Дуглас Адамс. Жизнь, Вселенная и все остальное

   -----------------------------------------------------------------------
   Douglas Adams. Life, the Universe and Eveiything So Long (1982)
   ("The Hitch Hiker's Guide to the Galaxy" #3).
   Пер. - С.Силакова. М., "АСТ", 1997.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


        1

   Каждое утро традиционный душераздирающий  вопль  оповещал  окрестности,
что Артур Дент проснулся и заново ужаснулся своему местоположению.
   В его пещере царил  холод  (а  также  смрад  и  сырость),  но  это  еще
пол-ужаса. Главный  же  ужас  состоял  в  том,  что  пещера  находилась  в
лондонском  районе  Айлингтон,  и  первый  автобус  в  центр  должен   был
отправиться примерно через два миллиона лет.
   Время - это, так сказать,  худшее  место  из  всех,  где  только  можно
заблудиться. Артур Дент, с  его  богатым  опытом  блужданий  по  закоулкам
пространства и времени, может утверждать  это  со  всей  ответственностью.
Заблудившемуся в пространстве хотя бы не угрожает смерть со скуки.
   Артур Дент застрял на  доисторической  Земле  в  результате  извилистой
цепочки  происшествий,  в  процессе  каковых  он  попеременно  подвергался
оскорблениям и/или  расщеплению  на  атомы  в  разнообразных  экзотических
уголках Галактики, бесчисленность и странность которых превзошли  все  его
ожидания. И хотя теперь его жизнь  текла  чрезвычайно  ровно  и  спокойно,
нервы Артура по-прежнему шалили.
   Вот уже пять лет, как его не расщепляли на атомы.
   Вот уже четыре года (со дня расставания с  Фордом  Префектом)  Артур  в
общем-то ни одной души  не  видел,  а  потому  и  оскорблениям  больше  не
подвергался.
   За исключением одного случая.
   Это произошло как-то весенним вечером года два тому назад.
   Бредя в сумерках к  своей  пещере,  Артур  вдруг  заметил  за  облаками
странные  вспышки.  Он  задрал  голову  к  небу,  и  в  его  сердце  робко
закопошилась надежда. Спасение. Свобода.  Несбыточная  греза  Робинзона  -
корабль.
   И вправду - "к его  радости  и  изумлению,  с  небес,  рассекая  теплый
вечерний воздух, тихо, как-то интеллигентно спустился  длинный  серебряный
звездолет. Выдвинулись длинные опоры,  совершая  изящные  балетные  па  во
славу технического прогресса.
   Звездолет легко опустился на землю, и его  ненавязчивое  гудение  разом
стихло, точно убаюканное вечерней тишиной.
   Сам собой откинулся трап.
   Из люка вырвался столб света.
   В нем обрисовался силуэт  высокой  фигуры.  Фигура  сошла  по  трапу  и
остановилась перед Артуром.
   - Ты козел, Дент, - промолвила она просто.
   То  был  самый  что  ни  на  есть  инопланетный  инопланетянин.   Чисто
инопланетная долговязость, чисто инопланетная приплюснутая  голова,  чисто
инопланетные глазки-щелочки, экстравагантно-складчатое золотое  одеяние  с
воротником чисто инопланетного покроя и бледная, серо-зеленая инопланетная
кожа,   сияющая   тем   особым   блеском,   который   дается   большинству
серо-зеленоликих субъектов лишь благодаря  постоянному  массажу  и  самому
дорогостоящему мылу.
   Артур невольно отпрянул.
   Существо невозмутимо смотрело на него.
   Надежда и ликование в  душе  Артура  вмиг  сменились  чувством  крайней
озадаченности. Сотни разных мыслей, расталкивая друг дружку,  боролись  за
контроль над его голосовыми связками.
   - А... мт... - выпалил он.
   - От... к-к-к... э-э... - добавил он немного погодя.
   - А... тв...  в...  хто...  кто?  -  выдавил  он  наконец,  после  чего
погрузился в неистовое (сродни неистовым воплям) безмолвие. Нешуточное это
дело - обнаружить, что после неопределенно долгого  периода  молчания  ты,
оказывается, не отучился разговаривать.
   Инопланетное существо, морща  лоб,  заглянуло  в  штучку  вроде  папки,
которую сжимало в своих длинных, лианообразных инопланетных пальцах.
   - Артур Дент? - переспросило оно.
   Артур растерянно кивнул.
   - Артур ФИЛИП Дент? - уточнило существо, деловито лязгнув зубами.
   - Э-э... да... я... э-э-э... - подтвердил Артур.
   - Ты козел, - повторил инопланетянин. - Никчемная дырка от бублика.
   - Э-э-э?..
   Существо  кивнуло  само  себе,  произвело  чисто  инопланетный   щелчок
застежкой папки и направилось к своему кораблю.
   - Э-э... - в отчаянии выпалил Артур, - э-эй!
   - И нечего тут! - рявкнул инопланетянин.
   Он взошел по трапу и исчез в недрах корабля. Люк сам собой захлопнулся.
Звездолет басовито загудел.
   - Э-эй! - вскрикнул Артур и побежал на заплетающихся ногах к кораблю. -
Подождите минутку! Что вы хотели? Эй! Да подождите же!
   Корабль приподнялся, беспечно скинув свою тяжесть наземь,  будто  плащ,
секунду повисел в воздухе - и унесся в вечернее небо. Он  пронзил  облака,
на миг озарив их своим серебряным свечением, и  исчез  из  вида  Артура  -
одинокой букашки, бестолково скачущей на месте посреди бескрайней шири.
   - Что? - вопил он. - Чего? Зачем? Эгей-гей! Ну-ка вернись и повтори!
   Он подпрыгивал и выплясывал, пока его ноги не подкосились, взывал, пока
не надорвал связки. Ответа  не  последовало.  Некому  было  его  услышать,
некому было с ним поговорить.
   Инопланетный корабль уже  с  треском  прорывался  сквозь  верхние  слои
атмосферы, навстречу той ужасной пустоте с  редкими-редкими  материальными
вкраплениями, из которой и состоит Вселенная.
   Хозяин  звездолета,  инопланетянин   с   дорогостоящим   цветом   лица,
развалился  в  единственном  кресле  рубки.  Он  звался  Охмешконасыпатель
Конца-Краю-Не-Знающий, и был он индивидуумом с четкой целью  в  жизни.  Не
самой  лучшей  целью  -  в  чем  он  сам  первый  признавался,  -  но  эта
какая-никакая цель как-никак давала ему какое-никакое занятие.
   Охмешконасыпатель   Конца-Краю-Не-Знающий   принадлежал   -   то   есть
принадлежит - к очень узкому кругу бессмертных обитателей Вселенной.
   Те, кто рождается бессмертным, от рождения бессознательно  свыкаются  с
этим своим свойством, но  Охмешконасыпатель  -  не  из  их  числа.  Строго
говоря, эту шайку бесчувственных выродков он давно уже возненавидел  лютой
ненавистью. На него самого бессмертие свалилось  как  снег  на  голову,  в
результате неудачного взаимодействия своенравного ускорителя  элементарных
частиц, банки с рассолом (то был  утренний  завтрак  Охмешконасыпателя)  и
двух аптечных  резинок.  Мелкие  подробности  аварии  не  имеют  значения,
поскольку  никому  так   и   не   удалось   воспроизвести   обстоятельства
произошедшего, причем многие  экспериментаторы  при  этом  попали  либо  в
дурацкое положение, либо на тот свет, либо и туда, и туда одновременно.
   Охмешконасыпатель скорбно и  устало  прикрыл  глаза,  заказал  бортовой
стереосистеме какой-нибудь легкий джаз и рассудил, что все бы ничего, если
бы не воскресные дни, будь они неладны.
   Вначале бессмертие пошло ему впрок. Он спорил с судьбой, лез на  рожон,
срывал  цветы  удовольствий  и  сумасшедшие   деньги   на   высокодоходных
долгосрочных сберегательных вкладах... в  общем,  давал  всем  жизни,  как
говорится.
   Но вскоре в этом светлом  существовании  появилось  нестерпимое  темное
пятно - воскресенья. Примерно в 14:55 тебя начинает  обволакивать  ужасная
апатия: ты понимаешь, что уже принял все ванны, какие можно было принять с
пользой для души и тела, что сколько ни  созерцай  любой  абзац  газетного
текста, ты не прочтешь ни строчки, не говоря уже о применении на  практике
новейшего, совершившего революцию в области  стрижки  кустарников  метода,
который в этой газете описан. И сколько ни гляди на циферблат,  неумолимые
стрелки вскоре передвинутся на четыре  -  час,  когда  начинается  долгое,
мутное и, что греха таить, безумное чаепитие души.
   Итак, Охмешконасыпатель пресытился жизнью. Довольные  улыбки,  которыми
он обычно озарял чужие похороны, стали какими-то натянутыми. В  нем  зрела
ненависть к Вселенной в целом и каждому из ее обитателей в частности.
   Вот тогда-то он и набрел на свою цель жизни, дело, которое не  позволит
ему впасть в спячку никогда-никогда (так ему, во всяком случае, казалось).
А придумал он вот что.
   Он решил оскорбить Вселенную.
   То есть он решил оскорбить всех ее  обитателей.  Строго  индивидуально,
лицом к лицу, одного за другим и (тут он с особым сладострастием  скрипнул
зубами) в алфавитном порядке.
   Когда его знакомые (даже у таких типов бывают знакомые)  намекали,  что
план не только этически неприемлем, но  и  неосуществим  -  поскольку  все
время кто-то умирает, а кто-то рождается, Охмешконасыпатель просто  вперял
в оппонента свой стальной взгляд и бурчал: "Что, и помечтать нельзя?"
   Итак, он взялся за дело. Он обзавелся звездолетом, построенным на века,
и бортовым компьютером, который умело управлялся  со  всей  информацией  о
местоположении  всех  обитателей  Вселенной,  а  также  рассчитывал  самые
замысловатые маршруты полета.
   Корабль  пересекал  орбиты  планет   Солнечной   системы,   намереваясь
совершить пертурбационный маневр вокруг Солнца и, разогнавшись,  выскочить
в большой космос.
   - Компьютер, - окликнул Охмешконасыпатель.
   - Слушаю, - пропищал компьютер.
   - Куда теперь?
   - Вычисляю.
   Охмешконасыпатель покосился на невероятную алмазную россыпь космической
ночи.  Биллионы  крошечных  миров-кристаллов  огненной  пылью  припорошили
тьму-бесконечность. И каждый, любой из них, встретится ему на пути.  И  на
большей части из них он побывал уже миллионы раз.
   На миг он вообразил свой маршрут в виде ломаной линии, связывающей  все
небесные огоньки, как на детских "загадочных картинках" с пронумерованными
точками. И понадеялся, что с какой-нибудь  туристической  смотровой  вышки
Вселенной эта ломаная покажется каким-нибудь вопиюще неприличным словом.
   Компьютер безголосо пискнул в знак окончания вычислений.
   - Фольфанга, - сообщил он и снова пискнул. - Четвертая планета  системы
Фольфанга, - продолжил он. И пискнул. -  Ожидаемое  время  в  пути  -  три
недели, - продолжил он. И пискнул. - Искомый субъект - некрупный  слизняк,
- пискнул он, - из рода А-Рт-Ур-Еа-Ипдену. - Полагаю, - добавил он, сделав
передышку на писк, - что вы решили обозвать его безмозглой задницей.
   Охмешконасыпатель только хмыкнул. И перевел взгляд на чудо творения  за
иллюминатором.
   - Пойду-ка вздремну, - проговорил  он.  Потом  спросил:  -  Какие  зоны
вещания попадутся нам в ближайшие часы?
   Компьютер пискнул.
   - Космовидеотон, Мыслекинозал,  Надомный  Думатель,  -  известил  он  и
пискнул.
   - Нет ли фильмов, которых я не видел уже тридцать тысяч раз?
   - Нет.
   - Гм.
   - Разве что "Психоз  в  космосе".  Вы  видели  этот  фильм  всего  лишь
тридцать три тысячи пятьсот семнадцать раз.
   - Разбудишь ко второй серии.
   Компьютер пискнул.
   - Приятных сновидений, - сказал он.
   Звездолет несся сквозь ночь.


   Тем временем на Земле под аккомпанемент дождя  тянулся  один  из  самых
кошмарных вечеров в жизни Артура Дента. Он сидел в своей пещере, составлял
каталог возможных отповедей наглому инопланетянину и давил мух -  для  них
этот вечер тоже оказался кошмарным.
   На следующий день Артур сшил себе  сумку  из  кроличьей  шкурки  -  под
всякие полезные вещи.



