбаггер мрачно и устало закрыл глаза, пустил какой-то джазец по корабельной стереосистеме и подумал, что мог бы, в принципе, жить, если бы не воскресные полдни -- да, точно мог бы жить. Поначалу это было забавно. Он веселился на всю катушку, рисковал, наживался на долгосрочных вкладах и просто видел в гробу решительно всех. Но постепенно выяснилось, что воскресные полдни -- это нечто, чего он вынести не мог. Жуткая огульная млявость, воцаряющаяся около без пяти минут три, когда ты понимаешь, что принял уже все души, которые можно принять сегодня без вреда для здоровья; что, сколько ни смотри в газету, ни на какой странице уже не прочитаешь ни одной статьи и не применишь новой революционной техники подрезания, которая в ней рекламируется; и что стрелки всех часов неумолимо приближаются к четырем часам, когда начнется долгое сумрачное чаепитие души. И тогда жизнь начала утомлять Долбаггера. Счастливые улыбки, которыми он озарял чужие похороны, скисли. Долбаггер возненавидел Вселенную в целом и каждого ее обитателя в частности. Тогда-то он и задался своей целью -- целью, к которой можно было стремиться -- и, судя по всему, стремиться вечно. Вот что это была за цель. Он решил оскорбить Вселенную. То есть, оскорбить всех и каждого в ней -- персонально, в лицо и -- Долбаггер не боялся трудностей -- в алфавитном порядке. Когда ему указывали -- что случалось изредка -- что затея его не только бессмысленна и глупа, но и попросту невыполнима, потому что огромное число людей рождается и умирает каждую секунду, взгляд Долбаггера делался холодным, и он спрашивал: "А что, помечтать уже нельзя?" И он пустился в путь. В свой выстроенный по последнему слову техники корабль он поставил штурманский компьютер, способный хранить в своей памяти и отслеживать перемещения всего населения обитаемой Вселенной. Компьютер прокладывал ему курс. Корабль шел через орбиты планет системы Соль, готовясь обогнуть солнце и выйти в межзвездное пространство. -- Компьютер, -- позвал Долбаггер. -- Я, -- отозвался компьютер. -- Кто следующий? -- Работаем над этим. Долбаггер поглазел на фантастическое драгоценное убранство ночи, миллиарды миллиардов крохотных алмазных пылинок-миров, освещавших своим блеском бесконечную черноту. Каждая из них, каждая крохотная пылинка значилась в его списке. А большинство из них ему предстоит посетить еще миллионы и миллионы раз. Долбаггер вообразил себе свой маршрут линией, соединяющей все точки на небе, как в головоломке для малышей. Его порадовала мысль, что для наблюдателя в какой-нибудь точке Вселенной эти линии могут сложиться в весьма, весьма неприличное слово. Компьютер немелодично пискнул, сигнализируя, что расчеты выполнены. -- Фольфанга, -- объявил он и пискнул снова. -- Четвертая планета системы Фольфанга. -- Еще писк. -- Предполагаемое время в пути -- три недели. -- Еще писк. -- Там проживает слизняк вида А-Р-Турф-Илип-Ден-У. Компьютер подумал еще немного, потом пискнул и добавил: -- Мне кажется, вы хотели назвать его безмозглым тупицей. Долбаггер хмыкнул. Пару секунд он созерцал величие мироздания в иллюминаторе. -- Пожалуй, пойду вздремну, -- сказал он, а потом спросил: -- Что тут ловится? Компьютер пискнул: -- "Общественное Космовидение", "Экстрим-Романтика" и "Планета Животных", -- ответил компьютер и снова пискнул. -- Что-нибудь, что я смотрел меньше тридцати тысяч раз? -- Нету. -- Ох... -- Есть "Секс в Большом Космосе". Его вы смотрели всего тридцать три тысячи пятьсот семнадцать раз. -- Ну, разбуди меня ко второй рекламе. Компьютер пискнул. -- Приятных сновидений, -- сказал он. Корабль умчался в черную ночь. x x x Тем временем на земле лил холодный дождь, и Артур Дент сидел в пещере в самом, может быть, тухлом настроении за всю свою жизнь, придумывая достойные ответы пришельцу и гоняя мух, у которых тоже было весьма тухлое настроение. На следующий день он смастерил себе сумку из шкурки кролика, решив, что в ней неплохо будет носить всякие мелкие вещички. Глава 2 Солнечным и свежим утром того же дня два года спустя Артур вышел из пещеры, которую он решил называть своим домом, пока не придумается название получше или не найдется пещера получше. Хотя в горле у него еще першило от ежеутреннего вопля ужаса, Артур неожиданно вдруг пришел в невероятно чудесное расположение духа. Он оправил на себе лохмотья одежды и улыбнулся солнцу. Воздух был прохладен и полон утренних ароматов. Ветерки пробегались по высокой траве вокруг пещеры, птички чирикали друг на друга, изящно порхали там и сям бабочки, и вся природа, казалось, изо всех сил старалась доставить Артуру столько удовольствия, сколько только может. Но не эта буколическая идиллия привела Артура в такое прекрасное настроение. Только что ему в голову пришла великолепная идея о том, как превозмочь невыносимые тяготы одиночества, ночные кошмары, полное крушение всех попыток наладить сельское хозяйств и жуткое ощущение безбудущности и бессмысленности всей его жизни здесь, на доисторической Земле. Артур решил, что сойдет с ума. Он снова широко улыбнулся и впился зубами в кроличью ножку, оставшуюся с ужина, с нескрываемым удовольствием погрыз ее, а потом решил объявить во всеуслышание о своем решении. Он поднял голову и оглядел окрестные холмы и луга. Чтобы придать больше веса своим словам, он воткнул в бороду кроличью косточку. Артур поднял руки к небу: -- Я с ума сойду! -- воскликнул он. -- Отличная мысль, -- согласился Форд Префект, спрыгивая с ветки, на которой он сидел. Челюсть Артура начала совершать возвратно-поступательные движения вверх-вниз. -- Я тоже сходил, -- продолжал Форд. -- Кайф -- немеряный. Прикинь... -- начал было Форд, но Артур, чей мозг снова начал функционировать, перебил его: -- Где ты был?! -- Везде, -- отвечал Форд. -- Тусовался, -- и Форд озарил Артура улыбкой, которая, как он безошибочно рассчитал, заставит его заскрипеть зубами. -- Я просто отправил свой разум в отпуск. Решил, что если я так уж сильно понадоблюсь этому миру, то он меня найдет. И он нашел. Форд вынул из своего страшно потрепанного и износившегося теперь рюкзачка свой суб-Ф-ирный сенс-О-мат. -- По крайней мере, -- добавил он, -- мне так показалось. Вот эта штука вдруг ожила. Форд поднял сенс-О-мат к глазам. -- Если это была ложная тревога, я сойду с ума, -- сказал он. -- Обратно. Артур потряс головой и сел. Он поднял глаза на Форда. -- Я думал, ты умер, -- выговорил он. -- Я тоже так думал одно время, -- сказал Форд, -- а потом еще пару недель я думал, что я -- лимон. Я прикололся нырять с разбегу в джин-тоник и выныривать из него. Входит и выходит, знаешь? Артур прочистил горло и попробовал еще раз: -- Где ты... -- начал было он. -- Где я нашел джин-тоник? -- улыбнулся Форд. -- Мне подвернулось одно озерцо, которое думало, что в нем джин-тоник. Я прикололся нырять в него с разбегу. Ну, по крайней мере, я решил, что оно думает, что в нем джин-тоник. А может быть, -- добавил Форд с улыбкой, от которой взрослым мужчинам неудержимо хотелось укрыться на дерево, -- может быть, я просто все это придумал. Он подождал реакции Артура, но Артур знал Форда не первый день. -- Допустим, -- сказал Артур мрачно. -- Понимаешь, смысл-то в том, -- объяснил Форд, -- что нет никакого смысла сходить с ума, стараясь изо всех сил не сойти с ума. Можно просто сойти с ума и сберечь силы и рассудок. -- И ты сберег? -- спросил Артур. -- Нет, я так просто спрашиваю. -- Я был в Африке, -- ответил Форд. -- В Африке? -- Ага. -- Ну, и как там? -- А это как бы твоя пещера? -- спросил Форд. -- Ну... да, -- ответил Артур. Он чувствовал себя двояко. С одной стороны, после четырех лет полного одиночества он обрадовался Форду едва ли не до слез. С другой стороны, Форд был и остался совершенно невыносимым человеком. -- Очень симпатично, -- Форд оглядел пещеру Артура. -- Как ты только можешь здесь жить? Артур позволил себе не отреагировать. -- В Африке было очень прикольно, -- сказал Форд. -- Я там отрывался в полный рост. Форд задумчиво поглядел в пространство. -- Я занимался там вивисекцией, -- припомнил он с улыбкой. -- Нет, исключительно как любитель. -- Да? -- осторожно отреагировал Артур. -- Что да, то да! -- заверил Форд. -- Не буду заморачивать тебя подробностями, потому что ты можешь... -- Могу что? -- Можешь заморочиться. Но, возможно, тебе будет прикольно узнать, что я собственноручно и единолично придал нынешний облик животному, которого в более средние века будут называть жирафом. Еще я учился летать. Не веришь? -- Отчего же? -- отозвался Артур. -- Потом расскажу подробно. В "Путеводителе" написано... -- Где написано? -- В "Путеводителе". "Путеводителе вольного путешественника по Галактике". Забыл? -- Нет, почему же. Я помню, что выкинул его в реку. -- Ага, -- подтвердил Форд, -- а я его выловил. -- Этого ты мне не говорил. -- Ну, я не хотел, чтобы ты выкинул его снова. -- Разумно, -- признал Артур. -- Так там написано? -- Чего? -- В "Путеводителе" написано -- ? -- Там написано, -- ответил Форд, -- что секрет полета... или, скажем, прикол -- в том, чтобы научиться бросать себя на землю и промахиваться. Форд смущенно улыбнулся и показал на коленки своих штанов, а потом поднял руки и показал свои локти. И колени, и локти его были основательно побиты. -- Особых успехов я не достиг, -- сказал он. Наконец, он протянул руку. -- Слушай, Артур, я так рад тебя видеть! Артур снова энергично потряс головой, стряхивая изумление, шок и лапшу с ушей. -- Я не видел ни одной живой души уже несколько лет, -- сказал он. -- Ни души. Я с трудом вспомнил, как говорить. Стал забывать слова. Нет, я стараюсь упражняться. Я упражняюсь разговаривать с... этими, ну, как их... ну, с которыми если разговариваешь, то всем ясно, что ты сошел с ума? Как Георг Третий. -- Короли? -- подсказал Форд. -- Да нет! Эти, с которыми он разговаривал... Да их же полным-полно вокруг, ну! Я сам их сажал сотнями... все погибли... О! Деревья! Я упражняюсь в разговорах с деревьями. Это чего? Форд все еще протягивал руку. Артур глядел на нее, не понимая. -- Привет, -- сказал Форд. -- Это -- пожать. Артур пожал руку, сперва осторожно, словно она собиралась превратиться в рыбу, затем прочувствованно и яростно, обеими руками, не переставая, не в силах совладать с собой, и тряс и тряс ее, пока спустя какое-то время Форд не почувствовал, что церемония затянулась. Они поднялись на вершину ближайшего холма и обозрели оттуда окрестности. -- Как там наши гольгафринчуки? -- спросил Форд. Артур пожал плечами. -- Большинство не пережило суровую зиму три года назад. -- ответил он. -- Те, что выжили, весной потребовали отпуска, построили плот и уплыли куда-то. История учит, что они выжили... -- Гм... -- промолвил Форд. -- Ну-ну. Форд упер руки в пояс и еще раз оглядел необитаемую планету. От него вдруг повеяло целеустремленностью и энергичностью. -- Пошли! -- позвал он, хлопнув в ладоши от нетерпения. -- Куда? Зачем? -- встревожился Артур. -- Не знаю, -- сказал Форд. -- но идти надо. Вперед! Нас ждут великие дела! Форд снизил голос до шепота и добавил: -- Я обнаружил утечки. Форд поднял голову и встал в позе, которая ясно показывала, что он был бы не против, если бы налетевший порыв ветра красиво растрепал его волосы; но ветер в данный момент игрался внизу с какими-то листьями. Артур попросил