Дуглас Адамс. Путеводитель вольного путешественника по Галактике --------------------------------------------------------------- © Дуглас Адамс Книга 1. Путеводитель вольного путешественника по Галактике (с) перевод с англ. С.М.Печкин, 2004 ? http://pechkin.rinet.ru/ Origin: http://pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Adams_D/H2G2G/1/index.html ? http://pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Adams_D/H2G2G/1/index.html --------------------------------------------------------------- Джонни Броку и Клэр Горст, а также всем прочим арлингтонянам за чай, сочувствие и диван. Перевод посвящается Н. «Натсле» Беленькой-Гринберг, с благодарностью за плодотворное сотрудничество в разных не очень поддающихся точному определению областях. Предисловие переводчика Давным-давно... или совсем недавно... я впервые приехал в Россию из Израиля. Саша Фаворов, за год до того провожавший меня из Пулково, встречал меня в Шереметьево. Мы ехали куда-то в трамвае, и Фаворов говорил, что я совершил, пожалуй, самое длинное из известных ему путешествий из Петербурга в Москву. Кажется, присутствовавший при этом Базиль не преминул припомнить Фаворову не то его, не то Базиля, не то их совместный рекорд по времени на этом маршруте -- пять часов шесть минут, если не ошибаюсь -- на что Фаворов отвечал что-то в духе "при такой скорости многого не увидишь"... Потом Фаворов вдруг показал на какое-то в высшей степени непримечательное место Москвы, проплывавшее в окне трамвая, и сказал: -- А вот тут стоял дом, в котором я родился. Его снесли, уже давно. x x x Мне кажется, никто еще не замечал того, что составляет основную проблему при переводе Hitchhiker's Guide to Galaxy блистательного Дугласа Адамса на русский язык. Я и сам понял это совсем недавно. Она состоит в том, что подавляющее большинство носителей этого языка никогда в жизни не удалялось от места своего рождения дальше, чем на семь тысяч километров. Кроме того, очень многим среди говорящих на этом языке ни разу в жизни не доводилось видеть, а тем более лично общаться с пришельцами из других миров, даже если до этих миров гораздо меньше, чем семь тысяч километров. И поэтому, вероятно, мало кому из говорящих на этом языке знакомо главное чувство, пронизывающее все шесть книг блистательного Дугласа Адамса. Оно так малознакомо, что никто до сих пор, мне кажется, даже не замечал этого факта -- видимо, из-за мощного ННД-поля, окружающего его -- несмотря на то, что первая же строка книги говорит о нем. Первая ее строка: "Рассказ начинается с дома". Чувство отчуждения. Чувство потерянности в мире. Чувство, которое испытывает живое существо, оторвавшееся от места своего рождения, от себе подобных, от всего, что составляло его привычный кругозор, обиход и окоем. На протяжении всех шести книг Артур Дент в высшей степени драматически ищет в головокружительном великолепии разнообразия Вселенной себе подобных и себе подобное. Удастся ли ему найти то, что он ищет, я пока утаю от читателя, несмотря на значительно выросший со времени написания книги уровень стрессов и неврозов в обществе; к тому же, это не совсем понятно не только мне, но и ему самому; да и не об этом я хотел говорить здесь. Подавляющее большинство носителей языка, на котором я сейчас пишу, никогда не оказывалось вне окружения себе подобных и себе подобного. Даже те немногие, та небольшая часть из их огромной армии, которая волею судеб оказалась в других мирах, всегда может рассчитывать встретить в них кого-то, для кого название улицы, на которой они родились, не пустой звук, а целая статья в Энциклопедии Галактика. Поэтому задача передать чувство одиночества во Вселенной, чувство полной безнадежности найти в ней свой родной дом или хотя бы кого-нибудь, с кем можно поговорить на родном языке о родных вещах, читателю, чей родной язык русский, а родные вещи изготовлены во временном промежутке от десяти до ста лет назад -- не легче, чем разъяснять вогону-охраннику идеалы политкорректности. Я пошел другим путем. Не имея возможности заставить читателя испытать плохо знакомое ему ощущение потерявшегося в пространстве, я попытался внушить ему ощущение потерявшегося во времени. Для этого я сознательно вводил в свой текст словечки, обороты, шутки и намеки, бывшие в ходу в том уголке вселенной, из которого я вышел, в те годы, месяцы и дни, когда я это сделал. Этот язык, вместе с миром, который он описывал, канул в лету не менее безвозвратно, чем планета, снесенная вогонским Дорожно-Строительным флотом, сохранившись лишь в памяти его