        2

   С того дня прошло уже два года. Сегодняшнее утро выдалось  благоуханным
и ясным - в чем лично удостоверился Артур Дент, выйдя из  пещеры,  которую
именовал домом (за неимением как более подходящего названия для нее, так и
более подходящей для этого названия пещеры).
   Хотя в  горле  у  него  привычно  саднило  от  традиционного  утреннего
душераздирающего вопля, он внезапно  пришел  в  великолепное  расположение
духа. Поплотнее запахнувшись в свой обтрепанный  халат,  он  приветствовал
доброе утро широкой улыбкой.
   Воздух был прозрачен и душист. Ветерок осторожно ворошил высокую  траву
вокруг пещеры, птицы чирикали  друг  с  дружкой,  бабочки  изящно  порхали
туда-сюда, и вообще вся природа из кожи  вон  лезла,  стараясь  произвести
благоприятное впечатление.
   Однако Артура воскресили не эти пасторальные радости.  Ему  только  что
пришел в голову великолепный способ победить  ужас  одиночества,  кошмары,
комплекс неполноценности из-за провала всех сельскохозяйственных начинаний
и патологического отсутствия всякой будущности для него на  доисторической
Земле. Короче говоря, он вознамерился сойти с ума.
   Еще раз широко улыбнувшись, он откусил  кусочек  от  кроличьей  ноги  -
остатка вчерашнего ужина. Блаженно  разжевав  мясо,  он  решил  официально
оповестить мир о своем решении.
   Артур приосанился, взглянул  миру  прямо  в  поля  и  леса.  Для  вящей
торжественности воткнул кроличью косточку себе  в  бороду.  Широко  развел
руки.
   - Я сойду с ума! - возгласил он.
   - Недурная мысль, - заметил Форд Префект,  соскальзывая  с  валуна,  на
котором сидел.
   Мозг  Артура  совершил  сальто-мортале  внутри  черепной  коробки.  Его
челюсти начали делать отжимания.
   - Я тут тоже спрыгнул с ума на время, - заявил  Форд.  -  Пользительное
занятие.
   Глаза Артура пошли колесом.
   - Знаешь, - сказал Форд, - я...
   - Где ты шатался? - прервал его Артур, чья голова все-таки покончила  с
физкультурной разминкой.
   - Нынче тут, завтра там и кое-где еще, - сообщил Форд. И ухмыльнулся  с
хорошо рассчитанной издевкой. - Я тут временно спустил свой разум с  цепи,
предполагая, что, если я миру дико понадоблюсь, он призовет меня  обратно.
Так и вышло.
   Форд вытащил из своей жутко обтрепавшейся и донельзя замызганной  сумки
субэфирный чуткомат.
   - По крайней мере мне так кажется. Эта штука недавно проснулась. - Форд
встряхнул прибор. - Если тревога ложная, я сойду с ума, -  добавил  он,  -
еще разок.
   Мотнув головой, Артур сел на землю и поглядел на Форда снизу вверх.
   - Я думал, ты умер... - вырвалось у него.
   - Одно время я так тоже думал, - подхватил Форд,  -  а  потом  на  пару
недель решил, что я - лимон. Ужасно повеселился - все две недели только  и
знал, что бултыхался в джин" с тоником.
   Артур откашлялся. А потом откашлялся еще раз.
   - Где же ты...
   - Отыскал джин с тоником? -  радостно  продолжил  за  него  Форд.  -  Я
отыскал озерцо, которое думало, что оно джин  с  тоником,  и  стал  в  нем
бултыхаться. По крайней мере я думаю, что  оно  думало,  что  оно  джин  с
тоником... Есть вероятность, - добавил он с  ухмылкой,  от  которой  самые
хладнокровные люди с воем полезли бы на деревья, - что мне это всего  лишь
примерещилось.
   Он подождал реакции Артура, но тот лишь благоразумно обронил:
   - Давай дальше.
   - Я, собственно, хочу сказать, -  продолжал  Форд,  -  что  нет  смысла
доводить себя до безумия стараниями  этого  безумия  избежать.  С  тем  же
успехом можно покориться судьбе, а здравый рассудок поберечь на потом.
   - А сейчас ты опять в здравом рассудке? - поинтересовался  Артур.  -  Я
просто так спрашиваю, для информации.
   - Я был в Африке, - заявил Форд.
   - Ну да?
   - Ну да.
   - Ну и как там?
   - А это что, твоя пещера? - спросил Форд.
   - Мм... да, - ответил  Артур.  Его  раздирали  противоречивые  чувства.
После четырех лет полного одиночества он был  до  слез  рад  видеть  Форда
живым и невредимым. С другой стороны, присутствие Форда, как всегда, почти
немедленно начинало давить на нервы.
   - Мило-мило, - высказался Форд о пещере Артура. - Должно быть, она тебе
донельзя обрыдла.
   Артур не потрудился ответить.
   - В Африке было очень  интересно,  -  заявил  Форд.  -  Я  там  здорово
начудил.
   Он задумчиво уставился вдаль.
   - Я занялся издевательствами над животными, - проговорил он беззаботно.
- Но только в порядке хобби.
   - Только-то? - опасливо уточнил Артур.
   - Только, - заверил его Форд. - Не буду беспокоить тебя  подробностями,
а то они...
   - Что "они"?
   - Обеспокоят тебя. Но возможно, тебе любопытно будет узнать,  что  твой
покорный слуга единолично  ответственен  за  удлиненную  форму  животного,
которому в будущих веках дадут имя "жираф". А  еще  я  пробовал  научиться
летать. Ты мне веришь?
   - Расскажи, - сказал Артур.
   - Потом расскажу. Пока я только процитирую "Путеводитель"...
   - "Пу..."?
   - "Путеводитель". "Автостопом по Галактике". Ты, что, не помнишь?
   - Помню. Я его в реку выбросил.
   - Да, только я его выудил, - сообщил Форд.
   - Ты мне не сказал.
   - Ага, чтоб ты его опять выбросил?
   - Разумно, - сознался Артур. - Ну, и что "Путеводитель"?
   - В смысле?
   - Ты хотел процитировать.
   - В "Путеводителе" написано,  что  полет  -  это  искусство,  а  точнее
сказать, навык. Весь фокус в том, чтобы научиться швыряться своим телом  в
земную поверхность и при этом промахиваться.
   Устало улыбнувшись. Форд указал на свои  брюки  и  воздел  руки,  чтобы
продемонстрировать  локти.  Ткань  в  этих  местах  изобиловала  дырами  и
потертостями.
   - Покамест я недалеко продвинулся, - сказал он и протянул Артуру  руку.
- Я ужасно рад вновь тебя видеть.
   Артур, растроганный и недоумевающий, только замотал головой.
   - Я столько лет никого не видел, - заговорил он,  -  просто  ни  единой
души. Еще чуть-чуть - и я разучился  бы  разговаривать.  Слова  все  время
забываю. Вообще-то я практикуюсь. Для практики я разговариваю  с  этими...
ну как их там... как называются эти, с которыми  разговариваешь,  когда  с
ума сходишь? Ну как Георг Третий.
   - Короли? - подсказал Форд.
   - Да нет же, - возразил Артур. - Эти самые, с которыми он разговаривал.
Господи, здесь же их полным-полно. Я сам посадил  сотни.  И  все  засохли.
Деревья! Я практикуюсь в разговорах с деревьями.  Ты  это  зачем?  -  Форд
по-прежнему протягивал Артуру руку, а тот с изумлением пялился на нее.
   - Пожми ее, - просуфлировал Форд.
   Артур последовал совету, вначале несколько нервно,  словно  боясь,  что
рука сейчас обернется скользкой рыбиной. Но тут же  с  безмерным  чувством
облегчения крепко схватился за нее обеими своими. Он  тряс  руку  Форда  и
пожимал ее, пожимал и тряс.
   Через некоторое время  Форд  счел  необходимым  отнять  у  Артура  свою
конечность.  Они  взобрались  на  верхушку  ближнего  утеса  и   принялись
обозревать окрестности.
   - Что сталось с голгафрингемцами? - спросил Форд.
   Артур пожал плечами.
   - Их здесь нет уже три года. Очень многие не  пережили  зиму,  а  когда
пришла весна, уцелевшие заявили, что уходят в отпуск, и уплыли  на  плоту.
История свидетельствует, что они, видимо, живы и здоровы...
   - Гм, - прокомментировал Форд, - ну ладно, ладно.
   Уперев руки в боки, он вновь обвел взором пустынный мир. Внезапно  Форд
начал буквально излучать энергию и целеустремленность.
   - Мы отправляемся в путь, - вскричал он, весь трепеща от прилива сил.
   - Куда? На чем? - воскликнул Артур.
   - Не знаю, - сказал Форд, - но я буквально чувствую, что время  пришло.
Лед тронулся. Наше странствие уже началось.
   Он перешел на шепот.
   - Я обнаружил, - заявил он, - аномальные протечки.
   Прищурившись, как Клинт Иствуд, он уставился на горизонт.  Для  полноты
картины не хватало только, чтобы порыв ветра  драматически  взъерошил  его
волосы - но местный ветерок баловался с какими-то листьями в  сторонке,  а
на Форда и внимания не обращал.
   Артур попросил его повторить только что сказанную фразу, ибо не  совсем
уяснил себе ее смысл. Форд повторил.
   - Протечки?
   - Протечки в пространстве-времени, - сказал Форд и поспешил  подставить
свое зверски ухмыляющееся лицо ветру, который как  раз  случайно  пролетал
мимо.
   Артур кивнул, прокашлялся.
   - Речь идет о  каких-то  неполадках  космического  водопровода,  я  так
понял? - осторожно спросил он. - Ну там, вогоны не заворачивают краны...
   - Нет, это возмущения в континууме, - пояснил Форд.
   - А, - кивнул Артур, - политика, значит.
   Засунув руки в единственный карман своего халата, он воззрился вдаль  с
видом знатока.
   - Чего-о? - воскликнул Форд.
   -  Э-э,  так  что  там  такое  стряслось  в  этом   континууме?   Народ
возмущается,  что  водопровод  неисправен?  И  почему  вдруг  туда   стоит
эмигрировать?
   Форд чуть не испепелил его взглядом:
   - Ты будешь слушать или нет?
   - Я слушаю, - сказал Артур, - только боюсь, толку мне от этого мало.
   Форд сгреб его за отвороты халата и  стал  объяснять  ему  терпеливо  и
размеренно, с толком и с расстановкой  -  словом,  так,  будто  Артур  был
служащим расчетного отдела телефонной компании:
   -   Судя   по   всему...   -    произнес    Форд,    -    ...в    ткани
пространства-времени... - произнес  Форд,  -  ...появились...  -  произнес
Форд, - ...очаги...
   Артур тупо смотрел на отворот своего халата, сжимаемый пальцами  Форда.
Форд довел свою речь до конца, прежде чем Артур успел  перейти  от  тупого
взгляда к тупым замечаниям.
   - ...нестабильности... - завершил Форд.
   - А, вот как, - сказал Артур.
   - Да уж вот так, - подтвердил Форд.
   Они стояли одни-одинешеньки на вершине утеса где-то  на  доисторической
Земле и решительно смотрели друг другу в глаза.
   - И что же с ней стало? - спросил Артур.
   - Очаги нестабильности в ней возникли, - ответил Форд.
   - На самом деле? - спросил Артур, ни на миг не отводя глаз от Форда.
   - Вне всяких сомнений, - ответил Форд с не меньшей непреклонностью.
   - Ну и хорошо, - сказал Артур.
   - Теперь понял?
   - Нет, - признался Артур.
   Последовала немая сцена.
   - Вот в чем беда с этим разговором, -  заявил  Артур  после  того,  как
озадаченность медленно, точно альпинист по трудному склону,  вскарабкалась
по его лицу и уселась на бровях, - он  очень  не  похож  на  те,  что  мне
приходилось вести в  последнее  время.  Я  уже  пояснил,  что  в  основном
беседовал с деревьями. А это  совсем  другой  коленкор.  Если  не  считать
разговоров с некоторыми дубами - этим хоть в лоб, хоть по лбу.
   - Артур, - сказал Форд.
   - Алло? Да? - пробормотал Артур.
   - Просто прими на веру все, что  я  тебе  скажу,  и  сразу  все  станет
совсем, совсем ясно.
   - Хм, что-то не верится.
   Они уселись на камень и впали в глубокую задумчивость.
   Форд вытащил свой  субэфирный  чуткомат.  Прибор  едва  слышно  жужжал,
подмигивая крохотной тусклой лампочкой.
   - Батарейка села? - поинтересовался Артур.
   - Нет, - сказал  Форд,  -  он  чувствует  мобильную  аномалию  в  ткани
пространства-времени, локальное возмущение, очаг нестабильности. Протечку.
И это где-то недалеко.
   - Где?
   Слегка дрожащей рукой Форд очертил чуткоматом дугу в воздухе.  Внезапно
лампочка ярко вспыхнула.
   - Вон там! - вскричал Форд, дико взмахнув рукой. - Вон за тем диваном!
   Артур взглянул в указанную сторону. К его немалому удивлению,  на  поле
перед ними находился мягкий диван, так называемый честерфильдский,  обитый
бархатом веселенького оттенка. Он уставился на диван умными глазами. В его
голове родился целый рой глубокомысленных вопросов.
   - Откуда на этом поле диван? - вскричал он.
   - Я же  сказал!  -  заорал  Форд,  вскочив  на  ноги.  -  Возмущения  в
континууме!
   - А, это они мебельные магазины громят! - воскликнул  Артур,  с  трудом
вернувшись в вертикальное положение и - как он смел надеяться - в  здравый
рассудок.
   - Артур! -  заорал  на  него  Форд.  -  Этот  диван  попал  сюда  из-за
нестабильности пространства-времени, про которую  я  уже  устал  толковать
тебе  с  твоим  перманентным  склерозом.  Он  просочился  через   протечку
континуума, по воле парусных волн эфира и, я не знаю еще, чьей - какая  на
фиг разница, мы должны его поймать, а то так здесь и застрянем!
   Он съехал на пятках по скале и стремглав понесся по полю.
   - Поймать? - пробормотал Артур  и  тут  же  вытаращил  глаза  -  диван,
вальяжно покачиваясь, уплывал в глубь поля.
   С кличем внезапного восторга он спрыгнул  с  утеса  и  весело  помчался
вдогонку за Фордом Префектом и своенравным предметом мебели.
   Они бежали, не разбирая дороги, через  траву,  подпрыгивали,  хохотали,
кричали  друг  другу:  "Загоняй   его   сюда!",   "Перехватывай!"   Солнце
мечтательно освещало  травяное  море,  крохотные  полевые  животные  сломя
голову разбегались из-под их ног.
   Артур был совершенно счастлив. Его ужасно умиляло, что в этот день  все
его планы сами собой сбывались. Только двадцать минут назад он решил сойти
с  ума  -  и  вот  уже  гоняется  по   лугам   доисторической   Земли   за
честерфильдским диваном.
   Диван  все  время  заваливался  то  на  один,  то  на  другой  бок.  Он
одновременно казался твердым, как деревья, и бесплотным, как сон  русалки.
Одни вязы он огибал, сквозь другие просачивался с ловкостью призрака.
   Форд с Артуром, пыхтя, бежали за ним, но диван  увертывался  и  петлял,
точно пространство имело для него иную, сложную математическую  топографию
- как оно и было в действительности. И все же  они  продолжали  погоню,  а
диван вальсировал и вертелся, а потом вдруг развернулся и  вошел  в  пике,
словно сорвавшись с порога графика, изображающего кризис,  причем  Форд  с
Артуром оказались буквально над ним. Со  вздохом  облегчения  и  возгласом
триумфа они вскочили на диван, солнце, моргнув, погасло,  и,  провалившись
сквозь головокружительное ничто, они  выбрались  на  свет  божий  в  самом
неожиданном  месте  -  посреди  поля  крикетной  площадки  "Лордз",   (что
расположена в лондонском районе  Сент-Джонс-Вуд)  незадолго  до  окончания
последнего матча международного турнира на  Приз  Австралии  198..,  года,
причем команде Англии  требовалось  лишь  двадцать  восемь  перебежек  для
победы.



        3

   Немаловажные факты из истории Галактики.
   Факт номер один.