повторить, потому что не уловил смысла. Форд охотно согласился. -- Какие утечки? -- переспросил Артур. -- Утечки времени-пространства, -- ответил Форд. В этот момент как раз налетел порыв ветра, но Форд успел подставить ему только зубы. Артур кивнул понимающе и спросил осторожно: -- Речь идет о какой-нибудь вогонской сантехнике? Или вообще об чем речь? -- Завихрения, -- пояснил Форд. -- Завихрения в пространственно-временном континууме. -- Вот оно что, -- покачал головой Артур. Он засунул руки в карманы халата и понимающе поглядел вдаль. -- А что именно? -- Чего? -- не понял Форд. -- Ну, что именно звать? Форд сердито обернулся к нему: -- Да ты не слушаешь! -- Я слушаю, слушаю, -- возразил Артур. -- Только от этого легче не делается. Форд взял Артура за обшлага халата и принялся втолковывать ему так медленно и терпеливо, как будто Артур работал в телефонной компании в отделе платежей. -- Я обнаружил, -- сказал он, -- участки. Нестабильности. В ткани... -- тут Артур глуповато поглядел на обшлага халата, за которые держал его Форд, но Форд не дал ему сопроводить глуповатый взгляд глуповатой репликой. -- В ткани времени-пространства! -- А, в этой ткани! -- с облегчением выдохнул Артур. -- Вот именно! -- закончил Форд. Они стояли на вершине холма посреди доисторической Земли и, не отрываясь, глядели друг другу в глаза. -- Так что случилось с этой тканью? -- спросил снова Артур. -- В ней образовались участки нестабильности, -- ответил Форд. -- Не может быть! -- Артур не отводил глаз ни на мгновение. -- Смогло, -- взгляд Форда был столь же подвижен. -- Отлично, -- сказал Артур. -- Теперь понял? -- спросил Форд. -- Нет, -- ответил Артур. Воцарилось молчание. -- Проблема с этим разговором в том, -- промолвил Артур, когда задумчивое выражение постепенно овладело его лицом, как альпинист, вскарабкивающийся на хитрый и сложный контрфорс, -- что он слишком непохож на все разговоры, которые у меня были в последнее время. Как я уже говорил, это были в основном разговоры с деревьями. С деревьями все было не так. Ну, разве что с некоторыми дубами... -- Артур, знаешь, что? -- спросил Форд. -- Нет, -- отозвался Артур. -- Что? -- Ты просто верь во все, что я говорю. И все будет очень-очень просто. -- Да? Что-то не верится. Они присели, погрузившись каждый в свои мысли. Форд достал свой суб-Ф-ирный сенс-О-мат. Он тихонько жужжал и время от времени подмигивал маленькой лампочкой. -- Батарейка садится? -- спросил Артур. -- Нет. -- ответил Форд. -- Это мобильное нарушение в ткани времени-пространства. Завихрение. Водоворот. Участок нестабильности. И он где-то совсем неподалеку от нас. -- Где? -- спросил Артур. Форд поводил устройством на вытянутой руке. Внезапно лампочка вспыхнула ярко. -- Вон там! -- воскликнул Форд, указывая рукой, -- Вон там, в направлении вон того дивана! Артур посмотрел туда. К своему изумлению, посреди луга он увидел обитый темным бархатом честерфилдовский диван. Артур глубокомысленно раскрыл рот. Нелицеприятные вопросы завертелись у него на языке. -- Откуда тут посреди луга диван? -- спросил он. -- Я же объяснял! -- воскликнул Форд, вскакивая на ноги. -- Это завихрения в пространственно-временном континууме! -- Но почему же хренью? -- Артур тоже вскочил на ноги, хотя и мало надеялся придти в себя ногами. -- Короче! -- кричал на бегу Форд. -- Этот диван попал сюда из-за пространственно-временной нестабильности в континууме, и его занесло к нам. Суть в том, что мы должны поймать его. Это наш единственный шанс выбраться отсюда! Форд скатился по каменистой осыпи и побежал по лугу. -- Поймать? -- недоуменно пробормотал Артур и тотчас же с неудовольствием увидел, что диван, лениво покачиваясь над травой, дрейфует вдаль. Неожиданно для себя издав тарзаний вопль восторга, Артур скатился по склону холма и бросился догонять Форда Префекта и сюрреалистическую мебель. Они бежали, дико подскакивая, по траве, хохоча и выкрикивая друг другу "Держи его!" и "Загоняй давай!". Солнце пригревало сонно покачивающуюся на ветру траву. Мелкие полевые зверьки порскали из-под ног. Артур был счастлив. Сегодня с самого утра ему все удавалось. Всего двадцать минут назад он решил сойти с ума, и вот -- он уже гонится по просторам доисторической Земли за честерфилдовским диваном! Диван же лениво плавал в воздухе и казался одновременно и вещественным, как деревья, когда стукался об одни из них, и призрачным, как сон, когда проплывал, не задевая, сквозь другие. Форд и Артур нагнали диван, но тот ловко уворачивался от них, словно бы следуя своей собственной сложной топографии пространства -- как оно на самом деле и было. Они не сдавались, а диван танцевал и вертелся в воздухе, как вдруг он развернулся и спикировал вниз, словно по графику драматически убывающей функции, и Форд с Артуром оказались прямо перед ним. С молодецким гиканьем они запрыгнули на диван; солнце померкло, они рухнули в тошнотворное ничто и возникли снова посреди крикетного поля на стадионе "Лордз" в Сент-Джонс-Вуд, Лондон, во второй половине финала кубка Австралии тысяча девятьсот восемьдесят ...ятого года, когда английской команде оставалось всего двадцать восемь пробежек до победы.  Важнейшие факты галактической истории, факт No1 (цитируется по "Ежезвездногоднику галактической истории и обществознания", рубрика "Цитаты на все случаи жизни"): "Ночное небо над планетой Криккит -- самое безынтересное зрелище во всей Вселенной." Глава 3 Погода над стадионом "Лордз" стояла прекрасная. Внезапно из пространственно-временной аномалии выпали Форд и Артур и довольно чувствительно приложились к твердой почве. Раздался гром аплодисментов. Они предназначались не Форду с Артуром, но те невольно поклонились, что было для них большим везением, потому что маленький, но очень увесистый красный мячик -- которому, собственно, и аплодировали зрители -- просвистел всего лишь в нескольких миллиметрах над головой Артура. На трибуне кто-то упал. Форд и Артур бросились на землю, которая, казалось, предательски вращается под ними. -- Что это было? -- шепотом спросил Артур. -- Что-то красное, -- так же шепотом ответил Форд. -- Где мы? -- Мы? На чем-то зеленом. -- Подробнее, -- попросил Артур. -- На что это похоже? Аплодисменты зрителей быстро сменились возгласами изумления и недоуменным хмыканьем сотен людей, которые еще не решили для себя, поверить своим глазам или нет. -- Та-ак, граждане! Диванчик ваш? -- спросил голос. -- Что это было? -- спросил Форд. Артур поднял глаза. -- Что-то синее, -- ответил он. -- На что похоже? -- спросил Форд. Артур посмотрел еще раз. -- На полицейского, -- ответил он шепотом, и брови его угрожающе наползли одна на другую. Некоторое время, нахмурившись до предела, Форд и Артур смотрели в землю. Потом синее, похожее на полицейского, постучало их по плечам. -- Пройдемте, граждане, -- сказало оно. Эти простые слова подействовали на Артура, как удар током. Он вскочил, точно начинающий писатель, услышавший звонок телефона, и в панике огляделся вокруг. Образы увиденного вдруг сложились в ужасающе обыденную и знакомую картину. -- Где ты все это взял? -- заорал он на полицейского. -- Не понял, -- оторопело переспросил полицейский. -- Это же стадион "Лордз", правильно? -- кричал Артур. -- Где ты его взял? Как ты его сюда притащил??? Кажется, -- добавил он, хватаясь за голову, -- мне надо успокоиться. С этими словами он с размаху уселся на землю перед Фордом. -- Это полиция, -- сказал он слабым голосом. -- Что будем делать? Форд пожал плечами. -- А чего бы тебе хотелось? -- поинтересовался он. -- Мне хотелось бы, -- ответил Артур, -- чтобы ты сказал мне, что последние пять лет мне приснились. Форд снова пожал плечами и исполнил просьбу: -- Последние пять лет тебе приснились, -- сказал он. Артур встал на ноги. -- Все нормально, гражданин констебль, -- сказал он. -- Последние пять лет мне приснились. Вот, его спросите, -- добавил он, указывая на Форда. -- Он там тоже был. Произнеся такую речь, Артур направился было к краю поля, счищая какой-то сор со своего халата. Потом Артур обратил внимание на халат и замер. Он дико поглядел на него, а потом бросился обратно к полицейскому: -- А откуда тогда на мне это? -- взвыл он, пошатнулся и рухнул на траву. Форд покачал головой. -- У него были очень тяжелые два миллиона лет, -- объяснил он полицейскому, и вдвоем они погрузили Артура на диван и потащили с поля. Внезапное исчезновение дивана лишь ненадолго задержало их. Зрители реагировали на происходящее богато и разнообразно. Большинство отказалось верить своим глазам и вместо этого слушало комментаторов. -- Да, Брайен, я согласен, это очень интересное событие, -- говорил один комментатор другому. -- Я не припомню никаких таинственных материализаций на поле с... с... да вообще не припомню! Никогда еще не было... -- Ну, почему же никогда? А как же Эджбастон, сезон 1932-го года? -- И что же случилось тогда? -- Ну, как же, Питер! Кэнтер стоял в защите, а Уилкокс подавал, как вдруг на поле выбежал зритель. Первый комментатор помолчал, вспоминая: -- Гм... Безусловно, Брайен, но ведь ничего таинственного в этом не было! Он не возник посреди поля из ничего -- он выбежал на поле. -- Это верно, но он утверждал впоследствии, что увидел, как что-то возникло на поле! -- И что же это было? -- Крокодил! По его словам, что-то вроде крокодила! -- Невероятно. Кто-нибудь еще это видел? -- Насколько я знаю, нет. Кроме того, никто не смог добиться от него членораздельного ответа, поэтому по полю только наскоро прошлись граблями. -- И что было потом? -- Если не ошибаюсь, его увели и предложили подкрепиться, но он сказал, что уже неплохо подкрепился перед матчем, поэтому дело замяли, и Уорвикшир победил с отрывом в три стойки. -- В общем, не очень похоже на сегодняшний день. Тем, кто только что присоединился к нам, думаю, будет интересно узнать, что двое, э-э, мужчин, одетых довольно странно, и самый настоящий диван -- ведь это честерфилд, я не ошибаюсь?.. -- Самый настоящий честерфилд! -- ... только что возникли из ничего посреди стадиона "Лордз". Мне кажется, они не имели в виду ничего дурного, они ведут себя вполне пристойно, и... -- Прошу прощения, Питер, я должен перебить и сообщить, что диван только что исчез снова. -- Да, именно так. Одной загадкой меньше. Несмотря на это, думаю, сегодняшний день войдет в летопись английского крикета, если учесть, что произошло это в один из самых драматических моментов сегодняшней игры, когда всего двадцать четыре перебежки отделяют английскую команду от победы в чемпионате. Сейчас полицейский уводит этих граждан с поля, и, я думаю, через минуту игра продолжится, как ни в чем не бывало. -- А теперь, -- сказал полицейский Форду, когда они протолкались через толпу любопытных и уложили безмятежно покоящееся тело Артура на носилки, -- потрудитесь объяснить, кто вы такие, откуда, и что все это значит? Форд поглядел на землю, словно собираясь с мыслями, а потом поднял голову и одарил полицейского взглядом, в котором заключались все шестьсот световых лет расстояния от Земли до родной планеты Форда в окрестностях Бетельгейзе -- все до последнего дюйма. -- Сейчас я все объясню, -- тихо промолвил Форд. -- Ну, ладно, ладно, -- заторопился полицейский, -- все можете не объяснять. Главное, никогда больше так