носителей. Но те, чья молодость прошла в мире, описывавшемся этим языком, никогда не забудут его и будут вечно искать его в своей жизни, невольно разделяя мироздание на то, что относится к нему, и все остальное. Чай второй рязанской чаеразвесочной фабрики вам уже не выдаст ни один нутримат. Не то, чтобы это был такой вкусный и полезный напиток -- нет, не такой. Но он был, а теперь его нет, и поэтому он подходит для той задачи, которую я себе поставил1. Не теряй оптимизма, галактический путешественник! Пусть твой дом безвозвратно потерян где-то в безднах временно-пространственного континуума; пусть твое племя уничтожено падением какого-нибудь Хруня, и твое собственное имя не в состоянии выговорить никто, включая тебя самого. Но, если ты хочешь, то меньше, чем за тридцать альтаирских долларов в день вся Вселенная станет твоим домом -- при соблюдении некоторого числа довольно несложных и весьма разумных правил. Первое из них написано на обложке книги: "Без паники!" Остальные можно найти внутри. Желаю тебе получить удовольствие, сравнимое с тем, которое посчастливилось получить мне. Прошу извинения за неудобства. Твой, С.Печкин 01-09-2004, Иерусалим, Земля. Далеко на безвестных задворках одного захолустного уголка в западном рукаве галактической спирали расположено одно небольшое и малоизвестное желтое солнце. Вокруг него на расстоянии что-то около девяноста двух миллионов миль вращается совершенно ничем не примечательная сине-зеленая планетка, на которой форма жизни, происходящая от обезьян, столь удивительно примитивна, что до сих пор считает электронные часы весьма прогрессивной идеей. Проблема этой планеты -- была -- в следующем: большая часть ее населения большую часть времени была несчастна. Предлагалось множество решений этой проблемы, но в основном они сводились к перемещениям маленьких зеленых кусочков бумаги, что довольно странно, потому что вовсе не эти маленькие зеленые кусочки бумаги были несчастны. Во всяком случае, проблема не исчезала. Люди были зачастую жуликоваты и по большей части жалки, в том числе и те, что носили электронные часы. У многих из них крепло убеждение, что они совершили большую ошибку, когда в древности слезли с деревьев. А некоторые говорили, что уже деревья были неудачным ходом, и что не стоило вовсе покидать океан. А потом в один прекрасный четверг спустя примерно две тысячи лет с того дня, как одного человека распяли на кресте за то, что он говорил, как здорово было бы для разнообразия начать вести себя хоть немного по-человечески, одна девушка, одиноко сидевшая в маленьком кафе на Рикмэнсворт, вдруг поняла, что именно было неправильно все это время, и наконец узнала, как можно сделать мир хорошим и счастливым. На этот раз все было верно, и все получилось бы, и никого не пришлось бы ни на чем распинать. К сожалению, не успела она добраться до телефона, чтобы рассказать об этом кому-нибудь, как случилась ужасающе глупая катастрофа, и ее идея пропала навсегда. Но повесть не об этом. Хотя в этой повести будет рассказано об этой ужасающе глупой катастрофе и некоторых ее последствиях. Это также повесть о книге. О книге под названием "Путеводитель вольного путешественника по Галактике" -- книге не с Земли, никогда не издававшейся на Земле, и книге, о которой до вышеупомянутой ужасающе глупой катастрофы никогда не слышал ни один из землян. Но о книге при всем том весьма замечательной. На самом деле, возможно, это самая замечательная книга из всех, что выходили когда-либо в свет в издательствах Малой Медведицы, о которых ни один землянин также ничего не слышал. И это не просто весьма замечательная книга. Она также имеет огромный успех -- она более популярна, чем "Все об уходе за небесным домом"; она распродается лучше, чем "Еще пятьдесят вещей, которыми можно заняться в нулевой гравитации"; и вызвала больше споров, чем вся трилогия философских бестселлеров Оолона Коллюффида "В чем ошибался Бог", "Другие важнейшие ошибки Бога" и "Да кто он вообще такой, этот Бог?" Во многих более легкомысленных цивилизациях на Внешнем Восточном Ободе Галактики "Путеводитель вольного путешественника по Галактике" уже заменил великую Энциклопедию Галактика в качестве нормативного источника знаний, потому что, несмотря на то, что в нем много упущений и немало сведений апокрифических или, по меньшей мере, жутко неточных, он обходит первый, более скрупулезный труд по двум важным показателям. Во-первых, он несколько дешевле; а во-вторых, на его обложке большими дружелюбными буквами написано: "Без паники!" Но рассказ о том