   (Заимствовано из многотомника "Сидерическое собрание  цитат  на  каждый
день". Том "Популярная история Галактики")

   Ночное небо над планетой Криккит - наименее  занимательное  зрелище  во
всей Вселенной.



        4

   Нежданно-негаданно вывалившись из пространственно-временной аномалии  в
чудный,  совершенно  очаровательный  лондонский  денек.  Форд  с   Артуром
совершили довольно жесткую посадку на безупречный газон площадки "Лордз".
   Публика разразилась аплодисментами. И хотя они предназначались не нашим
путешественникам, те машинально  склонили  головы  -  и  слава  Богу,  ибо
маленький красный и тяжелый мяч (истинный виновник  овации)  просвистел  в
считанных миллиметрах над макушкой Артура. Один из зрителей в толпе упал.
   Форд с Артуром поспешили броситься на землю, которая, казалось,  ужасно
быстро вертелась вокруг них.
   - Что это было? - вымолвил Артур.
   - Что-то красное.
   - Где мы?
   - Гм... на чем-то зеленом.
   - Формы и контуры, - пробормотал Артур. - Дайте мне формы и контуры.
   Аплодисменты вскорости перешли в изумленные ахи и робкие смешки - сотни
людей никак не могли решить, верить ли своим глазам.
   - Ваш, что ли, диван? - раздалось сверху.
   - Что это было? - шепотом спросил Форд.
   Артур поднял глаза.
   - Что-то синее.
   - Какой формы? - вопросил Форд.
   Артур посмотрел еще раз.
   - Оно имеет, - прошептал он  Форду,  серьезно  наморщив  лоб,  -  форму
полисмена.
   Еще некоторое время они лежали на газоне, скорбно хмурясь. Но тут синее
полисменообразное нечто тронуло их обоих за плечи.
   - Давайте, вы двое, - сказало нечто, - пройдемте.
   При этих словах Артура точно пчела ужалила. Он вскочил на  ноги,  точно
услышавший телефонный звонок писатель, и обвел ошалелым взглядом окрестный
пейзаж, внезапно сложившийся в удивительно привычную картину.
   - Откуда вы это взяли? - заорал он на полисменообразное.
   - Что вы сказали? - пробормотало ошарашенное полисменообразное.
   - Это же крикетная площадка "Лордз", верно? - возопил Артур. -  Где  вы
ее нашли и как сюда переместили? По-моему, - добавил он,  потирая  лоб,  -
мне надо успокоиться. - И плюхнувшись на колени перед Фордом, прошипел:  -
Это полисмен. Что делать?
   Форд пожал плечами:
   - А что ты предлагаешь?
   - Скажи мне, - попросил Артур, - что все последние пять лет  приснились
мне во сне.
   Форд, еще раз пожав плечами, исполнил требуемое:
   - Все последние пять лет приснились тебе во сне.
   Артур встал.
   - Все в ажуре, офицер, - заявил он. - Все последние пять лет приснились
мне во сне. Спросите у него, - добавил он, указывая на  Форда,  -  он  мне
тоже снился.
   Произнеся эту речь, Артур побрел к краю поля, отряхивая халат.  Но  тут
же, заметив, что отряхивает именно халат,  застыл  как  вкопанный.  Затем,
выпучив глаза, бросился к полисмену с воплем:
   - Тогда почему я так одет? - И, упав на траву, забился в судорогах.
   Форд только покачал головой.
   - Ему что-то  не  везло  последние  два  миллиона  лет,  -  пояснил  он
полисмену.
   Вдвоем они взвалили Артура на диван и унесли с поля, причем неожиданное
исчезновение дивана на полдороге задержало их совсем ненадолго.
   Реакция публики, точнее,  реакции  были  многообразными  и  различными.
Большинство зрителей, будучи не в силах выдержать этого зрелища, зажмурили
глаза и переключились на слушание радиотрансляции.
   - Любопытное  происшествие,  Брайан,  -  сказал  один  радиокомментатор
другому. - По-моему, никаких загадочных материализации  на  поле  не  было
с... э-э... с... может, их вообще ни разу еще не было - ты не помнишь?
   - А Эджбастон 1932 года?
   - А, ну и что же там стряслось?
   - Гм, Питер, если я не ошибаюсь, Кантер играл против Уилсокса и  шел  в
нападение со  стороны  павильона,  когда  вдруг  напрямик  через  площадку
пробежал зритель.
   Первый комментатор призадумался.
   - Мда-а-а-а-а, - промолвил он наконец, - да, но в чем тут загадочность?
Он ведь не материализовался в подлинном смысле слова? Просто пробежал.
   -  Да,  ты  прав,  и  все  же  он  утверждал,  что  видел,  как   нечто
материализовалось на площадке.
   - Серьезно?
   - Да. По-моему, это было животное из семейства аллигаторов.
   - Хм. А кто-нибудь еще его заметил?
   - По-видимому, нет. А от этого  субъекта  никому  не  удалось  добиться
подробностей, поэтому поиски были весьма поверхностными.
   - А что сталось со зрителем?
   - По-моему, кто-то вызвался угостить его обедом, но  тот  пояснил,  что
уже отобедал, и довольно плотно, поэтому вопрос  был  замят,  и  Уорвикшир
победил с перевесом в три калитки.
   - Не слишком похоже на наш случай. Тем, кто только  что  настроился  на
нашу волну, будет любопытно знать,  что...  э-э-э...  два  человека,  двое
довольно   неряшливо   одетых   мужчин   и   самый   настоящий   диван   -
честерфильдский, по-моему?
   - Да, честерфильдский.
   - ...только что материализовались тут у нас, посреди крикетной площадки
"Лордз". Но не думаю, что с  дурными  намерениями.  Они  вели  себя  очень
мирно...
   - Извини, Питер, я тебя перебью - диван только что исчез.
   - Диван исчез. Что ж, одной загадкой  меньше.  И  все  же  этот  случай
войдет в анналы истории, тем более что он произошел в столь  драматический
момент,  когда  Англии  не  хватает  до  победы  только  двадцати   восьми
перебежек. Пришельцы покидают площадку в сопровождении офицера полиции, и,
по-моему, все входит в привычное русло, и игра сейчас возобновится.
   - Ну-с, сэр, - сказал полицейский после того, как они пробрались сквозь
обуянную любопытством толпу и уложили умиротворенного, бездвижного  Артура
на одеяло, - теперь вы мне, возможно, соизволите сообщить, кто  вы  такие,
откуда взялись и что хотели сказать этим балаганом?
   Форд уставился себе под ноги, точно заимствуя у земли  твердость  духа,
затем, вскинув голову,  ответил  полицейскому  взглядом,  в  который  было
вложено все напряжение каждого дюйма из шестисот световых лет, разделяющих
Землю и отчизну Форда - окрестности Бетельгейзе.
   - Отлично, - проговорил Форд очень тихо. - Я вам расскажу.
   - Да-да, хорошо, это не обязательно,  -  поспешно  заявил  полисмен,  -
только постарайтесь, чтобы такого... этого... больше не было.
   Полисмен развернулся и побрел искать  кого-нибудь,  кто  был  бы  не  с
Бетельгейзе. К счастью, таких тут хватало.
   Душа Артура летала вокруг его  тела  кругами  и  мялась,  не  испытывая
особенного желания войти. С этим вместилищем у нее были связаны  не  самые
лучшие воспоминания. И все же она медленно, опасливо забралась  в  него  и
заняла свое привычное место.
   Артур приподнялся на локтях:
   - Где я?
   - На крикетной площадке "Лордз", - сообщил Форд.
   - Классно, - молвил Артур - и его душа выпорхнула наружу перевести дух.
Тело Артура безвольно плюхнулось обратно на траву.
   Десять минут спустя он уже горбился над чашкой чая под  тентом  летнего
буфета, и на его осунувшееся лицо постепенно возвращался румянец.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Форд.
   - Я дома, - хрипло буркнул Артур.
   Прикрыв глаза, он жадно  вдыхал  пар,  поднимающийся  над  чашкой  чая,
словно это был не чай, а... - но в данном случае, с точки  зрения  Артура,
вся прелесть именно в том и состояла, что это был чай.
   - Я дома, - твердил он, - дома. Это Англия, сегодня... сегодня  кошмару
конец. - Он вновь раскрыл глаза и блаженно улыбнулся. - Мое место здесь, -
сказал он умиленным шепотом.
   - Я считаю своим долгом предупредить тебя о двух вещах, - заявил  Форд,
пододвинув к Артуру газету "Гардиан".
   - Я дома, - повторил Артур.
   - Безусловно, - согласился Форд. - Во-первых, - сказал он, тыча пальцем
в угол газеты, где значилась дата, - через два дня Земля будет взорвана.
   - Я дома, - шептал Артур. - Чай, - произнес он, - крикет, - добавил  он
с нежностью, - стриженые газоны,  деревянные  скамейки,  белые  полотняные
пиджаки, пиво в банках...
   Медленно-медленно  его  взгляд   сфокусировался   на   газете.   Слегка
нахмурившись, он склонил голову набок.
   - Я этот номер уже видел, - проговорил он.
   Его взгляд неспешно подполз к дате, по которой Форд  лениво  постукивал
пальцем. На секунду-другую лицо Артура застыло, как маска, а потом стало с
ужасающей медлительностью раскалываться на куски, точно арктические льдины
по весне.
   - А во-вторых, -  продолжал  Форд,  -  у  тебя  в  бороде  кость.  -  И
поперхнулся чаем.
   Меж тем снаружи солнце лило  свой  свет  на  веселую  толпу.  Его  лучи
ласкали белые шляпы и красные лица. Его лучи ласкали  брикеты  мороженого,
от чего оно таяло. Его лучи обращали в  алмазы  слезы  детишек,  уронивших
растаявшее мороженое с палочки. Солнечный  свет  золотил  кроны  деревьев,
сверкал на рассекающих воздух крикетных битах, сиял на поверхности  крайне
необычного (и никем  не  замечаемого)  объекта,  что  был  припаркован  за
стадионным табло. Свет солнца ударил в глаза Форду с  Артуром,  когда  те,
жмурясь, вышли из буфета и огляделись по сторонам.
   Артура трясло.
   - Может, мне...
   - Нет, - рявкнул Форд.
   - Что "нет"?
   - Не пытайся звонить себе самому домой.
   - Как ты дога...
   Форд только передернул плечами.
   - Но почему? Почему нельзя?
   - Те, кто разговаривает по телефону сам с  собой,  ничего  хорошего  не
узнают.
   - Но...
   - Демонстрирую, - сказал Форд. Он снял с рычага воображаемую  трубку  и
стал крутить воображаемый диск. -  Алло?  -  произнес  он  в  воображаемую
трубку. - Это Артур Дент? Ага, алло, да. Это Артур Дент говорит. Не бросай
трубку.
   И расстроенно поглядел на воображаемый телефон.
   - Трубку бросил, - пояснил он, пожал плечами и аккуратно  положил  свою
воображаемую трубку на  воображаемый  рычаг.  -  Это  не  первая  аномалия
времени на моем веку.
   Скорбное выражение на  лице  Артура  Дента  уступило  место  еще  более
скорбному.
   - Значит, наши неприятности еще не кончились, - проговорил он.
   - Более того, они еще толком и не начались, - уточнил Форд.
   Матч меж тем продолжался.  Нападающий  приближался  к  калитке,  плавно
переходя с рысцы на бег. [Крикет ни в коем  случае  не  следует  путать  с
другой национальной английской игрой - крокетом. Для игры  в  крокет  (см.
"Алису в стране чудес") используются молотки и шары, а для крикета -  мячи
и биты. Крикет родственен американскому бейсболу и русской  лапте.  Играют
две команды, по одиннадцать человек каждая. На  травяном  поле  становятся
две калитки (три столбика с лежащими на них двумя поперечными  палочками).
Игроки одной из команд - нападающие - бросают мяч, пытаясь сбить  калитку.
Игроки другой команды - отбивающие или  защитники  -  поочередно  стоят  у
калитки с битой в руках, стараясь отбить мяч как можно дальше и за  время,
пока нападающие ловят мяч, добежать до другой калитки, коснуться  черты  и
возвратиться обратно. Это и есть упоминаемые в тексте "перебежки", которых
не хватало до победы. Если за время перебежки один  из  нападающих  успеет
сбить пойманным мячом калитку, защитник выходит  из  игры  и  его  сменяет
другой игрок. Игра продолжается до выхода из игры всех защитников.]  Вдруг
он точно взорвался, обернувшись вихрем бессчетных рук и ног,  из  которого
вылетел мяч. Защитник, взмахнув битой, послал мяч себе за спину  так,  что
он пролетел над табло. Глаза  Форда,  провожавшего  взглядом  мяч,  широко
распахнулись. Он замер. Вновь проследив  траекторию  мяча,  Форд  захлопал
глазами.
   - Это не мое полотенце, - заявил Артур, копавшийся  в  своей  сумке  из
кроличьей шкурки.
   - Тс-с, - прошипел Форд и глубокомысленно воздел очи горе.
   -  У  меня  было  гольгафрингемское  полотенце,   из   оздоровительного
кабинета. Синее с желтыми звездочками. А это другое.
   - Тс-с, - вновь прошипел Форд. Прикрыв один глаз,  он  что-то  созерцал
другим.
   - А это розовое. Оно случайно не твое?
   - Изволь заткнуться насчет твоего полотенца! - воскликнул Форд.
   - Полотенце не мое, - настаивал Артур, - именно это я и пытаюсь...
   - А я пытаюсь  потребовать,  чтобы  ты  заткнулся,  -  продолжал  Форд,
переходя на рык, - причем немедленно!
   - Ладно, - сказал Артур, пытаясь  засунуть  полотенце  обратно  в  свою
неуклюжую сумку. - Я понимаю, что в масштабе Вселенной этот факт не  имеет
никакого значения, но просто интересно. Было синее в желтую  звездочку,  а
стало розовое.
   Тем временем Форд начал выделывать какие-то  странные  фортели.  Говоря
"странные", мы не имеем в виду обычный (то есть странный  по  определению)
стиль поведения Форда. О нет - то были действия, странно непохожие на  все
его обычные странности и чудачества.
   А  именно:  игнорируя  недоуменные  взгляды   собратьев-зрителей,   что
обступали поле, он совершал всякие  резкие  движения  руками  перед  своим
носом, при этом то проныривая у кого-то за спиной, то подпрыгивая рядом  с
кем-то еще. Порой он замирал, часто  моргая.  Спустя  некоторое  время  он
начал  медленно,  воровато  пробираться  вперед   с   гримасой   вдумчивой
озадаченности на лице - как леопард, который не совсем уверен, что  только
что видел в полумиле впереди, на раскаленной и пыльной прерии,  полупустую
банку "Вискаса".
   - И сумка тоже не моя, - неожиданно объявил Артур.
   Тем самым выведя Форда из медитационного транса. Форд злобно  обернулся
к Артуру.
   - Я не о полотенце, - сказал Артур. - Мы уже  установили,  что  оно  не
мое. Вся закавыка в том, что сумка, куда я хотел положить  это  полотенце,
которое не мое, тоже не моя, хотя сходство поразительное. Мне это  кажется
чрезвычайно странным, тем более что сумку я сшил на  доисторической  Земле
своими руками. И камни тоже не мои, - добавил он, вытащив из сумки  горсть
плоских серых камешков. - Я собирал коллекцию интересных  камней,  а  эти,
сразу видно, сплошная скука.
   Восторженный рев, прокатившийся по трибунам,  заглушил  все,  что  Форд
имел сказать по поводу этой информации. Крикетный мяч, встреченный с таким
восторгом, свалился с небес прямо в загадочную кроличью сумку Артура.
   - Это, сказал бы я, тоже  очень  любопытный  случай,  -  заявил  Артур,
поспешно закрыв сумку и прикинувшись, что высматривает  мяч  на  земле.  -
По-моему, его здесь  нет,  -  сказал  он  мальчишкам,  которые  немедленно
столпились вокруг него, - вероятно, он куда-то откатился. Судя  по  всему,
вон туда. - И указал в ту сторону, куда хотел бы спровадить ребят.
   Один мальчишка озадаченно посмотрел на него:
   - У вас все в норме?
   - Нет.
   - Тогда почему у вас в бороде кость?
   - Я воспитываю в ней  смирение  с  любым  местоположением,  -  произнес
Артур, сам собой гордясь.  Самый  подходящий  афоризм,  чтобы  заронить  в
молодые умы искру вдумчивого отношения к жизни.
   - Ого, - сказал мальчишка, глубокомысленно склонив голову набок. -  Как
вас зовут?
   - Дент. Артур Дент.
   - Ты козел, Дент, - проговорил мальчик. - Никчемная дырка от бублика.
   Произнеся эти слова, мальчишка посмотрел на  что-то  за  плечом  Дента,
демонстрируя, что  вовсе  не  торопится  скрыться,  а  затем  ретировался,
почесывая нос.
   Внезапно Артур вспомнил, что через два дня Земля  погибнет,  и  впервые
испытал при этой мысли некоторое утешение.
   Принесли новый мяч, игра возобновилась, солнце  продолжало  светить,  а
Форд все скакал и скакал на месте, мотая головой и моргая.
   - Ты что-то придумал, правда? - спросил Артур.
   - Мне кажется, - сказал Форд тоном, обещавшим (как  уже  было  известно
Артуру)  какое-то  чрезвычайно  непонятное  продолжение,  -  что  вон  там
какое-то ННП.
   Он указал, что понимает под термином  "вон  там".  И  что  любопытно  -
направление, в котором указала его рука, не совпадало с  направлением  его
взгляда. Артур сначала посмотрел вслед за указующим перстом - на табло,  а
потом туда, куда Форд глядел, - на поле и кивнул, пожимая плечами.
   - Какое-то "что"?
   - ННП.
   - Н?
   - ...НП.
   - А это что?
   - Не Наша Проблема.
   - А, ну и ладно, - промолвил Артур с облегчением. Он понятия  не  имел,
куда клонит Форд, но по крайней  мере  инцидент  казался  исчерпанным.  Но
радовался он зря.
   - Вон там, - сказал Форд, вновь указывая на табло и глядя на поле.
   - Где?
   - Там.
   - Вижу, - покривил Артур душой.
   - Серьезно?
   - В смысле?
   - Ты ННП видишь? - терпеливо спросил Форд.
   - Я думал, ты сказал, что это не наша проблема.
   - Она самая.