не делайте. Полицейский тихо отошел и бросился на поиски кого-нибудь, кто не был бы родом с Бетельгейзе. К счастью, таких на стадионе было полным-полно. Сознание возвращалось в тело Артура издалека и неохотно. Оно слишком хорошо помнило, как несладко ему приходилось порой в нем. Наконец, решившись, оно вошло в тело, потопталось и устроилось в привычном положении. Артур сел. -- Где я? -- спросил он. -- Стадион "Лордз", -- ответил Форд. -- Вот и славно, -- сказал Артур, и сознание снова покинуло его, решив еще вдохнуть свежего воздуха. Тело его распласталось на траве. Через десять минут, после стаканчика чая в буфете, румянец начал возвращаться на бледные бородатые щеки Артура. -- Ты как? -- спросил Форд. -- Я дома, -- хрипло выговорил Артур. Он закрыл глаза и жадно вдохнул пар, поднимавшийся от чая, как если бы это был -- как если бы это был чай, каковым он, в сущности, и был. -- Я дома, -- повторил Артур. -- Дома. Это Англия. Сегодня, сейчас. Все это был кошмарный сон. Все кончилось. Артур открыл глаза и блаженно улыбнулся. -- Я дома, -- прочувствованно прошептал он. -- Ты только не обижайся, но я, кажется, должен сказать тебе две вещи, -- сказал Форд, бросая перед ним на стол номер "Гардиана". -- Я дома, -- сказал Артур. -- Ну, как бы да, -- согласился Форд. -- Во-первых, -- он указал на дату под заголовком газеты, -- Земля будет уничтожена через два дня. -- Я дома, -- шептал Артур. -- Чай... -- прошептал он. -- Крикет, -- добавил он не без удовольствия. -- Газоны... Скамейки... Белые рубашки... Пивные банки... Артур медленно начал наводить фокус на газету. Он наклонил голову и прищурился: -- Эту газету я уже читал, -- сказал он. Глаза его поднялись к дате, по которой постукивал пальцем Форд. Лицо его застыло на пару секунд, а потом с ним начал происходить тот медленный и глубокий катастрофический процесс, который так зрелищно демонстрируют по весне арктические льды. -- А во-вторых, -- сказал Форд, -- у тебя, кажется, в бороде косточка. Форд отставил свой чай. Снаружи и над палаткой с буфетом, лучи солнца ласкали веселых и довольных людей. Они отражались от белых шляп и мокрых красных лысин. Они растапливали эскимо на палочках. Они высушивали слезы малышей, чье эскимо растаяло и упало с палочки на землю. Солнечные лучи просвечивали сквозь листву деревьев, посверкивали на свистящих крикетных битах, блестели на в высшей степени необычной штуковине, припаркованной за осветительными башнями, которую, по всей видимости, никто не замечал. Солнечные лучи обрушились на Форда и Артура, вышедших из буфетной палатки и, зажмурившись, пытавшихся оглядеться вокруг. Артура колотила крупная дрожь. -- Слушай, -- начал он, -- а что, если... -- Не надо, -- коротко сказал Форд. -- Чего не надо? -- спросил Артур. -- Не надо звонить самому себе домой. -- Как ты догадался? Форд неопределенно пожал плечами. -- А почему, собственно, не надо? -- спросил тогда Артур. -- Из разговора с самим собой по телефону, -- ответил Форд, -- много полезного не узнаешь. -- Разве? -- А как ты думаешь? Форд взял из воздуха воображаемую телефонную трубку и набрал воображаемый номер на воображаемом диске. -- Алло, -- сказал он в трубку. -- Это Артур Дент? Добрый день, говорит Артур Дент. Видишь ли, дело в том, что я -- это ты. Погоди, не ве... Форд огорченно посмотрел на воображаемую трубку: -- Повесил трубку, -- сказал он, пожав плечами, и пристроил воображаемую трубку обратно на воображаемые рогульки. -- Я-то не первый раз в петле времени, -- добавил он. Мрачный Артур сделался еще мрачнее. -- Так, выходит, мы не въезжаем в город на белом коне, -- промолвил он. -- Да уж, -- подтвердил Форд. -- Даже не на паре гнедых, запряженных зарею. Матч продолжался. Подающий двинулся к стойке -- сперва шагом, потом быстрым шагом, потом бегом; потом он вдруг превратился в вихрь рук и ног, из которого вылетел мяч. Защитник развернулся и мощно отбил мяч вверх, к осветительным вышкам. Форд взглядом проследил его полет -- и замер, вздрогнув. Он снова проделал глазами ту же дугу -- и снова зрачок у него дернулся. -- Слушай, а ведь это не мое полотенце, -- сказал Артур, копавшийся в своей кроликовой сумке. -- Тихо, -- сказал Форд. Он изо всех сил скосил глаза, стараясь сосредоточиться. -- У меня было гольгафринчумское спортивное полотенце, -- не унимался Артур, -- синее с желтыми звездами. А это совсем другое. -- Да тихо ты, -- повторил Форд. Он закрыл один глаз рукой и всматривался во что-то другим. -- Розовое какое-то, -- продолжал Артур. -- Это ведь не твое? -- Я бы очень попросил тебя заткнуться со своим полотенцем, -- прошипел Форд. -- Да это не мое полотенце, -- возразил Артур, -- я же о чем тебе и го... -- И я бы очень попросил тебя сделать это, -- Форд с шипения перешел на тихий грозный рык, -- прямо сейчас!!! -- Ну, ладно, ладно, -- сказал Артур, запихивая полотенце обратно в грубо сшитую сумку из кроличьей шкурки. -- Я понимаю, что в космическом масштабе это, наверно, не важно. Просто как-то непонятно, верно? Было синее с желтыми звездами, а стало вдруг розовое... Форд же начал вести себя странно. Точнее, не то, чтобы он вдруг начал вести себя странно, а до того вел себя совершенно нормально; нет, он начал вести себя не так странно, как прежде -- а по-другому. Вот что он принялся делать: не обращая внимания на удивленые взгляды окружающих, окружавших поле, он то быстро махал руками у себя перед носом, то приседал за чьи-то спины, то подпрыгивал над чьими-то головами, то стоял неподвижно, часто моргая. Спустя пару минут такого поведения он начал медленно двигаться вперед, нахмурившись озадаченно, как леопард, которому вдруг показалось, что он только что увидел в миле отсюда посреди жаркой и пыльной саванны открытую баночку "Вискаса". -- Слушай, да и сумка-то не моя! -- воскликнул вдруг Артур. Форд отвлекся и потерял настрой. Со свирепым лицом он обернулся к Артуру. -- Про полотенце я уже ничего не говорю, -- принялся оправдываться Артур. -- С ним все понятно, оно не мое. Но, смотри, ведь вся сумка, в которую я положил полотенце -- это же не моя сумка, она только похожа на нее, как две капли воды. И, ты как хочешь, а я лично считаю, что это все очень странно и подозрительно. Тем более, что ту сумку я смастерил своими руками на доисторической Земле. И потом -- это не мои камешки, -- добавил Артур, вычерпывая из сумки горсть серой речной гальки. -- Я коллекционировал интересные камешки. А эти -- ты же сам видишь, они совершенно неинтересные! Рев восторга пронесся над стадионом и заглушил то, что Форд сказал в ответ на сообщение Артура. Мячик, который вызвал у зрителей такую бурную реакцию, упал с неба и приземлился точнехонько в таинственную сумку из кроличьей шкурки, висевшую на боку у Артура. -- Вот тебе и еще одно, я бы сказал, чрезвычайно странное событие, -- заметил Артур, быстро закрыв сумку и притворившись, будто ищет мячик в траве. -- Нет, здесь его нет, -- сказал он мальчишкам, немедленно выросшим из-под земли возле него и присоединившимся к поискам. -- Укатился куда-то. Во-он туда, кажется, -- и Артур махнул рукой в том направлении, в котором ему хотелось бы, чтобы мальчишки удалились. Один из них внимательно оглядел Артура. -- У тебя все дома, дядя? -- спросил мальчик. -- Нет, -- ответил Артур. -- А тогда почему у тебя в бороде косточка? -- спросил мальчик. -- А я учу ее тому, что где родился, там и пригодился, -- Артур сам загордился выданной фразой. Как раз то, что нужно для воспитания молодежи -- остроумно и поучительно. -- Вона, -- сказал мальчик, склонив голову набок и задумавшись. -- Как тебя зовут, дядя? -- Дент, -- ответил Артур. -- Артур Дент. -- Придурок ты, Дент, -- промолвил мальчик. -- И лишенец. Мальчик поглядел по сторонам, показывая, что он вовсе не торопится спасаться бегством, а потом побрел куда-то, ковыряясь в носу. Артур вдруг вспомнил, что через два дня Земля будет уничтожена, и впервые вдруг подумал об этом без особого трагизма. Достали новый мячик, игра возобновилась, солнце принялось светить по-прежнему, а Форд снова принялся прыгать, приседать, вертеть головой и жмуриться. -- Ты что-то задумал, я угадал? -- спросил Артур. -- Мне кажется, -- ответил Форд голосом, который, как Артур уже неплохо знал, предвещал что-нибудь совершенно недоступное пониманию, -- мне кажется, что тут работает НеНаУД. Он протянул руку. Странным образом, показывал он вовсе не в ту сторону, в которую смотрел. Артур посмотрел сначала в одну сторону -- в сторону осветительных вышек -- затем в другую -- в сторону поля. Он кивнул. Потом пожал плечами. Потом пожал плечами еще раз. -- Что тут работает? -- НеНаУД. -- Не-... -- ...-На-У-Д. -- И как это расшифровывается? -- Не нашего ума дело. -- А. Ну, тогда-то ладно, -- выдохнул Артур. Что произошло, он не имел никакого понятия, но, по крайней мере, это уже было позади. Он ошибался. -- Вон там, -- сказал Форд, снова указав на осветительную вышку, а глядя на площадку подачи. -- Где? -- не понял Артур. -- Там! -- повторил Форд. -- А, вижу, -- соврал Артур. -- Видишь? -- удивился Форд. -- Что? -- спросил Артур. -- Ты видишь НеНаУД? -- Форд был терпелив. -- Но ты же вроде сказал, что это не нашего ума дело? -- Ну, да, правильно. Артур кивнул -- медленно, задумчиво и с выражением безмерной глупости на лице. -- Вот я и спрашиваю, -- продолжал Форд, -- Ты его видишь? -- А ты? -- Вижу. -- Ну, и на что это похоже? -- спросил Артур. -- Откуда же мне знать, дятел! -- воскликнул Форд. -- Если ты его видишь, так ты мне и скажи! Артур почувствовал тупую боль в висках -- спутник великого множества его бесед с Фордом. Рассудок его испуганно забился в угол, как щенок в конуре. Форд взял Артура за руку. -- НеНаУД, -- сказал он, -- это что-то, чего мы не можем видеть. Или не хотим видеть. Что-то, чего наш мозг не позволяет нам увидеть, потому что мы думаем, что это не наше дело. Вот что такое НеНаУД. Не Нашего Ума Дело. Мозг просто вырезает это из кадра. Это как слепое пятно: если смотреть прямо на него, то ты его не увидишь, пока не будешь точно знать, что это такое. Единственный шанс -- это увидеть его неожиданно краешком глаза. -- А-а, -- протянул Артур. -- Так вот зачем ты... -- Именно, -- подтвердил Форд, который знал, что Артур скажет. -- ...прыгал и приседал и... -- Именно за этим. -- ...и жмурился... -- Да, да! -- ...и все время... -- Ну, кажется, ты понял, да? -- Так я вижу, -- сказал Артур. -- Это звездолет. В ту же секунду Артура чуть не сбил с ног единодушный вопль зрителей. Люди со всех сторон побежали во все стороны, сталкиваясь друг с другом и крича во все горло. Воцарился страшный беспорядок. Ошеломленный, Артур попятился и испуганно огляделся вокруг. Потом оглянулся снова, еще более ошеломленный. -- Восхититительно, вы не находите? -- спросил призрак. Призрак плавал перед самым носом Артура; то есть, собственно говоря, в глазах у Артура поплыло все, не только призрак. Челюсть Артура также отчалила. -- Ч-ч-ч... -- выплыло из его рта. -- Судя по всему, ваша команда выиграла, -- предположил призрак. -- Ч-ч-ч... -- повторил Артур, сопровождая каждый редкий звук тычком в спину Форда. Форд с беспокойством наблюдал поднявшуюся суматоху. -- Вы ведь болеете за англичан, не так ли? -- спросил призрак. -- Ч-ч-ч... Так, -- ответил Артур. -- Ну, так ваша команда со всей очевидностью, если можно так выразиться, выиграла. Я имею в виду -- матч. Это означает, что Прах останется у них. Поздравляю вас. Должен признаться, я весьма симпатизирую крикету. Хотя мне не хотелось бы, чтобы об этом стало известно за пределами этой планеты. Да-с, совсем не хотелось бы. Призрак улыбнулся, и улыбка его показалась проказливой, но точно определить не удавалось, потому что солнце светило прямо из-за его головы, подсветив его седые волосы и бороду и окружив его голову ослепительным нимбом -- картинным, впечатляющим и не очень уживающимся с проказливыми улыбками. -- Впрочем, -- добавил он, -- все равно ведь через пару дней все будет кончено, не так ли? Хотя, как я и заверил вас в прошлый раз, я глубоко сожалею об этом. Но -- чему было, тому не миновало. Артур попытался что-то сказать, но сдался. Он снова ткнул Форда в спину. -- Я уж думал, что-то случилось, -- сказал Форд, -- а это просто конец матча. Надо выбираться отсюда. О! Старпердуппель! Что ты здесь делаешь? -- Прогуливаюсь, друг мой, просто прогуливаюсь, -- ответил старец поспешно. -- Тачка твоя? Подбросишь куда-нибудь, все равно, куда? -- Терпение, юноша, терпение, -- ответствовал старец. -- Нет проблем, -- согласился Форд. -- Просто эту планету снесут, и довольно скоро. -- Мне это известно, -- сообщил Старпердуппель. -- Ну, я только хотел подчеркнуть остроту момента, -- сказал Форд. -- Благодарю вас. -- И если в такой момент ты считаешь нужным зависать на стадионе... -- Именно так. -- То -- что ж, корабль твой. -- И это верно. -- Что верно, то верно, -- и Форд раздраженно отвернулся. -- Здравствуйте, -- выговорил наконец Артур. -- Здравствуй, землянин, -- привествовал его Старпердуппель. -- Да и, в самом деле, -- промолвил Форд, -- двум смертям не бывать... Старец пропустил это замечание мимо ушей и продолжил наблюдать за полем, причем в глазах его мелькали искорки, которые никак невозможно было связать с тем, что творилось на поле. А творилось на нем вот что: зрители вышли на поле и построились посреди него широким кольцом. Что видел на поле Старпердуппель, для прочих оставалось тайной. Форд напевал себе под нос: однообразную короткую мелодийку на одной ноте. Он ждал, что кто-нибудь спросит у него, что это он такое напевает. Тогда Форд ответил бы, что напевает последнюю строчку песенки Ирины Аллегровой "И от счастья я схожу с ума, схожу с ума, схожу с ума". Тогда спросивший заметил бы ему, что он же поет только одну ноту, а на это Форд ответил бы, что по причинам, за которыми не надо далеко ходить, он не поет слова "и от счастья я". К сожалению, никто не спрашивал Форда об этом. -- Да врубись ты наконец! -- не выдержал Форд, -- если мы не скипнем отсюда в ближайшее время, то опять попадем в самую затируху. А меня ничто так не напрягает, как уничтожение планеты. Ну, разве только если я сам в это время нахожусь на этой планете. Или вот еще, -- добавил Форд, снизив голос, -- этот ваш крикет. -- Терпение! -- повторил Старпердуппель. -- Нас ждут великие дела. -- Вы это говорили в прошлый раз, -- вспомнил Артур. -- И был прав, -- подтвердил Старпердуппель. -- О, да, -- признал Артур. Впрочем, со стороны казалось, что ждет их лишь не более, чем церемония, устроенная скорее для телевидения, чем для зрителей; с того места, где стояли наши друзья, узнать о происходящем можно было лишь из громкоговорителя, висевшего на столбе. Форд изо всех сил проявлял безразличие к происходящему. Он хмурился, пока громкоговоритель рассказывал, что сейчас Прах будет торжественно передан капитану английской команды, всунул руки в карманы, услышав, что это энная по счету победа англичан, продолжил напевать свою песенку все громче, чтобы не слышать, что Прах -- это останки крикетной стойки, а узнав, что данная стойка была сожжена в Мельбурне, Австралия, в 1882-ом году "в ознаменование кончины английского крикета", он повернулся к Старпердуппелю, набрал воздуха в легкие и -- ничего не сказал, потому что старца рядом с ним не оказалось. Тот двигался по направлению к полю с невероятной важностью и торжественностью в каждом шаге. Его седые длинные волосы, борода и полы белоснежного одеяния развевались на ветру. Так, должно быть, выглядел Моисей, сходящий с Синая, если бы Синай был не огнедышащей горой, как его обычно изображают, а хорошо подстриженной крикетной площадкой. -- Он сказал, чтобы мы ждали его у корабля... -- начал Артур. -- Что еще придумал этот старый гэндальф? -- взорвался Форд. -- ...через пару минут, -- закончил Артур и пожал плечами, сигнализируя о полном отсутствии мыслей по этому поводу. Они с Фордом начали пробираться к кораблю. Странные звуки доносились до их ушей. Они старались не вслушиваться, но невольно слышали, как Старпердуппель настойчиво требует выдать ему серебряный кубок, в котором хранился Прах, напирая на то, что это, согласно его утверждениям, "жизненно важно для прошлого, настоящего и будущего Галактики", и что требования его вызывают в публике бурное веселье. Форд и Артур решили не обращать ни на что внимания. Но не обратить внимания на то, что случилось в следующий миг, они не смогли. С таким звуком, будто тысяча человек одновременно сказали "Чпок!", белый стальной звездолет вдруг материализовался из ниоткуда ни возьмись прямо над крикетным полем и повис над ним с тихим гудением и мрачной угрозой. Некоторое время он не совершал никаких действий, словно ожидая, что все продолжат заниматься своими делами и не будут обращать на него внимания. А потом он совершил весьма необычайное действие. А именно, он раскрылся, и из него появилось нечто весьма необычайное -- одиннадцать весьма необычайных нечт. То были роботы. Белые роботы. Необычайным же в них было то, что они, по всей видимости, снарядились специально к случаю. Они не только были белыми, но еще и держали в руках штуки, похожие на крикетные биты. Больше того, у них были также штуки, похожие на крикетные мячики. Больше того, на ногах у них были наколенники -- необычайные, потому что в них были вделаны реактивные сопла, при помощи которых эти весьма продвинутые роботы могли слететь со своего корабля и начать убивать -- чем они немедленно и занялись. -- Слушай, -- воскликнул Артур, -- что это значит? -- На корабль! -- скомандовал Форд. -- Ничего не желаю знать! Я не слушаю вас! Я вас не слушаю! Это не моя планета! -- причитал он уже на бегу. -- Я сюда попал нечаянно! Я ни во что не вмешиваюсь! Я только хочу выбраться отсюда и очутиться в каком-нибудь приличном заведении в приличной обществе! Над крикетным полем поднялись дым и пламя. -- Похоже, что команда инопланетян хорошо подготовилась к сегодняшней встрече... -- весело бубнило радио, которого никто не слушал. -- Что мне нужно, -- твердил Форд, поясняя свою мысль, -- так это как следует бахнуть в компании себе подобных... -- Он замедлил шаг, поймал Артура за руку и потащил его к кораблю: Артур впал в свое обычное состояние при кризисных ситуациях -- состояние столбняка. -- Они играют в крикет, -- кричал Артур, спотыкаясь, -- Честное слово, они играют в крикет! Ума не приложу, зачем, но они делают именно это. Они не просто убивают людей, они их забивают! Форд! -- кричал он. -- Они нас забивают! Не поверить своим глазам тут мог разве лишь человек, обладающий гораздо большими познаниями в галактической истории, чем Артур приобрел за годы свои странствий. Едва различимые, но крайне свирепые фигуры, носившиеся в клубах дыма, казалось, издевательски пародировали крикетные приемы, с той лишь разницей, что каждый мячик, который подавали их биты, приземляясь, взрывался с оглушительным грохотом. Самый первый взрыв заставил Артура отказаться от мысли, что все это -- рекламная выходка экспортеров австралийского маргарина. И вдруг все кончилось, так же внезапно, как началось. Одиннадцать белых роботов вознеслись над дымящимся полем боя, построились в боевой порядок и с последними вспышками пламени скрылись в недрах своего зловещего белого корабля, который, с таким звуком, будто тысяча человек одновременно сказала "Бздык!", исчез в никуда, из которого только что вычпокнулся. С секунду над полем стояла жуткая тишина. Затем из дыма появилась белоснежная фигура Старпердуппеля, который стал еще больше похож на Моисея, потому что, хотя горы у него по-прежнему не было, хорошо подстриженное крикетное поле стало теперь вполне огнедышащим. Некоторое время он дико озирался, пока не увидел Артура и Форда, пробивающихся сквозь обезумевшую толпу зрителей, бегущих во встречном направлении. Зрители, очевидно, были поглощены размышлениями о том, что за денек выдался сегодня, и в какую же сторону бежать, поскольку куда-то бежать было явно надо. Старпердуппель отчаянно жестикулировал Форду и Артуру и что-то кричал. Все трое собирались встретиться возле его корабля, который так и стоял, припаркованный за осветительной вышкой. Никто в толпе, мчащейся мимо, не замечал его -- всем вполне хватало своих собственных проблем. -- Они почистили трап! -- прокричал Старпердуппель своим высоким взволнованным голосом. -- Что ему надо? -- спросил Форд, не останавливаясь. Артур покачал головой: -- Они чего-то там, -- ответил он. -- А не хотите ли в пах! -- крикнул снова Старпердуппель. Форд и Артур посмотрели друг на друга и одновременно с сомнением покачали головами. -- Но, судя по голосу, это что-то важное, -- Артур остановился и проорал, -- Что там такое? -- Они хихикнули трах! -- повторил Старпердуппель, не переставая тревожно махать руками. -- Он говорит, -- перевел Артур, -- что они похитили Прах. Мне так кажется, -- и снова перешел на бег трусцой. -- Чего? -- переспросил Форд. -- Ну, Прах, Прах, -- повторил Артур, -- Пепел сожженной... крикетной стойки... -- Артур сбился с дыхания. -- Это кубок матча, приз. Они прилетели за ним и похитили его. На бегу Артур слегка потряхивал головой, словно пытаясь вставить свои мозги в соответствующие им пазы в голове. -- Вот так сообщение, -- пропыхтел Форд. -- Вот так добыча... -- Вот так корабль! Они достигли корабля. x x x Вторым по удивительности в этом корабле было видеть, как работает окружающее его НеНаУД-поле. Артур и Форд ясно видели корабль таким, каким он был, потому что знали, что он есть. Совершенно очевидно было, однако, что никто, кроме них, его не видит, и дело тут не в невидимости корабля, и не в какой-либо другой гипер-невозможной причине. Технология, делающая что-либо невидимым, так бесконечно сложна, что в 999 999 999 случаях из миллиарда гораздо легче и эффективнее просто взять это что-либо и скрыться с ним в неизвестном направлении. Ультразнаменитый техномаг Эффрафакс с планеты Вуг однажды побился об заклад головой, что за год сделает совершенно невидимой великую мегагору Маграмал. Почти год он напряженно работал с огромными ловкостьрукторами, рефрактор-О-бнулителями и спектральными наперстк-О-матами, и за девять часов до истечения срока постепенно понял, что у него ничего не получится. Тогда он позвонил своим знакомым, а те знакомым знакомых, а те знакомым знакомых знакомых и знакомым знакомых знакомых знакомых, пока среди них не нашелся один почти никому не знакомый знакомый, который случайно оказался директором крупного межзвездного трансагентства. В результате того, что впоследствии было названо самой трудоемкой ночной вахтой в