   Артур кивнул - медленно, опасливо, с безмерно дурацким выражением лица.
   - И я хочу знать, можешь ли ты ее видеть.
   - А ты видишь?
   - Да.
   - Ну и как она выглядит?
   - Ну а мне-то откуда знать, идиот? Сам видишь - сам и описывай.
   В  висках  у  Артура  раздался  привычный  тупой  звон,   очень   часто
сопровождавший  его  разговоры  с  Фордом.  Его  мозг  замер,  как  щенок,
испуганно забившийся в угол. Форд взял его за руку.
   - ННП - это нечто, что мы не можем увидеть, или не видим, или то,  чего
нам не дает увидеть наш мозг, потому что  мы  считаем,  что  это  не  наша
проблема. Вот как расшифровывается ННП.  Не  Наша  Проблема.  Мозг  просто
вымарывает эту штуку из поля зрения, точно  слепое  пятно.  Даже  если  ты
посмотришь прямо на ННП, то все равно ее не разглядишь -  если  только  не
знаешь заранее, как она  выглядит.  Единственная  надежда  -  застичь  ННП
врасплох краешком глаза.
   - А-а, - протянул Артур, - так вот почему...
   - Ну да, - согласился Форд, зная наперед, что именно Артур скажет.
   - ...ты прыгал и...
   - Ну да.
   - ...моргал...
   - Ну да.
   - ...и...
   - Похоже, до тебя дошло.
   - Я вижу эту штуку, - объявил Артур, - это звездолет.
   И оторопел от последствий  своего  заявления.  Толпа  взревела.  Крича,
вопя, сшибая друг  друга,  люди  со  всех  сторон  бросились  к  площадке.
Попятившись,  Артур  испуганно  огляделся  по  сторонам.  Затем  еще   раз
огляделся по сторонам с еще большим ужасом.
   - Занимательно, не правда ли? - произнесло видение. Видение дергалось и
колебалось перед глазами Артура,  хотя,  видимо,  в  действительности  это
глаза Артура дергались вместе с головой. Его губы тоже дергались.
   - Ч... ч... ч... - выговорили его губы.
   - По-моему, ваша команда только что победила, - произнесло видение.
   - Ч... ч... ч... - повторил Артур, при  каждом  приступе  дрожи  толкая
Форда Префекта в спину.
   Форд тем временем с тревогой наблюдал за суматохой.
   - Вы ведь англичанин, правда? - поинтересовалось видение.
   - Ч... ч... ч... да, - согласился Артур.
   - Ну, как я уже сказал, ваша команда  только  что  победила.  В  матче.
Следовательно, они сохранят  у  себя  Пепел.  Думаю,  вы  очень  довольны.
Осмелюсь признаться, я питаю некоторую слабость к крикету, хотя я не хотел
бы, чтобы о ней знали за пределами этой планеты. Боже упаси.
   Видение  состроило  нечто  вроде  ехидной  ухмылки   -   впрочем,   еще
неизвестно, насколько ехидной, ибо солнце,  светя  ему  прямо  в  затылок,
соорудило из его серебристых волос и бороды ослепительный,  драматический,
повергающий в трепет нимб, с которым никакие ехидные ухмылки не вязались.
   - И все же, - продолжало оно, - спустя пару деньков всему этому  придет
конец, не правда ли? Хотя, как я  уже  вам  говорил  при  нашей  последней
встрече, это меня весьма опечалило. И все же что было, тому не миновать.
   Артур вновь попытался заговорить, но борьба была неравной.  В  отчаянии
он снова пихнул Форда локтем.
   - Я-то думал, что стряслось,  -  сказал  Форд,  -  а  это  просто  матч
кончился. Пора смываться. А, Слартибартфаст, здорово, что ты тут делаешь?
   - Да так, слоняюсь, - отвечал старец сурово.
   - Это твой звездолет? Не подбросишь нас хоть куда-нибудь?
   - Терпение, терпение, - наставительно произнес тот.
   - О'кей, - заметил Форд. - Просто очень скоро эту планету взорвут.
   - Мне это известно, - ответил Слартибартфаст.
   - Я так, просто напомнить хотел, - сказал Форд.
   - Принято к сведению.
   - И если ты считаешь, что тебе действительно  необходимо  слоняться  по
крикетной площадке в такой момент...
   - Считаю.
   - Ну корабль ведь твой.
   - Именно.
   - Я так и понял. - Форд резко отвернулся.
   - Привет, Слартибартфаст, - наконец-то выдавил из себя Артур.
   - Привет, землянин, - ответил Слартибартфаст.
   - В конце концов, - заметил Форд, - двум смертям не бывать, а одной  не
миновать.
   Старец, пропустив эти слова мимо  ушей,  внимательно,  с  непонятным  в
данной  ситуации  волнением  следил  за  происходящим  на  поле.   А   там
происходило всего лишь то, что  люди  столпились  на  площадке  вокруг  ее
середины. Что Слартибартфаст в этом нашел  такого  интересного,  ведал  он
один.
   Форд что-то мурлыкал  под  нос.  Конкретно  -  всего  лишь  одну  ноту,
повторяющуюся  через  определенные  интервалы.  Он   таил   надежду,   что
кто-нибудь спросит: "Что это ты мурлычешь?" - но никто не спрашивал.  Если
бы его спросили, он бы ответил, что  все  время  мурлычет  первую  строчку
песни "Психология любви". Тогда бы ему заметили, что он поет  только  одну
ноту, на что бы он ответил, что по очевидным, как ему кажется, причинам он
опустил кусочек "ология любви".  Но  никто  этого  не  спрашивал,  и  Форд
злился.
   -  Тут  одна  подробность,  -  взорвался  он  наконец,  -  если  мы  не
поторопимся смыться, то рискуем вновь влипнуть во всю эту историю.  А  для
меня нет более печального зрелища, как разрушение планеты. Хуже может быть
только одно - наблюдать за ее разрушением с  ее  же  поверхности.  Или,  -
добавил он почти под нос, - наблюдать крикетные матчи.
   - Терпение, - вновь заявил Слартибартфаст. - Назревают великие события.
   - Когда мы последний раз виделись, вы сказали то же  самое,  -  заметил
Артур.
   - Так оно и вышло, - сказал Слартибартфаст.
   - Верно, - признал Артур.
   Однако  казалось,  если  что  тут  и  назревало,  так  только  какая-то
церемония. Она была срежиссирована  скорее  для  блага  телезрителей,  чем
просто зрителей, и со своего места в толпе они могли следить за ней только
по  сообщениям  ближайшего  репродуктора.  Форд  всячески   демонстрировал
агрессивную индифферентность к происходящему.
   Морщась, он выслушал пояснение, что сейчас на поле произойдет  вручение
"Урны с Пеплом" капитану команды Англии, весь скукожился при известии, что
данная команда заслужила этот приз, выиграв турнир в энный раз,  буквально
взлаял от злобы после  сообщения,  что  "Пепел"  -  это  останки  столбика
крикетной калитки, а когда  (ну  куда  уж  дальше!)  от  него  потребовали
смириться с фактом, что вышеупомянутый столбик был сожжен в  австралийском
городе Мельбурне в 1882 году, в знак "смерти  английского  крикета",  Форд
развернулся к Слартибартфасту, набрал в  грудь  воздуха  -  но  ничего  не
сказал, потому что старца рядом с ними уже не было. Он шествовал к  центру
поля ужасающе  решительной  поступью,  и  его  борода,  волосы  и  одеяние
развевались по ветру - вылитый Моисей на горе Синай, только в  роли  Синая
сейчас выступала холеная лужайка, а не грозный  вулкан  в  косматом  дыму,
каким его обычно изображают.
   - Он сказал подождать у его корабля, - сообщил Артур.
   - Да что этот старый дурак собрался делать,  вакуум  его  заарктурь?  -
взорвался Форд.
   - Подойти к своему кораблю через две минуты, - пояснил  Артур  и  пожал
плечами, что обличало отсутствие всяких мыслей в его голове.
   Приятели направились к пресловутому кораблю. Их ушей достигли  странные
звуки. Они пытались их игнорировать, но все же не могли не  заметить,  что
Слартибартфаст сварливо требует, чтобы серебряную урну с  "Пеплом"  отдали
ему, ибо тот, по его словам, "жизненно важен для  прошлого,  настоящего  и
будущего Галактики", и что это заявление вызвало бурное  веселье.  Форд  и
Артур прикинулись, будто ничего не замечают.
   Однако спустя миг стряслось нечто, чего невозможно  было  не  заметить.
Послышался ропот (будто сотня тысяч людей вымолвила: "Уф!"), и  прямо  над
крикетным полем буквально сгустился из воздуха белый стальной звездолет. С
легким жужжанием и крайне зловещим видом он завис над землей.
   Какое-то время он  бездействовал,  словно  ожидая,  что  люди  займутся
своими обычными делами, не порицая его за это висение.
   Но тут же он совершил нечто очень необычное. Точнее, распахнул  люки  и
выпустил из себя нечто необычное в количестве одиннадцати штук.
   Роботы. Одиннадцать белых роботов.
   И что самое удивительное, точно специально  экипированные  для  данного
мероприятия. Мало того что они были белые, под цвет униформы  игроков,  но
они еще и держали в манипуляторах нечто вроде крикетных  бит  и  крикетных
мячей. Мало того, нижние сегменты их ног были защищены чем-то вроде  белых
щитков. На  щитки  тоже  стоило  подивиться  -  по-видимому,  в  них  были
вмонтированы  реактивные  двигатели,  что  позволило  этим  цивилизованным
роботам спикировать к земле и начать убивать людей.
   - Эй! - вскрикнул Артур. - Кажется, что-то началось!
   - Беги в корабль, - завопил Форд,  -  знать  ничего  не  хочу,  беги  в
корабль. - И побежал. - Ничего не знаю, ничего не слышу, ничего не вижу, -
причитал он на бегу, - это не моя планета, я сюда  не  просился,  не  хочу
ввязываться, просто вытащите меня отсюда и отвезите куда-нибудь в  бар,  к
людям, которые мне свои!
   Над полем взметнулся столб пламени и дыма.
   - М-да, похоже, сегодня все потусторонние  силы  в  гости  к  нам...  -
радостно объявил репродуктор самому себе.
   - Мне много не надо,  -  кричал  Форд  во  уточнение  своих  предыдущих
замечаний, - только рюмка крепкого виски и компания братьев  по  духу!  Он
несся, как лань, замешкавшись лишь на миг, чтобы взять на  буксир  Артура,
который среагировал было на катастрофу в своем  обычном  духе  -  замер  с
открытым ртом, ожидая, пока все кончится.
   - Они играют в крикет, - бормотал Артур,  еле  поспевая  за  Фордом.  -
Клянусь, они в крикет играют. Не знаю, зачем им это надо,  но  оно  так  и
есть. Они не просто убивают людей - они их подбрасывают вверх.  Форд,  нас
подбрасывают!
   И действительно, для того чтобы не поддаться этому первому впечатлению,
надо  было  обладать  весьма  глубокими  познаниями  в  истории  Галактики
(каковых Артур  еще  не  успел  приобрести  из-за  своей  кочевой  жизни).
Призрачные, но весьма агрессивные фигуры, шевелившиеся за толстой  дымовой
завесой, и впрямь будто пародировали удары нападающих. Разница была только
в том,  что  посылаемые  их  битами  мячи  при  соприкосновении  с  землей
взрывались. И первый же взрыв развеял первоначальную надежду  Артура,  что
это всего лишь рекламная затея австралийских фабрикантов маргарина.
   А потом все завершилось - так же внезапно, как и началось.  Одиннадцать
белых роботов,  тесно  сгрудясь,  вознеслись  сквозь  редеющее  облако  и,
напоследок плюнув пламенем,  скрылись  в  животе  своего  белого  корабля,
который с кратким ропотом  (будто  сотня  тысяч  людей  вымолвила:  "Фу!")
немедленно растворился в том же воздухе, из которого раньше сгустился.
   На несколько минут воцарилось изумленное  безмолвие.  Затем  из  клубов
дыма вынырнула светлая фигура  Слартибартфаста.  Его  сходство  с  Моисеем
усилилось -  несмотря  на  отсутствие  горы,  теперь  он  шел  решительной
поступью по горящей и дымящей холеной лужайке.
   Он дико озирался по сторонам, пока  не  заметил,  что  Форд  с  Артуром
пробираются сквозь испуганную толпу, которая шарахнулась  прочь  от  поля.
Вероятно, людей обуяла коллективная мысль: "Ну и дела!"  -  сопровождаемая
единодушным чувством недоумения.
   Слартибартфаст делал Форду с Артуром отчаянные знаки и  что-то  кричал.
Все трое постепенно пробивались к звездолету старца, по-прежнему  стоящему
позади табло и по-прежнему не замечаемому бегущими мимо него  зрителями  -
очевидно, у них хватало собственных проблем.
   - Онизапелибрепел! - вскричал Слартибартфаст своим тонким,  дребезжащим
голосом.
   - Что он сказал? - с трудом вымолвил Форд, работая локтями.
   Артур покачал головой.
   - Онизавялилеппе! - снова завопил Слартибартфаст.
   - Это что-то важное, - рассудил Артур и окликнул старца.
   - Они завяли лепел! - еще раз вскричал Слартибартфаст.
   - Он говорит, что они забрали "Пепел". По-моему, -  пояснил  Артур,  не
сбавляя скорости.
   - Что они... - переспросил Форд.
   - "Пепел", - сухо ответил Артур. -  Остатки  сожженного  столбика.  Это
крикетный приз. Вот... - вымолвил он, задыхаясь,  -  ...за  чем...  они...
прилетали... - С этими словами он легонько мотнул головой, словно  пытаясь
утрясти свой мозг.
   - Странная весть, - процедил Форд.
   - Странный трофей.
   - Странный звездолет.
   Они достигли цели. Действительно, звездолет Слартибартфаста  производил
вдвойне странное впечатление. Во-первых, из-за ННП-поля. Теперь они  могли
ясно видеть звездолет в его истинном обличье просто потому,  что  знали  о
его наличии здесь. Однако судя по всему, больше никто его не замечал. И не
потому, что  звездолет  был  невидим.  Процедура  превращения  какого-либо
объекта из зримого в незримый столь трудоемка, что в  999.999.999  случаях
из миллиарда гораздо проще и эффективнее просто убрать  этот  объект  куда
подальше и обойтись без него.
   Эффрафакс Вугский, маг-суперзвезда от науки, однажды  поставил  на  кон
свою голову,  что  за  год  сумеет  сделать  абсолютно  невидимой  великую
мегагору Меграмал.
   Когда он притомился тщетно обрабатывать гору массивными отбелизаторами,
аннигиляторами рефракции и спектральными  астраломылками,  ему  открылось,
что за оставшиеся девять часов он вряд ли выполнит зарок.
   Тогда он, и его друзья, и друзья его  друзей,  и  знакомые  друзей  его
друзей, и друзья знакомых друзей его друзей, и довольно шапочные  знакомые
друзей  знакомых  друзей  его  друзей,  которые   зато   владели   крупным
межзвездным трансагентством, за одну ночь  совершили  величайший  трудовой
подвиг в истории человечества. И естественно, на следующее  утро  Меграмал
больше не был виден. Однако Эффрафакс все же проиграл  пари  -  и  лишился
головы - из-за педантизма некоего арбитра,  обратившего  внимание  на  то,
что: а) при прохождении через место, где следовало  находиться  Меграмалу,
он ни обо что не споткнулся и не расшиб себе лоб и б)  в  небесах  засияла
какая-то подозрительная новая луна.
   Поле "Не-Наша-Проблема" куда проще в  использовании  и  эффективнее,  а
главное, целых сто лет может работать от  одной  "пальчиковой"  батарейки.
Дело  в  том,  что  принцип  его  работы  основан  на  свойственной  людям
естественной предрасположенности не видеть ничего из того, чего видеть  не
желаешь, увидеть не предполагаешь или не можешь  себе  объяснить.  Если  б
Эффрафакс покрасил гору в ярко-розовый цвет, а сверху  водрузил  недорогой
генератор ННП-поля, люди так и ходили бы мимо горы, вокруг нее, даже по ее
склонам - ничуть не подозревая о ее присутствии.
   Тот же самый эффект наблюдался и в случае с  кораблем  Слартибартфаста.
Правда, он не был ярко-розовым, но это вовсе  не  значит,  что  внешне  он
ничем не выделялся. Отнюдь.
   И тут мы подходим к еще одной и главной причине его странности. Он лишь
частично походил на нормальный звездолет с дюзами  и  соплами,  аварийными
люками и стабилизаторами.  Другой  же  своей  частью  он  был  точь-в-точь
маленькое итальянское бистро, только поставленное вверх тормашками.
   Форд и Артур воззрились на него с крайним удивлением и острым  чувством
обиды за хороший вкус.
   - Знаю, - вымолвил нагнавший их Слартибартфаст, задыхаясь и волнуясь, -
но тому есть причины. Залезайте, нам пора. Древнее Зло встало  из  могилы.
Над всеми нами простерты крыла смерти. Вылетаем без промедления.
   - Надеюсь, куда-нибудь, где солнышко светит, - проговорил Форд.
   Наши герои взошли вслед  за  Слартибартфастом  на  борт  и  были  столь
ошарашены увиденным внутри, что совершенно не  заметили  нового  странного
происшествия снаружи.
   Звездолет (да-да, еще один, просто звездолетопад какой-то),  только  на
сей раз изящный и серебряный, спустился с небес на площадку - тихо, как-то
даже интеллигентно, совершая опорами балетные  па  во  славу  технического
прогресса.
   Он мягко приземлился. Выдвинул невысокий  трап.  По  трапу  решительной
походкой сошла высокая серо-зеленая  фигура  и  приблизилась  к  маленькой
кучке людей, которые окружали жертв недавней абсурдной  бойни.  Сдержанно,
но властно отстраняя людей со своего пути, фигура  пробралась  к  мужчине,
который лежал при последнем издыхании в жуткой луже крови. Безусловно, вся
земная медицина была уже не в силах его  спасти.  Фигура  тихо  преклонила
перед ним колени.
   - Артур Филип Деодат? - спросила она.
   Мужчина, с ужасом и смятением в глазах, слабо кивнул.
   - Ты никчемный кретин, - сообщило  существо.  -  На  мой  взгляд,  тебе
следовало это узнать перед уходом в мир иной.