истории Галактики, на следующий день Маграмала не увидел никто. Но Эффрафакс все же проиграл спор -- и лишился головы -- поскольку один дотошный секундант заметил а) что, прогуливаясь в местности, где должен был выситься Маграмал, он ни разу не споткнулся и не упал, и б) подозрительную лишнюю луну. НеНаУД-поле ставится гораздо проще и работает гораздо надежнее, а также, что немаловажно, может работать сотню лет на одной-единственной круглой батарейке, поскольку в основе его лежит естественная склонность людей не видеть того, чего они не хотят видеть, не ожидают увидеть или не могут понять. Если бы Эффрафакс покрасил гору розовой краской и поставил на ее вершине простенький и дешевый генератор НеНаУД-поля, люди ходили бы под горой, вокруг горы и даже по самой горе, но ни разу не заметили бы ее. x x x Именно это и происходило сейчас с кораблем Старпердуппеля. Он не был выкрашен розовой краской, но если бы и был, то это было бы самой объяснимой деталью его внешнего вида. В любом случае, люди по-прежнему игнорировали бы факт его присутствия. Самым удивительным в этом корабле было то, что он лишь отчасти выглядел, как звездолет, со стабилизаторами, соплами и аварийными выходами -- а в целом гораздо больше напоминал небольшое открытое итальянское бистро. Форд и Артур глядели на корабль в изумлении и глубоко оскорбленных чувствах зрения и осязания. -- Я знаю, знаю! -- воскликнул Старпердуппель, подбегая к ним, запыхавшийся и крайне возбужденный. -- Тому есть причина. Вперед, друзья мои! Древний ужас пробудился! Мрак надвигается! Мы вылетаем немедленно. -- Желательно куда-нибудь, где тепло, светло, и мухи не кусают, -- промолвил Форд. Вслед за Старпердуппелем Форд и Артур зашли на корабль, и то, что они увидели внутри него, так поразило их, что они ни малейшего внимания не обратили на то, что случилось снаружи. Еще один космический корабль, на этот раз стройный и серебристый, опустился с небес на крикетное поле, не поднимая ни шума, ни пыли, и и слаженным техничным танцем выпустил шасси. Корабль приземлился. Он выпустил недлинный трап. По трапу бодро сошел серо-зеленый гуманоид и направился к кучке людей в центре поля, пытавшихся помочь жертвам только что произошедшей тут невероятной бойни. Он отодвигал попадавшихся ему на пути людей со спокойной, властной уверенностью и вскоре оказался возле человека, безнадежно лежащего в луже крови. Земная медицина уже явно бессильна была ему помочь. Он испускал дух. Пришелец тихо склонился над ним. -- Артур Филип Деодат? -- спросил он. Умирающий с недоумением и страхом в глазах еле заметно кивнул. -- Ты лузер, -- прочувствованно произнес пришелец. -- Жалкий неудачник. Теперь умирай на здоровье.  Важнейшие факты галактической истории, факт No2 (цитируется по "Ежезвездногоднику галактической истории и обществознания", рубрика "Цитаты на все случаи жизни"): С самого зарождения Галактики цивилизации поднимались и обрушивались, поднимались и обрушивались, поднимались и обрушивались так часто, что есть все основания полагать, что жизнь в Галактике
  • а) страдает расстройством органов равновесия и подвержена морской болезни, космической болезни, временной и исторической болезням и тому подобным неприятностям;
  • б) вообще занятие неумное. Глава 4 Артуру показалось, что небеса вдруг расступились и приняли его в себя. Ему показалось, что атомы его мозга и атомы космоса проносятся друг через друга. Ему показалось, что ветер Вселенной уносит его, и что он сам -- этот ветер. Ему показалось, что он -- одна из мыслей Вселенной, а вся Вселенная -- одна его мысль. Тем, кто еще оставался на стадионе "Лордз", показалось, что еще одна кафешка появилась и исчезла, как это очень часто случается с ними в Северном Лондоне, и что все это -- Не Их Ума Дело. -- Что это было? -- торжественным шепотом спросил Артур. -- Мы тронулись, -- ответил Старпердуппель. Артур лежал в стартовом кресле. Он так и не понял, что он только что получил -- сотрясение мозга или мистический опыт. -- Классный движок, -- выговорил Форд, безуспешно пытаясь скрыть впечатление, которое произвел на него старт корабля Старпердуппеля. -- Дизайн вот только подгулял. Старец не отвечал. Он изучал приборы с видом человека, пытающегося перевести температуру из градусов по Фаренгейту в градусы по Цельсию, в то время, как дом его горит синим пламенем. Затем лицо его прояснилось, и он поглядел в широкий экран на космос, раскинувший вокруг них безумно сложную паутину из звезд, превращенных скоростью в серебряные нити. Губы его шевелились, словно он читал какое-то заклинание. Внезапно он снова метнул встревоженный взгляд на приборы, но тут же тревога превратилась в деловитую озабоченность. Он снова поглядел на экран. Затем пощупал свой пульс. Брови его нахмурились, а потом наконец лицо его разгладилось. -- Пустое занятие -- пытаться понять технику, -- сказал он. -- Она меня только расстраивает. Что вы сказали, друг мой? -- Да дизайн, -- повторил Форд. -- Подгулял он тут малость. -- В глубине фундаментальных основ Разума и Вселенной, -- ответил Старпердуппель, -- есть смысл и причина. Форд хмыкнул и осмотрелся. Он явно решил, что такое мировоззрение страдает ничем не оправданным оптимизмом. Дизайн интерьера рубки звездолета был выполнен в темно-зеленых, темно-красных и темно-коричневых тонах; рубка была тесной и темноватой. Необъяснимым образом, сходство с маленькой итальянской забегаловкой не заканчивалось входным люком. Тусклые лампочки высвечивали фикусы в горшках, кафель на стенах и всевозможные плохо начищенные медные посудины. Из полумрака зловеще поблескивали оплетенные лозой бутыли. Инструменты, которыми так живо заинтересовался было Старпердуппель, были вмонтированы в бутылки, заделанные в бетон горлышками внутрь. Форд потрогал одну из них. Подделка. Пластмасса. Поддельные бутылки в поддельном бетоне. Фундаментальные основы Разума и Вселенной себе как хотят, подумал Форд, но это -- злостная халтура. С другой стороны, нельзя отрицать, что ходовые качества этого корабля заставляют "Золотое Сердце" выглядеть асфальтовым катком. Форд выпрыгнул из стартового кресла и встряхнулся. Он посмотрел на Артура, который что-то шептал себе под нос; затем на экраны, где он не увидел ничего знакомого; и наконец на Старпердуппеля. -- Сколько мы уже примерно отмахали? -- спросил он. -- Примерно... я бы сказал, примерно две трети диаметра галактического диска, -- ответил тот. -- Да, по-моему, где-то две трети. -- Вот странно, -- сказал Артур, ни к кому в особенности не обращаясь, -- чем дальше и чем быстрее ты путешествуешь по Вселенной, тем более твое положение в ней становится несущественным, и тем более ты наполняешься глубоким... или точнее, полностью освобождаешься от... -- Да, это все, конечно, очень странно, -- согласился Форд. -- Куда мы направляемся? -- Мы, -- отвечал Старпердуппель, -- направляемся на битву с древним ужасом Вселенной. -- Допустим. И где ты нас сбросишь? -- Мне понадобится ваша помощь... -- Нет проблем! Сейчас я соображу, где тут можно мощно оттянуться -- бахнуть, как следует, и порубиться под какую-нибудь мрачную музычку. Сейчас я выясню, одну секунду. Форд выудил из рюкзачка свой экземпляр "Путеводителя вольного путешественника по Галактике" и пробежался по оглавлению в районах, связанных в основном с сексом, наркотиками и рок-н-роллом. -- Древнее проклятие поднимается из мглы веков, -- промолвил Старпердуппель. -- Бывает, -- согласился Форд. -- О! -- воскликнул он, случайно попав на одну из страниц. -- Эксцентрика Голлюмбикс -- никогда не видел? Трехгрудая порнозвезда с Эротикона-Сикс. Тут написано, что у нее эрогенная зона -- четыре мили вокруг тела. Вот чушь! По-моему, так все пять. -- Древнее зло, -- промолвил Старпердуппель, -- которое повергнет всю Галактику в пламя и гибель, а, может быть, станет безвременным концом всей Вселенной. Это крайне серьезно, -- добавил он. -- Да? Какая неприятность, -- сказал Форд. -- Надеюсь, когда это случится, я буду достаточно удолбан. Вот, -- он ткнул пальцем в экран "Путеводителя", -- отличное злачное местечко. Я считаю, мы просто обязаны там побывать. Что скажешь, Артур? Да перестань ты читать свои мантры! Зацени! Жизнь проходит мимо! Артур сел в стартовом кресле и помотал головой. -- Куда мы летим? -- спросил он. -- На битву с древним уж... -- Дудки! -- оборвал Форд. -- Артур, мы летим на Центра, чтобы хорошенько там оттянуться. Эта идея тебе по силам? -- А почему у Старпердуппеля такой взволнованный вид? -- спросил Артур. -- А просто так, -- ответил Форд. -- Тень поднимается, -- сказал Старпердуппель. -- Идемте, -- добавил он вдруг с неожиданной твердостью в голосе. -- Я должен вам многое показать и объяснить. Он прошел к зеленой чугунной винтовой лестнице, необъяснимым образом торчащей посреди рубки звездолета, и начал подниматься. Артур, недовольно нахмурившись, последовал за ним. Форд швырнул "Путеводитель" обратно на дно своего рюкзачка. -- Мне врачи сказали, что у меня дистрофия чувства долга и врожденный порок нравственности, -- сказал он. -- Мне мир спасать нельзя, у меня освобождение! У меня и справка есть... Несмотря на это, он тоже затопал по ступенькам. Увиденное ими наверху оказалось так глупо -- или выглядело так глупо, что Форд затряс головой, закрыл глаза руками и врезался в горшок с фикусом, опрокинув его и рассыпав землю. &ndash Центральный вычислительный зал, -- объявил Старпердуппель, не смутившись. -- Здесь выполняются все вычисления, касающиеся корабля и его курса. Мне прекрасно известно, как оно выглядит, но на самом деле это сложнейший четырехмерный график семейств весьма комплексных математических функций. -- Выглядит, как издевательство, -- сказал Артур. -- Мне известно, как оно выглядит, -- повторил Старпердуппель и шагнул внутрь. При виде этого Артура вдруг охватило смутное ощущение понимания того, что все это может означать, но он отбросил его. Нет, Вселенная не может быть устроена так, решил он -- не может, потому что не может. Это было бы так же абсурдно, как если бы... и тут Артур запнулся. Большинство абсурдов, которые он только мог придумать, уже случились с ним. И это был один из них. Это был большой стеклянный отсек -- в сущности, комната. Посреди стоял длинный стол. К столу были приставлены венские стулья, числом около десятка. Стол был застелен скатертью -- не первой свежести скатертью в красно-белую клетку, прожженную сигаретой в нескольких, по всей очевидности, тщательно математически рассчитанных местах. На скатерти стояли тарелки с недоеденной итальянской едой, надкусанными булочками и недопитые бокалы вина. С ними производили бессмысленные манипуляции роботы. Все было совершенно искусственное и поддельное. Робот-официантка, робот-разносчик и робот-метрдотель обслуживали роботов-посетителей. Мебель была поддельной, скатерть поддельной, и каждое блюдо имело все технические характеристики, к примеру, полло-сорпресо, в то же время не будучи таковым. И все участвовало в тихом общем танце -- сложном процессе, включавшем в себя манипуляции с меню, счетом, бумажниками, чековыми книжками, кредитными карточками, часами, карандашами и салфетками, который происходил с неистовой скоростью, но ни к чему не приводил. Старпердуппель решительно вошел и завел неспешный разговор ни о чем с метрдотелем, пока один из роботов-посетителей, рорибот [2], не сполз под стол, рассказывая кому-то о том, что он сделает с каким-то парнем из-за какой-то девчонки. Старпердуппель занял освободившееся таким образом место и придирчиво пробежал глазом меню. Темп круговращения вокруг стола едва заметно начал ускоряться. Разгорались споры, роботы доказывали что-то друг другу, делая выкладки на салфетках, яростно жестикулировали и пытались попробовать цыпленка в тарелке у соседа. Официант начал выписывать чеки быстрее, чем это доступно человеческой руке, а потом -- быстрее, чем это доступно человеческому глазу. Темп все ускорялся. Внезапно необычайное спокойствие и вежливость овладели присутствующими, и через несколько секунд наступило полное взаимопонимание. Несколько раз дрогнув, корабль изменил курс. Старпердуппель вышел из стеклянного отсека. -- Бистроматика, -- объяснил он. -- Самые мощные вычислительные силы, доступные паранауке. Идемте в Зал Информативных Иллюзий. Он прошел мимо, а Форд и Артур обалдело последовали за ним. Глава 5 Бистроматический двигатель -- это новый чудесный способ перемещаться на огромные межзвездные расстояния безо всяких опасных игр с факторами невероятности. Сама по себе бистроматика -- это всего лишь новое революционное представление о поведении чисел. Как некогда Эйнштейн осознал, что время не абсолютно, а зависит от скорости движения наблюдателя в пространстве, и пространство тоже не абсолютно, а зависит от движения наблюдателя во времени, так теперь ученые осознали, что числа не абсолютны, а зависят от движений, совершаемых наблюдателем в ресторане. Первым неабсолютным числом является количество людей, заказавших столик. Это число определяется первыми тремя телефонными звонками в ресторан, после чего оно фактически никак уже не связано с числом людей, пришедших в ресторан, числом людей, присоединившихся к ним по окончании спектакля, матча, концерта или заседания, и с числом людей, которые ушли из ресторана, увидев, кто туда пришел. Второе неабсолютное число -- это время обещанного прибытия гостя. Это число было признано одним из самых причудливых математических понятий -- обратным антиаутоэксклюзивным числом, то есть, числом, существование которого можно определить исключительно через отрицание всего, чем оно является. Строго говоря, время обещанного прибытия -- это такой момент времени, в который прибытие какого-либо гостя совершенно невозможно. Обратные антиаутоэксклюзивные числа теперь лежат в основе многих отраслей математики, включая статистику и бухгалтерию; они также входят в фундаментальные уравнения, управляющие генераторами НеНаУД-поля. Третий, и самый таинственный из всех, неабсолютный момент заключен в отношении, связывающем число блюд в счете, цену каждого блюда, число посетителей за столом, и суммами, которые каждый из них готов заплатить. Процент посетителей, действительно имеющих эти и вообще какие-либо суммы денег на момент уплаты по счету -- дополнительное граничное условие в задаче. Вопиющие нарушения законов природы, происходящие в этот момент, долгие века оставались незамеченными лишь потому, что никто не принимал их всерьез. Вместо этого говорили о правилах хорошего тона, о нахальстве, о скупердяйстве, о социальных корнях и отдельных недостатках в сфере обслуживания, наутро совершенно забывая о происшествии. Эти эффекты никогда не изучались в лабораторных условиях -- потому что в лабораториях они, естественным образом, не воспроизводились; во всяком случае, в уважающих себя лабораториях. И только широкое распространение карманных микрокомпьютеров выявило следующий невероятный факт: числа, написанные на счете внутри ресторана, не подчиняются тем же математическим законам, что числа, написанные на любом другом клочке бумаги в любой другой части Вселенной. Это простое наблюдение вызвало бурю в научном мире. Оно полностью перевернуло его. Научные конференции стали проводиться в таких шикарных ресторанах и в таком количестве, что многие лучшие умы того времени скончались от апоплексии, и математика была отброшена назад на многие годы. Несмотря на это, постепенно ученые начали осознавать всю глубину сделанного открытия. Поначалу оно было слишком очевидным и слишком невероятным -- любой человек с улицы мог сказать о нем "да спросили бы хоть меня, это же всем ясно, как день". Потом были изобретены термины навроде "структуры интерактивной субъективности", суматоха улеглась и пошел рабочий процесс. А секта монахов, которая околачивалась по ведущим научно-исследовательским институтам с велеречивыми бреднями о том, что Вселенная есть лишь плод своего собственного воображения, получила грант на открытие уличного театра и исчезла с ним. Глава 6 -- Суть в том, что в космическом путешествии, -- говорил Старпердуппель в Зале Информативных Иллюзий, тыкая пальцем в какие-то приборы, -- в космическом путешествии, следует признать... Он прервался, выпрямился и огляделся. В Зале Информативных Иллюзий глаз отдыхал от чудовищных несообразностей вычислительного центра. В этом зале не было вообще ничего -- ни информации, ни иллюзий. Только они сами, белые стены да несколько приборов, выглядевших так, будто их следовало присоединить к чему-то, чего Старпердуппель, казалось, никак не мог отыскать. -- Что? -- переспросил Артур. Озабоченность Старпердуппеля передалась уже ему, хотя чем именно надо было озаботиться, он еще пока не понимал. -- Что что? -- не понял старец. -- Что вы говорите? Старпердуппель повернулся к нему: -- Я говорю, числа ужасающи, -- и вернулся к своим поискам. Артур понимающе кивнул. Через некоторое время он почувствовал, что идея не получает развития, и решился еще раз спросить "Что?" -- В космическом путешествии, -- повторил Старпердуппель, -- все числа ужасающи. Артур снова кивнули обратился было за помощью к Форду, но Форд упражнялся в мрачном молчании и делал немалые успехи. Старпердуппель вздохнул. -- Я всего лишь хотел предупредить ваш вопрос о том, почему все вычисления на этом корабле делают официанты на салфетках. Артур раскрыл рот: -- А почему все вычисления на этом корабле делают официанты на салфе... -- он не закончил. -- Потому что в космическом путешествии все числа ужасающи, -- ответил Старпердуппель. Он заметил, что мысль его не доходит до Артура. -- Дело в том, что, -- объяснил он, -- что у официанта на салфетке числа постоянно пляшут. Вы, должно быть, наблюдали это явление? -- Э-э... ну-у... -- У официанта на салфетке, -- продолжал Старпердуппель, -- реальность и нереальность встречаются на таком фундаментальном уровне, что переходят друг в друга, и возможным становится абсолютно все -- в пределах некоторых параметров. -- Каких параметров? -- Это сказать невозможно, -- ответил Старпердуппель. -- Это как раз одно из следствий. Непостижимо, но действенно. По крайней мере, -- добавил он, -- для меня это непостижимо, но совершенно очевидно действенно. В этот миг он нашел наконец в стене гнездо, которое искал, и вставил в него прибор, который держал в руках. -- Не пугайтесь, это всего лишь... -- сказал он, и вдруг сам изменился в лице и отшатнулся. Продолжения они не услышали, потому что в то же мгновение корабль перестал существовать, а из звездной ночи на них вылетел, яростно сверкая всеми своими лазерами, боевой звездолет размером с небольшой город в Нечерноземье. Форд и Артур не смогли даже вскрикнуть. Глава 7 Другой мир, другой день, другое утро. В предрассветной тишине сумерки прорезала тончайшая полоска света. Несколько миллионов миллиардов тонн перегретых активных водородных ядер медленно поднялись над горизонтом и притворились небольшим холодным отсыревшим шаром. В каждом рассвете есть такое мгновение, когда разливается первый утренний свет. В это мгновение возможно любое волшебство. Весь мир в это мгновение стоит на цыпочках, затаив дыхание. Это мгновение на Дзете Сквернистворы миновало, как обычно, без происшествий. Туман стлался по поверхности болот. Чахлые болотные деревца поседели в этом тумане, в нем растворились бескрайние тростники. Он висел, тяжелый, как вздох. Ничто не двигалось. Стояла вселенская тишь. Солнце вяло поборолось с туманом, попыталось подогреть его своим теплом в одном месте, пронизать своими лучами в другом. Но наступивший день явно предвещал лишь еще один длинный и утомительный перевал через небо. Ничто не двигалось. Ничто не нарушало тишины. Неподвижность. Безмолвие. Дни на Дзете Сквернистворы чаще всего проходили именно так, и этот не собирался становиться исключением. Спустя четырнадцать часов отчаявшееся солнце закатилось за горизонт с противоположной стороны с ощущением бесполезной траты сил и времени. Спустя еще сколько-то часов оно поднялось, расправило лучи и принялось снова забираться в зенит. Но на этот раз кое-что случилось. На этот раз матрац повстречал робота. -- Здравствуйте, робот! -- воскликнул матрац. -- Тьфу на вас, -- произнес робот и вернулся к своему занятию -- очень медленному хождению по очень маленькому кругу. -- Как жизнь? Прекрасна? -- спросил матрац. Робот остановился и поглядел на матрац. Он поглядел на него вопросительно. Матрац явно не отличался большим умом -- он ответил роботу непонимающе-удивленным взглядом. По прошествии паузы, вместившей в себя рассчитанное до десятого знака за запятой количество презрения ко всему матрацному во Вселенной, робот продолжил ходить по маленькому кругу. -- А мы могли бы подружиться, -- предложил матрас. -- Вы не хотели бы со мной подружиться? Это был крупный представитель рода матрацев, и весьма высококачественный. В современном мире очень мало что производится на заводах и фабриках, потому что в бесконечно большой Вселенной -- такой, как, например, наша -- практически все, что вы хотите (и многое из того, чего вы, скорее всего, совсем не хотите) где-нибудь попросту растет само собой. Недавно был открыт один лес, в котором на деревьях растут почти сплошь одни крестовинные отвертки. Любопытен жизненный цикл крестовинной отвертки: когда она созревают, ее убирают в кейс и помещают в темное пыльное помещение, где она может храниться многие годы. Затем в одну прекрасную ночь отвертка внезапно раскрывается, ее рукоятка рассыпается в пыль, и на свет появляется совершенно ни на что не похожий маленький металлический предмет с фланцами по краям и крестовинным шлицем на торце. Найдя такую штуку, ее выбрасывают. Никто не знает, зачем отверткам это нужно. Видимо, природа в своей безграничной мудрости в данный момент работает над этим. Никто не знает и зачем появляются на свет матрацы. Это крупные дружелюбные пружинистые существа, живущие тихой и укромной жизнью на болотах Дзеты Сквернистворы. Их ловят, забивают, высушивают, увозят и потом спят на их трупах. Матрацев это, очевидно, совершенно не беспокоит. Всех их зовут Зем. -- Нисколько, -- ответил Марвин. -- Меня зовут Зем, -- сказал матрац. -- Мы могли бы побеседовать. Например, о погоде. Марвин снова приостановил свой весьма циклический поход. -- Роса, -- заметил он, -- выпала сегодня с исключительно отвратительной обильностью. Марвин снова тронулся в путь, словно вдохновленный порывом своей души и вознесенный им к новым вершинам уныния и отчаяния. Он принялся мрачно пришаркивать ногой. Если бы у него были зубы, сейчас он стал бы, должно быть, скрипеть