        5

   Немаловажные факты из истории Галактики.
   Факт номер два.

   (Заимствовано из многотомника "Сидерическое собрание  цитат  на  каждый
день". Том "Популярная история Галактики")

   С самого появления  этой  Галактики  великие  цивилизации  возникали  и
рассыпались в прах, возникали и  рассыпались  в  прах,  то  возникали,  то
рассыпались в прах столь часто, что так и тянет  заявить,  будто  жизнь  в
Галактике
   а) давно уже мучается головокружениями  от  всей  этой  ряби  в  глазах
(времякружениями, историякружениями и т.д.) и
   б) просто глупа.



        6

   Артуру  почудилось,  будто  весь  небосвод,  галантно   посторонившись,
уступил им дорогу.
   Ему почудилось, будто атомы его мозга и  атомы  космоса  струятся  друг
сквозь друга.
   Ему почудилось, что его уносит ветер Вселенной, причем этот ветер -  он
сам.
   Ему почудилось, будто он - одна из мыслей Вселенной, а Вселенная - одна
из его мыслей.
   Людям на крикетной площадке "Лордз" почудилось, что еще  один  ресторан
возник и вылетел в трубу, как оно часто бывает с  ресторанами  в  Северном
Лондоне, и что это "Не Наша Проблема".
   - Что случилось? - спросил Артур с глубоким благоговением.
   - Мы взлетели, - пояснил Слартибартфаст.
   Артур неподвижно лежал на диване - амортизаторе ускорения  и  никак  не
мог  рассудить,  что  именно  только  что  пережил  -  то  ли  воздействие
"взлетного эффекта", то ли мистическое озарение.
   - Хороша лошадка,  -  заметил  Форд,  безуспешно  пытаясь  скрыть  свое
восхищение маневром корабля, - жаль, с дизайном ей не повезло.
   Старец ответил не сразу. Он созерцал приборы с видом человека,  который
пытается перевести градусы Фаренгейта в  градусы  Цельсия,  пока  его  дом
горит. Но тут же просияв, перевел  взгляд  на  широкий  экран  панорамного
обзора, где струились, головокружительно сплетаясь  и  расплетаясь  вокруг
корабля, серебряные нити. То были звезды.
   Слартибартфаст  шевелил  губами,  точно   размышляя   над   орфографией
какого-то слова. Внезапно его взгляд тревожно метнулся к приборам, но лицо
оставалось всего лишь буднично-хмурым. Он опять воззрился  на  экран.  Сам
себе сосчитал пульс. Еще мрачнее сдвинул брови - и наконец успокоился.
   - Нет смысла ломать голову над действиями машин, - заявил он, -  только
зря нервничаешь. Ты что-то сказал?
   - Дизайн, - повторил Форд. - Выражаю свое соболезнование насчет него.
   - В  глубинах  фундаментального  сердца  духа  и  Вселенной,  -  сказал
Слартибартфаст, - кроется причина тому.
   Форд саркастически огляделся по сторонам. По-видимому, он полагал,  что
мнение Слартибартфаста слишком оптимистично.
   Интерьер  тесной,  сумрачной  рубки  был  выдержан   в   темно-зеленых,
темно-красных и темно-коричневых тонах. Как  ни  странно,  и  тут  моделью
послужило маленькое итальянское бистро. Маленькие круги света  выхватывали
из мглы горшки с цветами, блестящие  изразцы  и  разнообразные  непонятные
медные причиндалы.
   Оплетенные соломой бутылки поджидали неосторожных путников в засаде.
   Приборы, столь занимавшие внимание Слартибартфаста, были вмонтированы в
донца бутылок, которые, в свою очередь, были заделаны в бетонную стену.
   Форд протянул руку и потрогал приборную доску.
   Фальшивка.  Пластмасса  под  бетон.  Поддельные  бутылки  в  поддельном
бетоне.
   "Фундаментальное сердце духа и Вселенной может отдыхать, - подумал  он,
- это все туфта". С другой стороны, нельзя было отрицать, что по сравнению
с этим проворным кораблем "Золотое сердце" казалось детской коляской.
   Он вскочил с дивана. Отряхнулся. Глянул на Артура -  тот  тихо  напевал
себе под нос. Глянул на экран - и не узнал ни единого созвездия. Глянул на
Слартибартфаста.
   - Какое расстояние мы сейчас преодолели? - спросил Форд.
   - Примерно... - задумался Слартибартфаст, - примерно две трети диаметра
галактического диска. Грубо говоря, конечно. Да, сказал бы я,  около  двух
третей.
   - Странное это дело, - тихо проговорил Артур, - чем  быстрее  и  дальше
путешествуешь по Галактике, тем менее важным кажется твое местоположение в
ней, и  тебя  охватывает  глубокое,  точнее,  опустелое  чувство...  этого
самого...
   - Да, очень странно, - согласился Форд. - А куда мы держим путь?
   - Мы держим путь, - объявил Слартибартфаст, - на битву с  Древним  Злом
Вселенной.
   - А где ты собираешься нас высадить?
   - Мне понадобится ваша помощь.
   - Круто. Послушай, ты можешь  подбросить  нас  до  одного  веселенького
местечка,  сейчас  вспомню  название,  там  можно  чудесно  надраться  под
какую-нибудь жутенькую  музычку.  Погоди,  сейчас  уточню.  -  Он  вытащил
"Путеводитель" и просмотрел по диагонали  страницы  указателя,  специально
посвященные вопросам секса, наркотиков и рок-н-ролла.
   - Из мглы времен восстало великое проклятие, - сказал Слартибартфаст.
   - Да, бывает, - заметил Форд. - А-а, - воскликнул он,  сосредоточившись
на первом попавшемся имени. - Эксцентрика  Гамбитус,  ты  ее  когда-нибудь
видел? Троегрудая путана с Эротикона-6. Поговаривают, что у нее  эрогенные
зоны начинаются милях в четырех от тела как такового.  По-моему,  врут.  Я
считаю, что в пяти.
   - Сие проклятие, - не унимался Слартибартфаст, - пройдет по Галактике с
огнем и мечом.  И  может  статься,  приведет  к  безвременной  гибели  всю
Вселенную. Я не шучу.
   - Хорошенькая перспектива, - заметил Форд. - Надеюсь,  когда  до  этого
дойдет, я буду в стельку пьян. Во-от, - добавил он, тыча пальцем  в  экран
"Путеводителя", - вот воистину жуткое местечко. Туда-то мы  и  отправимся.
Что скажешь, Артур? Очнись, перестань бурчать свои мантры. Дело есть.
   Артур привстал с дивана и помотал головой:
   - Куда мы летим?
   - На битву с Древним...
   - Замнем, - вмешался Форд. - Артур, мы  бороздим  Галактику  в  поисках
развлечений. Тебе это по силам?
   - Что это Слартибартфаст так волнуется? - спросил Артур.
   - Да так, ничего особенного, - сказал Форд.
   - Грядет катастрофа, - заявил Слартибартфаст. - Пойдемте, - добавил  он
с неожиданной властностью, - я должен вам многое показать и поведать.
   Он прошел к зеленой винтовой лестнице  из  кованого  железа,  непонятно
зачем помещенной в середине рубки, и начал всходить по  ней.  Артур  хмуро
поплелся за ним.
   Форд, надувшись, засунул "Путеводитель" назад в сумку.
   - У меня  врачи  нашли  недоразвитость  гланды  общественного  долга  и
врожденный порок морального ядра личности, - пробормотал он под нос, -  ну
разве мне можно доверить спасение Вселенной, сами посудите?
   И тем не менее поднялся по лестнице вслед за сотоварищами.
   Наверху их глазам предстала  совершенно  бредовая  картина.  Во  всяком
случае, такой она казалась на первый взгляд. Замотав головой. Форд  закрыл
лицо  руками  и  нечаянно  отфутболил  к  стене  подвернувшийся  под  ногу
цветочный горшок.
   - Основной вычислительный центр, - невозмутимо пояснил  Слартибартфаст.
- Здесь  производятся  все  вычисления,  обеспечивающие  жизнедеятельность
корабля. Да, я в курсе, на что он  похож,  но  в  реальности  это  сложный
четырехмерный  топографический  график  целого  ряда  весьма  замысловатых
математических функций.
   - Похоже на балаган, - сказал Артур.
   - Я сам знаю, на что это похоже, - отрезал  Слартибартфаст  и  вошел  в
пресловутое помещение.
   Тут  Артура  посетила  некая  неясная   догадка   относительно   смысла
представшего перед ним зрелища, но он поспешил  ее  отбросить.  "Может  ли
быть, что это и есть истинное устройство Вселенной? - вопросил он себя.  -
Нет, чушь какая-то... Это было бы абсурднее, еще абсурднее..." И  замялся.
Большую часть всех абсурдных вещей, какие приходили ему в голову,  он  уже
повидал наяву.
   А эта была не хуже прочих.
   Большой стеклянный ящик, этакий аквариум - точнее, целая комната.
   В ней стоял стол. Длинный стол. Вокруг него  -  около  дюжины  стульев.
Венских. Стол был покрыт скатертью -  неказистой  скатертью  в  красную  и
белую клетку, на которой кое-где зияли прожженные дыры - положение  всякой
из них, по-видимому, имело глубокий математический смысл.
   А на скатерти пребывало с полдюжины тарелок с недоеденными итальянскими
кушаньями. Им составляли компанию  недоеденные  ломти  хлеба  и  недопитые
бокалы вина. Всеми этими причиндалами вяло манипулировали роботы.
   Все  это   было   искусственным.   Робот-официант,   робот-буфетчик   и
робот-метрдотель  обслуживали  роботов-клиентов.   Искусственная   мебель,
искусственная скатерть. И каждая частичка еды была, по-видимому,  наделена
всеми механическими свойствами, например, "цыпленка-алла-романа", на  деле
им не будучи.
   И все двигалось, приплясывало, трепыхалось. Этакий  замысловатый  балет
меню, счетов,  бумажников,  чековых  книжек,  кредитных  карточек,  часов,
карандашей и бумажных салфеток. Последние все время так и рвались в полет,
но почему-то все же оставались на месте.
   Слартибартфаст быстрым шагом вошел  в  "аквариум"  и,  судя  по  всему,
затеял какой-то пустой разговор с метрдотелем, а один из роботов-клиентов,
авторазмякающая модель,  меж  тем  тихо  сполз  под  стол,  не  переставая
рассказывать, что именно собирается сделать  с  неким  типом  из-за  некой
девушки.
   Слартибартфаст занял освободившееся благодаря этому происшествию  место
и окинул суровым взглядом меню.
   Темп  застольных  манипуляций  неуловимо  ускорился.  Вспыхнули  споры,
посетители кинулись рисовать на салфетках иллюстрации своей  правоты.  Они
дико жестикулировали и пытались сравнивать свои порции курятины с  чужими.
Рука официанта заскользила по листкам блокнота с недостижимым для человека
проворством, а затем еще быстрее, так что  в  глазах  зарябило.  Темп  все
возрастал. Вскоре всех собравшихся  обуяла  необыкновенная,  настоятельная
вежливость. Не прошло и нескольких секунд, как  внезапно  было  достигнуто
согласие. Новая вибрация сотрясла корабль.
   Слартибартфаст покинул стеклянную комнату.
   - Бистроматика, - пояснил он. - Самая  мощная  из  известных  паранауке
вычислительных сил. А теперь - в Зал информационных иллюзий.
   Форд с Артуром поспешили за ним как околдованные.