ими, но у него не было, и он не стал. Шарканье достаточно красноречиво говорило обо всем. Матрац поплюкал немного. Плюкать по болоту умеют только живые матрацы, поэтому слово это не очень обиходное. Матрац поплюкал сочувственно, вяский раз поднимая немалые брызги. Он также пустил несколько раз пузыри. Белые и голубые его полоски вдруг ярко засверкали в случайно пробившемся через туманы луче солнца -- матрац немедленно расправился и понежился на солнце. Марвин продолжал шаркать. -- Мне кажется, вы о чем-то задумались, -- сказал матрац фляпливо. -- Более, чем ты можешь себе вообразить, -- подтвердил Марвин. -- Мои ментальные способности бесчисленны и безграничны, как сам бесконечный космос. За исключением только способности к счастью. Увы! Шкряб-шкряб. -- Мою способность к счастью, -- добавил Марвин, -- можно засунуть в спичечный коробок, не вынимая спичек. Матрац вздряблюхнул. Этот звук издают живые и обитающие на болотах матрацы, глубоко тронутые несчастьем ближнего. Согласно Максимегалонскому Ультратолковому Словарю Всех Времен и Народов, этим же словом обозначается звук, который издает Верховный Лорд Санвальваг с планеты Холопп, обнаружив, что забыл день рождения своей жены второй год подряд. Поскольку до сих пор на Холоппе был только один Верховный Лорд Санвальваг, и он умер холостяком, то слово это используется лишь в отрицательном либо условном наклонении, и в научном мире все большую популярность приобретает мнение, что Максимегалонский Ультратолковый Словарь не стоит той эскадры грузовых космовозов, которая транспортирует его микрофиши. Как ни странно, в этом словаре отсутствует слово "фляпливо", означающее попросту "с некоторой долей фляпности". Матрац вздряблюхнул еще раз: -- Я чувствую в ваших диодах глубокое уныние, -- проволякал он (если вам непонятно слово "волякать", приобретите себе на каком-нибудь книжном развале скверностворский болотный разговорник -- а еще лучше, купите себе Максимегалонский Ультратолковый Словарь: Вселенная просто счастлива будет сбыть его с рук и освободить весьма ценные парковки в центре). -- И меня это очень печалит. Вам надо стать проще. Матрацнее. Мы, матрацы, живем себе тихо и мирно в болоте, где можно плюкать, сколько душе угодно, и фляпливо волякать с кем угодно о сырости, о жизни и тому подобном. Некоторых из нас убивают время от времени. Но всех нас зовут Земами, поэтому мы не знаем, кого именно, и не дряблюхаем слишком долго по этому поводу. А почему вы все время ходите кругами? -- Потому что у меня застряла нога, -- ответил Марвин. -- Вы знаете, -- сочувственно сказал матрац, осмотрев эту ногу, -- нога-то у вас -- ни к чорту. -- Вы совершенно правы, -- подтвердил Марвин. -- Именно ни к чорту. -- Ву-унь, -- протянул матрац печально. -- Да уж, да уж, -- согласился Марвин. -- На мой взгляд, робот с искусственной ногой -- штука сама по себе забавная. Непременно расскажите об этом своим приятелям Зему и Зему при встрече. Насколько я их знаю, это их весьма позабавит; впрочем, я, конечно, с ними не знаком -- во всяком случае, не более, чем с любой другой органической жизнью; то есть, гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Что жизнь моя? Жестянка!.. Марвин продолжил прошаркивать свой путь вокруг тонкого стального костыля, который вращался в грязи, но выдернуть его оттуда не представлялось возможным. -- А зачем вы все время ходите по кругу? -- поинтересовался матрац. -- Чтобы все спрашивали, -- ответил Марвин и двинулся дальше. -- Ну, вот видите, -- обрадованно фрюкнул матрац, -- я и спросил! -- Миллионом лет раньше, -- угрюмо произнес Марвин, -- миллионом лет позже... Может быть, мне следует начать ходить задом? Для разнообразия? Всеми пружинами своей души матрац почувствовал, как роботу хочется, чтобы его спросили, сколько же времени он топчется здесь без смысла и без пользы, и, фрюкнув тихонько еще раз, матрац задал роботу этот вопрос. -- А! Всего каких-нибудь полтора миллиона лет. С хвостиком, -- ответствовал Марвин. -- Спроси меня, не надоело ли мне? Спроси, спроси! Матрац чистосердечно спросил. Марвин ничего не ответил, лишь пришаркнул ногой. -- Однажды я произнес речь, -- промолвил вдруг Марвин безо всякой связи с предыдущим разговором. -- Ты, должно быть, не понимаешь, почему я вдруг заговорил об этом, но это потому, что мой мозг работает столь феноменально быстро, и мой интеллект по самым приблизительным оценкам в тридцать миллиардов раз превышает твой. Вот самый простой пример. Загадай число. Любое число. -- Ну, пять, -- сказал матрац. -- Неверно! -- сказал Марвин. -- Видишь теперь? Матрац был потрясен, осознав себя в присутствии столь незаурядного ума. Он вылялился во весь свой рост, отчего по ряске, в которой он лежал, пошли круги восхищения. -- Расскажите же, расскажите еще! -- заглюпал он. -- Расскажите о вашей речи! О чем она была? -- Она очень мало кому понравилась, -- сказал Марвин. -- По нескольким причинам. Это было... -- добавил он, опасно взмахнув той своей рукой, которая держалась хуже -- но та рука, которая держалась лучше, была безжалостно приварена к его боку. -- Это было вон там, в миле отсюда. Марвин, как мог, указал -- явно постаравшись показать, что указывает так, как может -- в туман и тростники, в направлении той части болота, которая выглядела в точности так же, как любая другая часть болота. -- Вон там, -- повторил он. -- В то время я был, можно сказать, знаменитостью. Матрац пришел в полный восторг. Он никогда не слыхал, чтобы на Дзете Сквернистворы произносили речи -- тем более знаменитости! Матрац легонько заглюрировал от возбуждения, и ряска вокруг него заколыхалась. Затем -- что случается с матрацами крайне редко -- наш матрац собрал все свои силы, резко выпрямил свое полосатое тело, приподнялся в воздух и несколько секунд продержался на лету, изо всех сил махая углами. Вглядевшись над туманом и тростниками в ту часть болота, на которую указал Марвин, матрац заметил не без удовольствия, что выглядит она в точности так же, как любая другая часть болота. Сил хватило ненадолго, и матрац снова плюхнулся в лужу, обдав Марвина вонючей грязью, тиной и водорослями. -- Да, я был знаменитостью, -- печально говорил робот, -- Некоторое время после моего чудесного спасения от участи ничуть не лучшей, чем гибель в пламени солнца. По моему виду нетрудно понять, -- добавил он, -- чего мне это стоило. Меня спас торговец металлоломом. Представьте себе. Меня, с мозгом размером в... впрочем, неважно. Некоторое время Марвин молча яростно шаркал по кругу. -- Это он приделал мне эту ногу. Отвратительная работа, не правда ли? Он продал меня в робопарк. О, там я был гвоздем программы. Я сидел на ящике и рассказывал о своей жизни, а посетители советовали мне посмотреть на вещи с другой стороны и настроиться позитивно. "Улыбнись, робот!" -- кричали они мне, -- "Жизнь прекрасна, робот!" Тогда я объяснял им, что улыбку на моем лице можно вызвать только автогеном, и все были довольны и счастливы. -- А речь? -- напомнил матрац. -- Очень хочется послушать про речь, которую вы произнесли в болотах. -- Однажды через болота построили мост. Киберструктурный гипермост, несколько сот миль в длину. По нему через болота должны были мчаться гипервездеходы и грузовики. -- Мост? -- курюлькнул матрац. -- Через это болото? -- Мост, -- повторил Марвин. -- Через это болото. Он должен был оживить экономику системы Сквернистворы. Все ресурсы экономики системы Сквернистворы ушли на строительство этого моста. Я должен был его открывать. Несчастные! Начал накрапывать дождик, и туман пронизало моросью. -- Я стоял на трибуне. Передо мной на сотни миль уходил за горизонт мост. За моей спиной -- тоже. -- Он сверкал? -- спросил восхищенный матрац. -- Сверкал. -- Он величаво парил над бездной? -- Парил. -- Он был похож на серебряную нить, уходящую в непроницаемый туман? -- Был, -- ответил Марвин. -- Тебе интересно, что было потом? -- Очень хочется послушать вашу речь, -- подтвердил матрац. -- Вот что я им сказал. Я сказал им так: "Я знаю, что должен заявить, что для меня большая честь и привилегия открыть этот мост. Но я не в состоянии этого сделать, потому что контуры вранья у меня вышли из строя. Я ненавижу и презираю вас. А сейчас я объявляю эту никчемную киберструктуру открытой для всякого мыслимого идиотства со стороны любого, кому взбредет в голову ею воспользоваться." И подключился к открывающим цепям. Марвин умолк, погрузившись в воспоминания. Матрац заплюкал и закурюлькал. Он лялился, лыкал и фрюкал от избытка чувств, и фрюкал он так фляпливо, как никогда в жизни. -- Вунь! -- только и смог проряфать он наконец. -- И это было величественно? -- Да уж куда величественнее. Весь тысячемильный мост внезапно сложил все свои сверкающие пролеты и с воем утопился в болоте. Вместе со всеми, кто на нем был. Здесь собеседники погрузились в печальное и угрюмое молчание, прерванное таким звуком, как будто сто тысяч человек одновременно сказали вдруг "чпок!", когда команда белых роботов спустилась с неба, похожая на пушинки одуванчика, летящие по ветру, построившись, как эскадрилья истребителей. В ту же секунду роботы очутились внизу, в болоте, выкрутили Марвину ногу и исчезли вместе с ней в своем корабле, сделавшем "бздык". -- Вот с чем приходится жить, -- пожаловался Марвин пригобнувшему матрацу. Внезапно роботы вернулись. Они снова налетели ураганом, но на этот раз, когда они спустя секунду исчезли, матрац остался посреди болота один. В изумленнии он испуганно зафлякал. Он едва не оглягался от страха. Он привстал и попытался посмотреть поверх тростников, но не увидел ничего, кроме других тростников. Он прислушался, но ветер не донес до него никаких звуков, кроме уже привычных ему голосов безумных энтомологов, окликающих друг друга над унылой трясиной. Глава 8 Тело Артура Дента разлетелось во все стороны. Вселенная, окружавшая его, раскололась на миллион сверкающих осколков, и каждый осколок беззвучно летел сквозь пустоту, а в нем отражался его собственный бушующий катаклизм огня и гибели. А потом чернота, окружавшая взорвавшуюся Вселенную, взорвалась сама, и каждый осколок черноты заклубился яростным адским пламенем. А потом ничто, окружавшее черноту вокруг Вселенной, распалось, и из-за его пределов, окружавших черноту вокруг расколовшейся Вселенной, появилась невероятно впечатляющая фигура человека, говорящего невероятно впечатляющие слова. -- Таковы, -- сказал человек, садясь в невероятно впечатляющее кресло, -- таковы были Криккитские войны -- величайшая катастрофа за всю историю нашей Галактики. Вы только что пережили то, что... Мимо пролетел, махая рукой, Старпердуппель: -- Это хроника, -- прокричал он. -- К тому же, не бог весть, какая хорошая. Страшно извиняюсь. Я никак не могу найти кнопку перемотки... -- ...что миллиарды миллиардов ни в чем не повинных мирных жителей... -- Только ни в коем случае, -- продолжал кричать Старпердуппель, пролетая обратно и яростно тыкая пальцем в штуку, которую он только что вставил в стену Зала Информативных Иллюзий -- и которая на самом деле и сейчас была вставлена в нее, -- ни в коем случае ничего у него не покупайте! -- ...таких же простых людей и животных, как мы с вами... Заиграла музыка -- невероятно впечатляющий строй внушительнейших аккордов. Вокруг человека из невероятно впечатляющих вихрей межзвездного тумана начали свиваться три колонны. -- ...