        7

   Бистроматическая  тяга  -  это  чудесный   новый   способ   преодоления
необъятных космических расстояний без необходимости затевать опасный флирт
со всякими там факторами невероятности.
   Бистроматика как  таковая  являет  собой  революционно-новый  подход  к
интерпретации поведения чисел. Подобно открытию Эйнштейна,  что  время  не
есть абсолют,  но  зависит  от  движения  наблюдателя  в  пространстве,  а
пространство не есть абсолют,  ибо  зависит  от  движения  наблюдателя  во
времени, ныне установлено, что числа не абсолютны, но зависят от  движения
наблюдателя в ресторанах.
   Первое не-абсолютное число  -  это  число  людей,  на  которое  заказан
столик. Оно меняется в период первых трех телефонных звонков в ресторан, а
потом,  как  выясняется,  и  отдаленно  не  совпадает  с  истинным  числом
явившихся на ужин, а также с количеством людей, которые  присоединяются  к
ним  после  спектакля/концерта/матча/вечеринки,  и  с  количеством  людей,
которые спешат ретироваться при виде новоприбывших.
   Второе не-абсолютное число - это оговоренный  час  сбора  приглашенных,
который,  как  ныне  известно,  представляет  собой  одно  из   сложнейших
математических  понятий  -   реситуасексулузон,   число,   о   котором   с
уверенностью можно сказать лишь одно - оно равно чему  угодно,  только  не
самому   себе.   Другими   словами,   оговоренный   час   сбора   -    это
один-единственный момент времени, в который абсолютно невозможно появление
любого из членов компании. В  настоящее  время  реситуасексулузоны  играют
ключевую роль во многих отраслях математики, в том числе  в  статистике  и
бухгалтерии, а также являются элементами основных  уравнений,  управляющих
генерацией ННП-поля.
   Третий  и  самый  загадочный   образчик   не-абсолютности   кроется   в
соотношении между количеством включенных в счет блюд,  стоимостью  каждого
блюда, числом людей за столом  и  суммой,  которую  каждый  из  них  готов
заплатить (количество людей,  которые  действительно  прихватили  с  собой
деньги - лишь субфеномен вышеуказанного поля).
   Досадные раздоры, обычно  начинающиеся  на  этом  этапе,  испокон  веку
оставались вне поля зрения науки просто потому, что никто  не  воспринимал
их всерьез. Эти проблемы обычно относили на  счет  таких  абстракций,  как
вежливость, грубость, скупость, задиристость,  усталость,  эмоциональность
или поздний час. Причем наутро участники напрочь забывали о  произошедшем.
Разумеется, никто и  не  подвергал  эти  проблемы  лабораторному  анализу,
поскольку в лабораториях  такого  не  случалось  -  во  всяком  случае,  в
приличных, которым можно верить.
   Только   пришествие   карманных    компьютеров    пролило    свет    на
умопомрачительную истину. Вот она:

   Числа, записываемые в счета на территории  ресторанов,  не  подчиняются
математическим законам, которые управляют числами, записываемыми на  любых
других листках бумаги в любых других уголках Вселенной.

   Этот простой факт вызвал  бурю  в  научном  мире.  Произошла  настоящая
революция.  Хорошие  рестораны  стали   ареной   стольких   математических
конференций, что многие  из  лучших  умов  своего  времени  скончались  от
тучности и сердечных болезней, что отбросило теоретическую  математику  на
много лет назад.
   Однако постепенно люди начали осознавать смысл этого тезиса. Вначале он
казался слишком голым, слишком безумным, слишком похожим на те, о  которых
человек с улицы сказал бы: "Ну  как  же,  я  и  сам  до  этого  давно  уже
додумался".      Затем      были      изобретены      словоформы      типа
"Интерактивно-субъективное моделирование", и все смогли вздохнуть спокойно
и заняться делом.
   Маленькие группки монахов, которые  взяли  за  обычай  болтаться  около
крупных научных институтов  и  петь  странные  псалмы  во  имя  идеи,  что
Вселенная - лишь крупица  ее  собственного  воображения,  куда-то  сгинули
после того, как получили от правительства дотацию на  организацию  уличных
представлений.



        8

   -  При   передвижении   по   космосу,   знаете   ли...   -   проговорил
Слартибартфаст, возясь с  оборудованием  Зала  информационных  иллюзий,  -
...при передвижении по космосу... - Не договорив, он принялся озираться по
сторонам.
   После фантасмагорического балагана "основного  вычислительного  центра"
Зал информационных иллюзий был настоящим отдохновением для глаз. В нем  не
было ничего. Ни информации, ни иллюзий - только они трое, белые  стены  да
несколько мелких устройств, которые, по-видимому, следовало  подключить  к
некой розетке. Ее-то и пытался найти Слартибартфаст.
   - Ну и? - тревожно  вопросил  Артур.  Он  заразился  у  Слартибартфаста
беспокойством, хоть и не понимал его причин.
   - Что "ну и"? - поинтересовался старец.
   - Вы начали говорить...
   Слартибартфаст пронзительно взглянул на него и заявил:
   - Числа - настоящий бич божий.
   После чего возобновил розыски.
   Артур мудро кивнул сам себе.  Однако  через  некоторое  время  до  него
дошло, что он недалеко продвинулся и все же следует спросить: "Это в каком
плане?"
   - При передвижении по космосу, - повторил  Слартибартфаст,  -  числа  -
настоящий бич божий.
   Артур опять кивнул и умоляюще покосился на Форда,  но  тот  репетировал
мину униженного и оскорбленного - не без успеха.
   - Я только, - продолжил Слартибартфаст со вздохом,  -  я  только  хотел
упредить ваш вопрос  и  заранее  пояснить,  почему  на  моем  корабле  все
вычисления производятся в блокноте официанта.
   Артур наморщил лоб:
   - А почему на вашем корабле все вычисления... - И прикусил язык.
   Слартибартфаст сказал:
   - Потому что при передвижении по космосу числа - настоящий бич божий. -
Чувствуя, что собеседники все еще недоумевают, он снизошел до разъяснений:
- Слушайте. У официанта в блокноте числа пляшут. Вы наверняка сталкивались
с этим феноменом в жизни.
   - Ну...
   -  У  официанта  в  блокноте   реальное   и   ирреальное   вступают   в
противоборство на столь глубинном уровне, что одно переходит  в  другое  и
наоборот,  благодаря  чему  возможно  практически   все   при   соблюдении
определенных принципов.
   - А что это за принципы?
   - Сформулировать их невозможно, - сказал Слартибартфаст. -  Собственно,
невозможность их формулирования и  есть  один  из  самих  этих  принципов.
Странно, но факт. По крайней мере мне это кажется странным, - добавил  он,
- а то, что это факт, я знаю по опыту.
   Тут он обнаружил в стене искомое отверстие и с хрустом воткнул  в  него
вилку прибора.
   - Не пугайтесь, - сказал он и немедленно испуганно воззрился на прибор,
- это...
   Конца его фразы Форд с Артуром не услышали, ибо в этот момент  корабль,
в котором они находились, просто испарился. Из тьмы прямо на них  вылетел,
изрыгая  лазерный  огонь,  боевой  звездокрейсер  размером   с   небольшой
промышленный город.
   Слепящий свет, подобно цунами, захлестнул мрак  и  откатился,  унося  с
собой большой кусок планеты, что висела прямо под их ногами.
   Форд с Артуром так и обмерли, подавившись собственным воплем.