были вынуждены пережить -- что мало кому из них удалось. Подумайте о них! Мы не имеем права забывать об этом -- и через несколько минут я расскажу вам, как сделать так, чтобы никто не был забыт, и ничто не было забыто. Наш долг -- помнить, что до Криккитских войн наша Галактика была Галактикой Счастья! Музыка здесь зашлась от впечатлительности. -- Да, друзья! Галактика Счастья, и символ ее -- Виккитская Стойка! Три колонны к этому времени уже вполне сформировались, соединенные двумя перекладинами. Фигура, которую они образовали, показалась истерзанному мозгу Артура подозрительно знакомыми. -- Вот Три Столпа! -- пророкотал голос. -- Стальной Столп, символизирующий Мощь и Силу Галактики! Лучи прожекторов эффектно заскользили по левому столпу, выкованному, по всей очевидности, из стали или чего-то, очень на нее похожего. Музыка гремела и торжествовала. -- Плексигласовый Столп, -- провозгласил голос, -- символизирующий силы Науки и Разума в Галактике! Другие прожекторы заиграли по поверхности правого, полупрозрачного столпа, зажигая в нем причудливые узоры и радуги, которые вызвали у Артура в животе бурчание и необъяснимую тягу к фруктовому мороженому. -- И Деревянный Столп, -- продолжал громогласно человек, -- символизирующий... -- здесь его голос чуть заметно просел от умиления, -- силы Природы и Духовности. Лучи высветили центральный столп. Музыка взвилась к пределам неописуемого. -- Эти Столпы поддерживают, -- продолжал раскатисто голос, плавно возвышаясь, -- Золотую Перекладину Процветания и Серебряную Перекладину Мира! Теперь всю конструкцию осветили ослепительные огни, а музыка, к счастью для слушателей, взмыла за пределы диапазона, воспринимаемого их ушами. Две сверкающие алмазами перекладины увенчали три сияющих столпа. Кажется, на перекладинах сидели хорошенькие девушки -- а может быть, они должны были изображать ангелов. Впрочем, ангелов обычно изображают более одетыми. Внезапно то, что должно было изображать Космос, притихло, и огни приугасли. -- В Галактике нет планеты, -- со знанием дела произнес голос, -- на которой по сей день не почитали бы этот символ. Даже в самых первобытных мирах он хранится в генетической памяти. Этот символ уничтожили криккитские полчища. И этот же символ сейчас стережет их планету и будет стеречь до скончания вечности! Человек улыбнулся, и на ладони его возникла модель Виккитской Стойки. Оценить масштаб во всей этой фантасмагории было крайне трудно, но казалось, что высота модели -- примерно метр. -- Разумеется, это не подлинный ключ. Подлинник, как известно, был уничтожен -- навсегда разметен по вечно бурлящим завихрениям пространственно-временного континуума. Это всего лишь копия -- но копия ручной работы лучших ювелиров, изготовленная с использованием древних народных секретов и новейших технологий -- предмет гордости любой семьи. В память всех тех, кто пал смертью храбрых, в честь Галактики -- нашей Галактики, за счастье которой... В этот момент мимо снова пролетел Старпердуппель. -- Нашел! -- крикнул он. -- Сейчас промотаем всю эту галиматью. Только не кивайте ему! -- А теперь склоним головы в знак предоплаты, -- предложил голос, а затем повторил ту же фразу еще раз, только очень быстро и задом наперед. Огни вспыхнули и погасли, столпы растворились, ведущий задвинулся обратно в ничто, Вселенная со свистом выстроилась вокруг них. -- Вы улавливаете канву? -- спросил Старпердуппель. -- Я потрясен, -- признался Артур. -- Я просто поражен. -- А я тут, честно говоря, малость отрубился, -- сказал Форд, вплывая в поле зрения. -- Что-то интересное было? Теперь они втроем стояли, покачиваясь, на краю скалы леденящей кровь высоты. Ветер собрал разметенные по пропасти останки одной из величайших и мощнейших боевых космофлотилий, которые когда-либо собирались в Галактике, и теперь эти останки быстро спекались в целые корабли. Небо, тускло-багровое, приняло довольно причудливый оттенок, затем сделалось голубым, а потом потемнело. Из него вырвался мощный клуб дыма. Теперь события происходили задом наперед так быстро, что различать их почти не удавалось, и когда через короткое время огромный боевой звездолет быстро-быстро попятился от них, словно ему сказали "кыш", они поняли, что оказались там, откуда начали просмотр. Но теперь события происходили совсему уже стремительно, столетия галактической истории превратились в визуально-осязательную мешанину, бурлящую и сверкающую. Звук стал тонким пронзительным свистом. То и дело во все сгущающейся кутерьме происшествий попадались им ужасающие катастрофы, кошмарные сражения, космические потрясения, и повторялись одни и те же образы, единственные образы, которые удавалось выявить отчетливо в лавиной обрушивающейся истории -- крикетная стойка, маленький красный мячик, твердые белые роботы и еще что-то, не такое различимое, что-то темное и туманное. Но и еще одно чувство возникало со всей отчетливостью из завораживающего потока времени. Точно так же, как в последовательности щелчков, если ее ускорять, растворяется каждый отдельный щелчок и постепенно возникает устойчивый восходящий тон, так же здесь из последовательности отдельных впечатлений возникало что-то, похожее на чувство -- и в то же время еще не чувство. Если это и было чувством, то совершенно бесчувственным. Это была ненависть. Чистая, незамутненная ненависть. Она была холодной, но не как лед, а как стена. Она была безличной -- но не такой безличной, как выстрел в толпу, а такой безличной, как отпечатанный компьютером штраф за просроченную парковку. И она была смертельной -- опять же, не такой смертельной, какими бывают пуля или нож, а смертельной, как бетонная плита, лежащая посреди скоростного шоссе. И, как восходящий тон меняет постепенно высоту и тембр, так же и это бесчувственное чувство, казалось, восходит к нестерпимым уровням беззвучного крика, и вдруг показалось воплем злобы и отчаяния. И внезапно оборвалось. x x x Они стояли на вершине невысокого холма. Вокруг стояла вечерняя тишь. Заходило солнце. Повсюду, насколько хватало глаз, вокруг раскинулись зеленые холмы и луга. Птицы пели то, что думали об окружающей природе, и, судя по всему, находили ее недурнoй. Откуда-то поблизости слышались голоса играющих детей, а чуть вдалеке в вечерней мгле можно было разглядеть небольшой городок. Силуэты крыш его белокаменных, в основном двух-трех-этажных строений складывались в радующую глаз ломаную линию. Солнце почти уже закатилось. Словно бы из ниоткуда полилась музыка. Старпердуппель щелкнул выключателем, и музыка оборвалась. Голос промолвил: -- Перед вами... Старпердуппель щелкнул другим выключателем, и голос умолк. -- Я сам вам расскажу, -- сказал старец. Местность выглядела удивительно умиротворяюще. Артуру стало легко и хорошо. Даже Форд заметно повеселел. Они тронулись в направлении города, и информативная иллюзия травы приятно пружинила под ногами, а информативные иллюзии цветов источали тонкие ароматы. Только Старпердуппель был серьезен и озабочен. Он остановился и поглядел на небо. Артуру вдруг показалось, что сейчас, после всех -- или, точнее, прежде всех -- тех кошмаров, сквозь которые они пронеслись с такой скоростью, должно случиться что-то ужасное. Ему стало не по себе от мысли, что что-то ужасное должно случиться в таком уютном месте, как это. Он тоже посмотрел на небо. В небе не было ничего. -- Сюда-то они не ударят? -- спросил он. Он понимал, что все это только фильм, но ему все равно было не по себе. -- Никто не ударит сюда, -- ответил Старпердуппель неожиданно дрогнувшим голосом. -- Здесь все началось. Это то самое место. Это Криккит. Он снова посмотрел на небо. Небо, от горизонта до горизонта, с запада на восток и с севера на юг, было совершенно полностью черным. Глава 9 Шлеп-шлеп. Р-р-р-р. -- Рада стараться! -- Заткнись. -- Благодарю вас! Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп-шлеп. Р-р-р-р. -- Спасибо! Вы сделали скромную дверь счастливой! -- Чтоб тебя закоротило. -- Благодарю вас! Счастливого пути! Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Р-р-р-р. -- Мой долг -- открываться для вас... -- Отзвездись. -- ...и я счастлива закрыться за вами с сознанием выполненного долга. -- Отзвездись, сказал! -- Спасибо за внимание. Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Чпок. Зафод перестал шаркать шлепанцами. Он шатался по "Золотому Сердцу" дни напролет, и до сих пор ни одна дверь не говорила ему "чпок". Зафод мог поклясться, что никакая дверь не сказала ему "чпок". Двери ему такого вообще не говорили. Для двери это было бы слишком логично. К тому же, и двери-то перед ним уже не было. Это прозвучало, как будто сто тысяч человек одновременно сказали "Чпок!" -- и это озадачивало еще больше, потому что Зафод был на корабле один. Было темно. Все второстепенные системы корабля были отключены. Корабль дрейфовал в чернильной черноте космоса на окраине Галактики. Откуда здесь возьмутся сто тысяч каких-то человек, чтобы ни с того, ни с сего вдруг сказать "чпок"? Зафод поглядел по коридору вперед, затем назад. В коридоре было почти совсем темно. Лишь контуры дверей чуть светились розовым светом, пульсирующим, когда дверь начинала говорить, несмотря на то, что Зафод перепробовал уже все мыслимые способы предотвратить это. Корабль был погружен в полумрак, чтобы головы Зафода могли не видеть друг друга, поскольку ни одна из них сейчас не являла собою чересчур чарующее зрелище. С тех пор, как Зафод -- нечаянно! -- заглянул в глубины своей души... Да, это было большой ошибкой. Конечно, дело было заполночь. Конечно, день выдался на редкость тяжелый. Конечно, из динамиков играла сентиментальная музыка. И, конечно, Зафод был слегка пьян. То есть, все условия для самокопания были налицо. И все же это было большой, большой ошибкой. И сейчас, стоя молча и одиноко в темном коридоре, Зафод вспомнил ту ночь и содрогнулся. Одна его голова смотрела в одну сторону, другая -- в другую, и обе решили, что идти надо не туда. Зафод прислушался, но не услышал ничего. И все же это "чпок" -- было. Навряд ли кто-то стал бы тащить такую прорву народа в такую даль только затем, чтобы они сказали одно-единственное слово. Несколько обеспокоившись, Зафод стал пробираться в направлении мостика. Там, по крайней мере, он сможет почувствовать себя за рулем. Потом Зафод остановился. А стоит ли, подумал он, человека в таком виде сажать за руль? Пожалуй, первым потрясением той ночи, вспоминал Зафод, было узнать, что у него действительно есть душа. То есть, Зафод всегда более-менее подозревал, что она у него есть, ведь все остальное у него было в комплекте, а кое-чего -- даже два комплекта; но другое дело -- встретиться лицом к лицу с тем, что, оказывается, и в самом деле обитает там, в глубине. А потом -- это было второе потрясение -- обнаружить, что иметь душу -- это совсем не такая уж замечательная штука, как имел бы основания ожидать человек в его положении. Затем Зафод задумался о том, в каком это, собственно, положении, и испытал такое потрясение, что едва не разлил содержимое стакана. Для сохранности он немедленно осушил его и послал еще один стакан вдогонку приглядеть за первым. -- Свобода... -- сказал он вслух. Тут на мостик вы