        9

   Другая планета, другой рассвет совсем другого дня.
   Неслышно появилась узенькая серебряная каемка ранней зари.
   Несколько биллионов триллионов тонн  сверхразогретых,  лопающихся  ядер
водорода  медленно  вознеслись  над  горизонтом,  прикинувшись  при   этом
маленькими, холодными и чуточку сырыми.
   В каждом рассвете есть миг, когда свет не льется вниз,  а  парит,  миг,
когда возможно чудо. У всего мира перехватывает дыхание.
   Этот миг пришел и миновал без происшествий, как и бывало обычно на Зете
Прутивнобендзы.
   Над болотами расстилался туман, обесцвечивая деревья,  обращая  высокие
заросли осоки в сплошные стены. Туман висел  неподвижно,  точно  то  самое
перехваченное на полдороге дыхание.
   Ничто не шевелилось.
   Царила тишина.
   Солнце нехотя попыталось одолеть туман, пробуя то тут добавить немножко
тепла, то вон туда запустить несколько лучиков, но, судя по всему, сегодня
его ожидала очередная тягомотная прогулка от горизонта до горизонта.
   По-прежнему ничто не шевелилось.
   И тишина без конца.
   На Зете Прутивнобендзы целые дни подобной бездвижности случались  очень
часто, и этот обещал ничем не отличаться от прочих.
   Спустя четырнадцать часов солнце хмуро  опустилось  за  противоположный
горизонт с чувством зазря потраченного труда.
   А спустя еще несколько часов вылезло вновь, расправило  плечи  и  опять
принялось карабкаться вверх по небу.
   Однако на сей раз внизу что-то происходило. Какой-то матрасс только что
повстречался с каким-то роботом.
   - Здравствуйте, робот, - поздоровался матрасс.
   - Фгм, - произнес робот и вернулся к своему  занятию,  а  именно  очень
медленному хождению по очень маленькому кругу.
   - Вам весело? - спросил матрасс.
   Робот, остановившись,  уставился  на  матрасса.  С  большим  ехидством.
Однако матрасс попался какой-то уж очень глупый и лишь воззрился на него в
ответ круглыми глазами.
   Досчитав про себя до десяти  значительных  десятеричных  концептов  (то
есть отмерив паузу, призванную выразить общее презрение ко всем  матрассам
и самой идее матрассности), робот  вновь  принялся  описывать  миниатюрные
круги.
   - Мы могли бы побеседовать, - сказал матрасе, - хотите?
   Матрасс был крупный, по-видимому, один из лучших в своем роде.  В  наше
время мало что производится на фабриках, поскольку в  бесконечно  огромной
Вселенной - например, в нашей  -  большинство  вещей  и  предметов,  какие
только может вообразить человек (а также масса  абсолютно  невообразимых),
где-нибудь да произрастает само.
   Недавно был открыт лес, где почти все деревья в  качестве  плодов  дают
отвертки  с  храповиком.  Жизненный  цикл  отвертки  с  храповиком  весьма
занятен. После сбора ее следует  положить  в  темный  пыльный  ящик  и  не
трогать много лет. Затем однажды ночью она внезапно созревает, отбрасывает
внешнюю оболочку, которая рассыпается в прах, и выходит на  свет  божий  в
обличье крайне загадочного маленького металлического предмета с фланцами с
обоих концов, чем-то вроде дырки под винт и чем-то вроде  гребешка.  Когда
ее находят, то выкидывают на помойку.  Никто  не  знает,  что  за  радость
находит отвертка в подобной жизни. Вероятно, природа - в  своей  безмерной
мудрости - работает над этим.
   Также никому не известно, что за радость находят в своем  образе  жизни
матрассы. Это крупные, благодушные, чехольно-пружинные  существа,  живущие
тихой, уединенной жизнью в болотах  Зеты  Прутивнобендзы.  Многие  их  них
попадаются  в  силки  охотников,  после  чего  их   убивают,   высушивают,
экспортируют и кладут на кровати, чтобы  люди  на  них  спали.  Ни  одного
матрасса это, по-видимому, не удручает. Всех их зовут одинаково - Зем.
   - Нет, - заявил Марвин.
   - Я - Зем, - представился матрасс. - Мы могли бы перекинуться словечком
о погоде.
   Марвин отвлекся от своего утомительного кругового обхода.
   - Роса, - заметил он, - выпала сегодня на  растительность  с  редкостно
отвратительным хлюпающим звуком.
   И вновь зашагал. По-видимому, это словесное излияние вдохновило его  на
новый взлет к высотам уныния и отчаяния. Он упорно работал суставами. Будь
у него зубы, он скрипел бы ими. Но зубы ему не требовались. Все было  ясно
из самой его походки.
   Матрасс флепал  вокруг  него.  Глагол  "флепать"  обозначает  действие,
посильное  лишь   живым   матрассам   на   болоте,   чем   и   объясняется
малораспространенность этого слова. Он флепал сочувственно, активно колыша
при этом воду. Гладь болота украсилась очаровательными пузырьками.  Робкий
солнечный луч, случайно пробившийся сквозь туман, высветил синие  и  белые
полоски на шкуре матрасса, чем немало его напугал.
   Марвин шагал.
   - Видимо, вы поглощены размышлениями, - плучительно сказал матрасс.
   - Глубже, чем вы можете вообразить, - процедил Марвин. - Мощность  моей
мыслительной деятельности на всех ее уровнях и во всех ее  аспектах  столь
же безгранична, как бескрайние просторы самой Вселенной. И только мощность
моего блока счастья подкачала.
   Хлюп, хлюп - шагал он по болоту.
   - Мощность моего блока счастья,  -  пояснил  он,  -  можно  уместить  в
спичечный коробок. Не вынимая спичек.
   Матрасс момнухнул. Это звук, который  издают  живые  матрассы  в  своей
естественной среде обитания, приняв  близко  к  сердцу  чью-то  повесть  о
жизненной драме. Другое  значение  этого  слова  (согласно  "Ультраполному
Максимегалонскому словарю всех возможных языков и наречий")  -  это  звук,
который вырвался у Его Светлости лорда Соньвальтяпа  Пустецийского,  когда
до него дошло, что он второй год подряд позабыл о дне рождения своей жены.
Поскольку  в  истории  был  лишь  один  Его  Светлость  лорд   Соньвальтяп
Пустецийский, да  и  тот  умер  холостяком,  слово  употребляется  лишь  в
отрицательном  или  в   гипотетическом   смысле.   Ширится   мнение,   что
"Максимегалонский словарь" не заслуживает целого полка грузовиков, который
используется для транспортировки его микрофильмированной  версии.  Как  ни
странно, за пределами словаря  осталось  слово  "плучительно",  означающее
просто-напросто "с плучительностью".
   Матрасс момнухнул еще раз.
   - Осмелюсь заметить, что ваши диоды полны глубокой печали, - влючал  он
(чтобы узнать значение слова "влючать", купите либо трактат "Речь  жителей
болот Прутивнобендзы" - имеется  на  любом  складе  уцененных  книг,  либо
"Максимегалонский словарь", чем страшно порадуете университет, вынужденный
отводить под его хранение свою драгоценную  автостоянку),  -  и  это  меня
очень огорчает. Попытайтесь взять пример с нас, матрассов. Мы живем тихой,
уединенной жизнью на болоте, радостно  флепаем  и  влючим,  а  на  сырость
смотрим плучительными глазами. Некоторые из нас гибнут от  рук  охотников,
но, поскольку всех нас зовут  Земами,  утраты  проходят  незамеченными,  и
момнуханье таким образом остается минимальным. Почему вы ходите кругами?
   - Потому что у меня нога завязла, - сказал Марвин без обиняков.
   -  На  мой  взгляд,  -  сказал   матрасс,   сочувственно   рассматривая
вышеуказанную конечность, - это не такая уж замечательная нога.
   - Вы правы, - сказал Марвин.
   - Ву-ун, - заметил матрасс.
   - Что я и ожидал услышать, - продолжил  Марвин,  -  а  также  я  ожидаю
узнать, что идея робота с искусственной ногой вас немало забавляет. Можете
рассказать это вместо анекдота своим друзьям Зему и  Зему  при  первой  же
встрече - они животики надорвут, если я их знаю. (Естественно, я  не  знаю
их лично, но я знаю природу всех органических  живых  существ,  и  гораздо
более досконально, чем хотел бы.) Ха! О, жизнь моя - жестянка, жестянка на
червячном ходу!
   И снова побрел  вокруг  своей  тонкой  стальной  ноги-протеза,  которая
вращалась в грязи, но никак не поддавалась.
   - Но зачем вы все ходите и ходите кругами? - спросил матрасс.
   - Выражаю свою позицию, - процедил Марвин, не переставая описывать круг
за кругом.
   - Считайте, что вы ее  уже  выразили,  мой  дорогой  друг,  -  флюрбнул
матрасс, - считайте, что вы ее уже выразили.
   - Еще миллион лет, - заявил Марвин, - еще миллиончик. Тогда я  попробую
ходить задом наперед. Из чистой любви к переменам, сами понимаете.
   Всеми фибрами своего пружинного сознания матрасс чувствовал, что  робот
горячо мечтает, чтобы его спросили, давно ли он совершает это бесплодное и
бессмысленное топтание. Что матрасс и сделал,  испустив  еще  одно  легкое
флюпчание.
   - О, сущие пустяки. Примерно одну целую и пять десятых миллиона  единиц
времени. Около того, - сказал Марвин  надменно.  -  Ну  же,  спросите,  не
бывает ли мне скучно.
   Матрасс спросил.
   Марвин не удостоил его ответа и  лишь  с  усиленной  демонстративностью
заработал суставами.
   - Однажды мне довелось произнести речь, - сказал он  внезапно,  как  бы
безо всякой связи с предыдущим. - Возможно, до вас не  сразу  дойдет,  что
именно навело меня на это воспоминание, - таков уж мой мозг. Скорость  его
функционирования  феноменальна.  Если  грубо  округлить  параметры,  я   в
тридцать биллионов раз  интеллектуальнее  вас.  Для  примера  -  задумайте
число, любое число.
   - Э-э, пять, - сказал матрасс.
   - Неверно, - пробурчал Марвин. - Вот видите?
   Это произвело на матрасса весьма сильное впечатление. Он  осознал,  что
удостоился знакомства с носителем незаурядного ума. Матрасс зауйломикал  с
головы до пят, отчего гладь мелкой, заросшей  ряской  протоки  подернулась
восторженной рябью.
   А потом даже гумкнул от избытка чувств.
   - Расскажите  о  речи,  которую  вам  однажды  довелось  произнести,  -
взмолился он. - Жду с нетерпением!
   - Она была принята очень плохо, - сказал Марвин, - по многим  причинам.
Я выступил с ней, - тут он сделал  паузу,  чтобы  сделать  неуклюжий  жест
своей здоровой рукой (относительно здоровой по сравнению с другой, наглухо
приваренной к его корпусу слева), - во-он там, примерно в миле отсюда.
   Еле-еле - подчеркнуто еле-еле - удерживая на весу руку, он простер ее к
участку болота за туманом и зарослями, удивительно похожему на все  другие
участки болота.
   -  Вон  там,  -  повторил  он.  -  Тогда  я  был  в  некотором   смысле
знаменитостью.
   Матрасс пришел в возбуждение. Он  никогда  не  слышал,  чтобы  на  Зете
Прутивнобендзы выступали с речами, а тем более знаменитости. С его шкурки,
заплимтавшей от умиления, во все стороны полетели брызги воды.
   Затем он совершил нечто, что матрассы обычно делать ленятся. Собрав все
силы, он выпрямил свое длинное тело, встал  на  дыбы  и  несколько  секунд
простоял на цыпочках, вглядываясь в  туман.  Он  увидел  место,  указанное
Марвином, и не был разочарован, осознав, что оно в точности похоже на  все
остальные участки болота. Тут  силы  матрасса  иссякли,  и  он  флюмкнулся
обратно в протоку, обрушив на Марвина струю мокрой тины  с  водорослями  и
мхом.
   - Мне довелось побыть знаменитостью, - скорбно завывал робот, -  совсем
недолго благодаря моему чудесному и весьма досадному  спасению  от  удела,
сравнимого разве что с такой удачей, как гибель в сердце пылающей  звезды.
По моему состоянию вы можете заключить, что я едва  спасся.  Меня  выручил
сборщик металлолома - можете себе это представить? Меня, мозг  масштаба...
ну да ладно.
   Он сделал несколько яростных шагов.
   - И он же снабдил меня этим протезом. Каков мерзавец? И продал  меня  в
Психозоопарк. Я стал звездой экспозиции. Меня заставляли сидеть на ящике и
рассказывать мою историю,  а  зрители  уговаривали  меня  приободриться  и
мыслить позитивно. "Брось дуться, лапочка робот! - кричали они.  -  Ну-ка,
улыбочку, усмешечку!" Я разъяснял, что для того, чтобы мое  лицо  исказила
улыбка, нужно отнести его в мастерскую  и  часа  два  поработать  над  ним
кувалдой. Эта фраза проходила на ура.
   - Речь, - взмолился матрасс. - Жду с нетерпением вашего рассказа о речи
на болоте.
   -  Над  болотами  был  сооружен  мост.  Гипермост   с   кибернетическим
интеллектом,  во  много  сотен  миль  длиной,  по  которому  должны   были
перебираться через болото ионные багги и товарные составы.
   - Мост? - не поверил своим ушам матрасс. - Здесь, на болоте?
   - Мост, - подтвердил  Марвин.  -  Здесь,  на  болоте.  Он  был  призван
воскресить экономику системы Прутивнобендзы, напрочь подорванную расходами
на его строительство. Они попросили меня открыть мост. Бедные кретины.
   Начал моросить дождь. Мелкие капли едва просачивались сквозь туман.
   - Я стоял на центральной платформе. В обе стороны, на сотни миль передо
мной и на сотни миль позади меня, тянулось полотно моста.
   - И он сверкал? - воскликнул очарованный матрасс.
   - Сверкал-сверкал.
   - Он гордо возносился над водами?
   - Да, он гордо возносился над водами.
   - Серебряной нитью пронзал незримый туман и скрывался за горизонтом?
   - Еще как, - процедил Марвин. - Вы хотите  дослушать  эту  историю  или
что?
   - Мне хотелось бы услышать вашу речь, - заявил матрасс.
   - Вот что я сказал. Я сказал: "Я хотел бы  сказать,  что  выступить  на
открытии этого моста для меня большая честь, радость и удача, но не могу -
все мои цепи лжи вышли из строя. Я ненавижу и презираю вас  всех.  На  сем
разрешите объявить это злополучное киберсооружение открытым для  бездумных
издевательств всякого,  кого  понесет  нелегкая  ступить  на  него".  И  я
подключился к цепи открытия моста.
   Марвин помедлил, отдавшись воспоминаниям.
   Матрасс клюшивал и фнукивал. А также флепал, гумкал и уйломикивал.  Это
последнее он совершал с большой плучительностью.
   - Ву-ун, - враднул он наконец. - И это было величественное зрелище?
   - Довольно величественное. Весь мост, мост длинный, титано-чугунный, на
тысячу миль, моментально  свернул  свое  сверкающее  полотно  и  с  плачем
утопился в трясине, унося с собой всех до последнего прутивнобендзянина.
   На миг воцарилась скорбная тишина, но тут же ее нарушил  громкий  ропот
(будто сотня тысяч невидимых людей вымолвила: "Уф!"),  и  с  небес,  точно
пушинки с одуванчика, посыпались белые роботы. Правда, роботы сыпались  не
абы как, а четким военным строем. На миг болото буквально вскипело: роботы
все разом накинулись на Марвина, оторвали  его  ногу-протез  и  вознеслись
обратно на свой корабль, который вымолвил: "Фу!"
   - Вот видите, с какими издевательствами  мне  приходится  смиряться?  -
сказал Марвин момишкающему матрассу.
   И вдруг роботы вернулись, снова начался кавардак, и на этот  раз  после
их  отлета  матрасс  остался  на  болоте  один.  Он  зафлепал   туда-сюда,
ошеломленный и взволнованный. Он чуть не взлел  со  страху.  Он  встал  на
дыбы, чтобы заглянуть за заросли, но смотреть было не на что.  Ни  робота,
ни сверкающего моста, ни корабля - одни камыши да ряска.  Он  прислушался,
но  в  свист  ветра  вплетались  лишь  привычные  голоса   полусумасшедших
энтомологов, перекликающихся через мрачную трясину.



        10

   Тело Артура Дента завертелось.
   Окружающая его Вселенная распалась на  мириады  блестящих  осколков,  и
каждый осколочек тихо вращался в пустоте, отражая своей  серебряной  кожей
все то же жуткое пиршество огня и смерти.
   А потом тьма  позади  Вселенной  взорвалась,  и  каждый  лоскуток  тьмы
обернулся косматым дымом преисподней.
   А потом и ничто, что находилось  позади  тьмы  позади  Вселенной,  тоже
раскололось вдребезги, а за этим ничто позади тьмы позади расколошмаченной
Вселенной возникла черная  фигура  человека-исполина,  который  произносил
исполинские слова.
   - То были, -  проговорила  фигура,  восседающая  в  исполинском  мягком
кресле,  -  криккитские  войны,  величайшая  катастрофа  в  истории  нашей
Галактики. То, что вы испытали...
   Слартибартфаст, проплывая мимо, помахал Артуру рукой.
   - Это только документальный фильм, -  вскричал  он.  -  Не  лучшее  его
место. Извините, Бога ради, никак не найду клавишу перемотки...
   - ...это удел биллионов биллионов невинных...
   - Ни в коем случае, - прокричал Слартибартфаст, вновь проплывая мимо  и
яростно  возясь  с  устройством,  которое  раньше  воткнул  в  стену  Зала
информационных иллюзий; при ближайшем рассмотрении  Артур  сообразил,  что
оно по-прежнему торчало в стене, - не соглашайтесь ничего покупать.
   - ...людей, существ, ваших братьев по разуму...
   Взметнулась  музыка  -   музыка   под   стать   зрелищу,   исполинская.
Колоссальные аккорды. А за спиной  человека  из  исполинских  клубов  мглы
стали постепенно вырисовываться три высоких столба.
   - ...это их жизненный, а чаще предсмертный опыт. Задумайтесь  об  этом,
друзья мои. И давайте хранить память о  том  -  через  несколько  минут  я
подскажу вам, как это сделать, - что до криккитских  войн  Галактика  была
чудо как хороша. То была счастливая Галактика!
   Колоссальные аккорды ошалели от собственной весомости.
   - Счастливая Галактика, друзья мои, а образ ее - Трикетная Калитка!
   Теперь три столба различались ясно. Три столба  с  двумя  поперечинами.
Эта композиция почему-то показалась Артуру до идиотизма знакомой.
   - Три столба, - гремел мужчина. - Стальной Столб - символ Силы  и  Мощи
Галактики!
   Лучи  света   бешено   заплясали   на   столбе   слева,   действительно
изготовленном из стали или чего-то очень похожего. Музыка рвала и метала.
   - Плексигласовый Столб - символ могущества Науки и Разума Галактики!
   Новые лучи озарили правый, прозрачный столб, закутав его в замысловатое
световое кружево. Артуру Денту остро захотелось мороженого.
   - И, - продолжал громоподобный голос, - Деревянный Столб  -  символ,  -
здесь бас  слегка  осип  от  избытка  умиления,  -  могущества  Природы  и
Духовности!
   Лучи  переместились  на  центральный  столб.  Музыка  бодро  штурмовала
небесное царство полной несказанности.
   - И они поддерживают, - зашелся в истерике голос, - Золотую Перекладину
Процветания и Серебряную Перекладину Мира!
   Теперь все сооружение  качалось  в  светящейся  паутине,  а  музыка,  к
счастью, давно исчезла за горизонтами  восприятия.  Над  тремя  столбиками
сияли, слепя глаза, две  перекладины.  Похоже,  на  них  восседали  не  то
девушки, не то  ангелы.  Правда,  ангелы  так  не  одеваются,  точнее,  не
раздеваются.
   Внезапно воцарилась драматическая тишина. Свет померк.
   - Нет  ни  одной  планеты,  -  отчеканил  высокопрофессиональный  голос
ведущего, - нет ни одной цивилизованной планеты в Галактике, где и в  наши
дни ни почитали бы этот символ. Даже у  примитивных  племен  он  таится  в
родовой памяти. Вот оно - то, что разрушили орды Криккита, то, что  теперь
держит их планету в заточении и будет держать до скончания вечности!
   И вальяжным жестом мужчина извлек из воздуха модель Трикетной  Калитки.
О ее масштабах судить было трудно, но, по-видимому, она была  около  метра
высотой.
   - Разумеется, это  не  подлинный  ключ.  Он,  как  известно  всем,  был
уничтожен,  развеян  по  извечным  водоворотам  пространственно-временного
континуума и исчез навеки. А в  моих  руках  точная  копия,  изготовленная
руками народных умельцев.
   Пользуясь секретами древних мастеров,  они  любовно  смонтировали  этот
сувенир, который украсит ваш дом  -  в  напоминание  о  павших  и  в  знак
почтения к Галактике - нашей Галактике, - на алтарь которой  они  положили
свои жизни...
   Тут мимо вновь проплыл Слартибартфаст.
   - Уф, нащупал, - сообщил он. - Сейчас промотаем всю эту чушь. Главное -
не кивайте ему!
   - А теперь преклоним наши головы в знак оплаты,  -  произнес  голос,  а
потом пробормотал ту же фразу гораздо быстрее и задом наперед.
   Огни зажглись и потухли, столбы исчезли, мужчина, пятясь, растворился в
пустоте, а Вселенная проворно сложилась обратно в привычную картину.
   - Уловили суть? - спросил Слартибартфаст.
   - Я изумлен, - сказал Артур, - и потрясен.
   - А я  спал,  -  заявил  вынырнувший  откуда-то  Форд.  -  Было  что-то
интересное?
   И вновь они балансировали на краю ужасно высокого утеса. Ветер  обдувал
бухту, где останки одной из крупнейших и мощнейших космических флотилий  в
истории Галактики поспешно превращались из  пепла  в  исходное  состояние.
Грязно-розовое небо померкло, посинело, вновь окуталось мраком. Клубы дыма
струились с небосклона и влезали обратно в корабли.
   Теперь события мелькали  задом  наперед  с  почти  неподвластной  глазу
быстротой, и, когда вскорости огромный боевой звездокрейсер сбежал от них,
точно они показали ему "козу", Форд с Артуром едва успели сообразить,  что
это и есть момент, когда они подключились к инфоиллюзии.
   Но  теперь  все  происходило  слишком   уж   молниеносно   -   сплошное
видеотактильное  пятно,  которое  волокло  их  сквозь  века  галактической
истории, крутясь, дергаясь, мерцая. Звук превратился в монотонный  звон  в
ушах.
   Периодически в головокружительном  мельтешений  событий  они  выделяли,
скорее чутьем, чем зрением, ужасные  катастрофы,  кошмарные  преступления,
катаклизмы, и всегда они были  связаны  с  определенными,  вновь  и  вновь
возникающими  образами  -  единственными,  которые   ясно   выступали   из
беспорядочной  лавины  исторических  фактов:  крикетная  калитка,  твердый
красный мячик, беспощадные белые роботы, а также нечто  смутное  -  что-то
темное, закрытое облаками.
   Также эта стремительная гонка по водопадам времени подарила им еще одно
четкое ощущение.
   Если последовательность  размеренных  щелчков,  записанную  на  пленку,
прокручивать  с  ускорением,  одиночные  щелчки  постепенно   сольются   в
постоянный,  повышающийся  тон.  Аналогично  последовательность  отдельных
впечатлений сливалась тут в единое чувство - хотя на чувство оно как-то не
походило. Если это и было чувство, то абсолютно  бесчувственное.  То  была
ненависть, слепая ненависть. Она была холодна - и то был не  ледяной  хлад
льда, но холод стены. Она была безлична - не как  неизвестно  чей  злобный
вопль в толпе, но как отпечатанный  на  принтере  квиток  за  неправильную
парковку. И она была смертельно опасна - и вновь  не  на  манер  ножа  или
пули, но наподобие кирпичной стены поперек шоссе.
   И аналогично повышающемуся тону, который, забираясь все  выше  и  выше,
будет по дороге  менять  характер  и  обретать  мелодичность,  так  и  это
бесчувственное чувство возвысилось до невыносимого, если и немого,  вопля.
Внезапно почудилось, что это вопль вины и отчаяния.
   И так же внезапно оно стихло.
   В вечерней тиши они стояли на вершине холма.
   Солнце клонилось к закату.
   Вокруг них расстилались нежно-зеленые поля и  луга.  Птицы  выражали  в
песнях свое мнение обо всем этом - по-видимому,  благоприятное.  Невдалеке
слышались голоса играющих детей, а чуть подальше в раннем сумраке виднелся
небольшой городок.
   Похоже, в основном он  состоял  из  низеньких  зданий,  построенных  из
белого камня. На горизонте маячили симпатичные круглые холмы.
   Солнце почти закатилось.
   Словно ниоткуда, зазвучала музыка. Слартибартфаст дернул  за  ручку,  и
она умолкла.
   Какой-то голос произнес: "Это..." Слартибартфаст дернул за ручку, и  он
умолк.
   - Я сам вам поясню, - прошептал старец.
   То был мирный край. Артур пришел в безмятежное настроение.  Даже  Форд,
похоже, повеселел. Они немного прошли  в  сторону  города,  и  инфоиллюзия
травы приятно  пружинила  под  ногами,  а  инфоиллюзии  цветов  безупречно
благоухали. И только Слартибартфаст ежился, точно ему было не по себе.
   Старец остановился и поднял глаза к небу.
   Артуру пришло в голову, что раз они  добрались  до  конца,  точнее,  до
начала всех ужасов, которые смутно пережили, сейчас должна стрястись беда.
Ему не хотелось думать, что эту идиллическую страну  постигнет  несчастье.
Он тоже задрал голову. В небе ничего не было.
   - Что, неужели сейчас на это место нападут? - спросил он. Он  сознавал,
что находится внутри фильма, но все равно нервничал.
   - Никто на это место не нападет, - сказал Слартибартфаст с  неожиданным
волнением в голосе. - Это исток  всему.  Это  та  самая  планета  и  есть.
Криккит.
   Он уставился вверх.
   Небосвод, от горизонта до горизонта, с востока до запада, с  севера  до
юга, был абсолютно черен.



        11

   Топ-топ.
   Шшшшрр.
   - Рада быть полезной.
   - Затвори пасть.
   - Спасибо.
   Топ-топ-топ-топ-топ.
   Шшшшрр.
   - Спасибо, что осчастливили простую скромную дверцу.
   - Чтоб твои диоды сгнили и выпали.
   - Спасибо. Вам того же.
   Топ-топ-топ-топ.
   Шшшшрр.
   - Польщена честью раскрыться перед вами...
   - Сгинь.
   - ...и премного довольна вновь  затвориться  с  сознанием  выполненного
долга.
   - Сгинь, тебе говорят, дурилка пластиковая.
   - Спасибо за внимание.
   Топ-топ-топ-топ.
   - Уф!
   Зафод остановился.  Он  уже  много  дней  шлялся,  не  зная  покоя,  по
"Золотому сердцу",  но  еще  не  было  случая,  чтобы  какая-нибудь  дверь
сказала: "Уф!" Да и сейчас он был почти уверен, что "Уф!" исходило  не  от
двери. Не характерное для дверной речи выражение. Чересчур  осмысленное  и
лаконичное. Кроме того, в звездолете просто не нашлось бы столько дверей -
пресловутое "уф" прозвучало так, будто его произнесли  сто  тысяч  человек
разом. А ведь Зафод был на борту один.
   Было  темно.  Зафод  отключил  большинство  второстепенных   систем   и
механизмов.  Корабль  лениво  дрейфовал  где-то  в  галактической   глуши,
окруженный чернильно-черной пучиной космоса. Откуда  здесь  взяться  сотне
тысяч людей и что они хотели сказать этим своим "Уф!"?
   Зафод огляделся по сторонам - то есть взглянул в оба конца коридора.  И
там и сям царил глухой мрак. Только тускло-розовые каемки  вокруг  дверей,
мерцавшие в такт их речам, -  Зафоду  так  и  не  удалось  придумать,  как
заткнуть им глотки.
   Свет он выключил, чтобы его головы не видели друг дружку, поскольку обе
выглядели довольно погано - с  самого  того  момента,  когда  Зафод  сдуру
заглянул к себе в душу.
   Идиот, идиот и еще раз кретин.
   Дело было поздно ночью - что правда, то правда.
   Денек выдался тяжелый - тоже правда.
   Музыка, доносившаяся из бортовых динамиков, рвала душу - ничего тут  не
поделаешь.
   И само собой разумеется, он был слегка пьян.
   Другими  словами,  имелись  в  наличии  все  предпосылки  для  приступа
самокопания, но, как показала жизнь, поддаваться ему никак не следовало.
   И теперь, стоя в молчании и одиночестве посреди  темного  коридора,  он
содрогнулся при воспоминании о содеянном. Левая голова посмотрела влево, а
правая - вправо, и обе решили, что следует отправиться куда глаза глядят.
   Он напряг слух, но больше ничего не слышалось.
   Одно-единственное "Уф!", и все тут.
   Зачем это понадобилось притаскивать сюда сто тысяч человек  ради  такой
ерунды?
   Он нервно двинулся в сторону  рубки.  По  крайней  мере  там  он  будет
чувствовать себя во всеоружии. И тут же остановился. В таком настроении  к
оружию лучше не прикасаться.
   Он вновь задумался о происшедшем.  Первым  потрясением  для  него  было
открытие, что у него имеется душа как таковая.
   Правда, он всегда подозревал  о  ее  существовании,  поскольку  обладал
полным комплектом стандартных органов (и даже двойным  -  кое-каких),  но,
внезапно обнаружив в глубине своего существа эту затаившуюся зверюшку, был
крайне шокирован.
   А потом был еще более крайне шокирован тем, что  она  оказалась,  мягко
говоря,  не  столь  мила  и  очаровательна,  сколь  полагалось  бы  такому
человеку, как он. Он почувствовал себя ограбленным.
   После чего задумался, а настолько ли  хорош,  как  ему  кажется,  -  и,
испытав новое потрясение, едва не уронил стакан  (полный).  И  поторопился
опустошить его, пока не случилось чего похуже. Затем поспешил влить в себя
еще один - пусть догонит первый и составит ему компанию.
   - Свобода, - произнес он вслух.
   Тут в рубку вошла Триллиан и произнесла несколько комплиментов свободе.
   - Не могу я с ней сжиться, - мрачно вымолвил он и выслал в свой желудок
третий стакан: пусть найдет второй и выяснит, почему тот еще не доложил  о
здоровье п