ужасном, глупом четверге, рассказ о его невероятных последствиях и рассказ о том, как эти последствия оказались непостижимо переплетены с этой замечательной книгой, начинается весьма обыденно. Рассказ начинается с дома. 1. Дом стоял чуть на пригорке, на самом краю поселка. Он стоял на отшибе и глядел на широкий простор сельской местности где-то в Западных графствах. Это был совершенно ничем не примечательный дом -- ему было около тридцати лет, он был приземистый, угловатый, кирпичный, и на фасаде имел четыре окна размера и пропорций таких, чтобы возможно менее радовать глаз. Единственным человеком, для которого этот дом был чем-то особенным, был Артур Дент, да и то лишь потому, что дом этот оказался единственным, в котором тот жил. Артур жил в этом доме около трех лет, с тех самых пор, как уехал из Лондона из-за того, что Лондон раздражал его и действовал ему на нервы. Артуру тоже было около тридцати, он был брюнет, и он никогда не жил в ладу с самим собой. Более всего его беспокоило то, что люди постоянно спрашивают его, чем он так обеспокоен. Работал он на местном радио и постоянно рассказывал своим друзьям, что это гораздо интереснее, чем они думают. Так оно и было -- большинство его друзей работали в рекламе. Накануне, в среду, прошел довольно сильный дождь, дорожки развезло, но в четверг утром вышло яркое солнце и осветило дом Артура Дента -- как выяснилось вскоре, в последний раз. Артур как-то пропустил то, что в управлении по планированию приняли решение снести его дом и построить на его месте шоссе. x x x В восемь утра в среду Артур чувствовал себя нехорошо. Он смутно проснулся, смутно прошелся по комнате, открыл окно, увидел бульдозер, нашел тапки и прошлепал в ванную умыться. Зубную пасту на щетку -- так... Чистим зубы... Зеркало для бритья -- направлено в потолок. Артур поправил его. На мгновение в нем отразился второй бульдозер за окном ванной комнаты. Поправленное, зеркало отразило щеки Артура Дента. Он выбрил их, умылся, вытерся и пошлепал в кухню, чтобы кинуть в рот что-нибудь полезное. Чайник, плита, холодильник, молоко, кофе. Зевок. Слово "бульдозер" блуждало в его уме некоторое время, пытаясь связаться с чем-нибудь. Бульдозер за окном кухни был довольно крупным бульдозером. Артур поглядел на него. Желтый, -- подумал он и зашагал обратно в спальню одеваться. Проходя мимо ванной, Артур остановился и выпил большой стакан воды, а потом еще один. Он начал подозревать, что это -- похмелье. А с чего бы? Разве накануне он пил? Артур решил, что, видимо, да. В зеркале для бритья он поймал отблеск. "Желтый", подумал он и зашагал в спальню. Артур встал и задумался. Пивная, подумал он. Ага -- пивная! Артур смутно вспомнил, как он был зол -- зол по какому-то очень важному поводу. Он рассказывал об этом людям, рассказывал очень долго, вспоминалось ему: самым отчетливым зрительным воспоминанием были пустые глаза людей. Что-то о новом шоссе, про которое он только что узнал. Решение приняли несколько месяцев назад, но никто не знал об этом. Забавно. Артур отпил воды. Все устроится, решил он, никому не нужно новое шоссе, управление не имеет права. Все устроится, все уладится. Боги, однако, какое жуткое похмелье. Артур поглядел на себя в зеркало платяного шкафа. Высунул язык. "Желтый", -- подумал он. Слово "желтый" поблуждало в его уме некоторое время, пытаясь связаться с чем-нибудь. Спустя пятнадцать секунд Артур выскочил из дома и лег перед большим желтым бульдозером, который подъезжал к нему по садовой дорожке. x x x Мистер Л.Проссер был, что называется, простым человеком. Другими словами, он был углеродной формой жизни, происшедшей от обезьян. Более подробно -- ему было сорок лет, он был толст, мешковат, и работал он в районном управлении. Любопытно, что, сам того не зная, мистер Л.Проссер по мужской линии был прямым потомком Чингиз-Хана, хотя множество поколений и смешение рас так перетасовали его гены, что он не имел никаких различимых монголоидных черт, и единственное наследие могучего предка состояло в уже упомянутой склонности мистера Л.Проссера к полноте и его пристрастие к маленьким меховым шапочкам. Он вовсе не был великим воином; в сущности, он был нервным и озабоченным человеком. В тот день он был в особенности озабочен и нервничал более обычного. Возникла неожиданная помеха в его работе -- которая заключалась в том, чтобы дом Артура Дента был снесен до окончания рабочего дня. -- Вылезайте, мистер Дент, -- сказал он, -- У вас ничего не выйдет, вы же сами знаете. Вы же не можете лежать под бульдозером бесконечно. -- Он попытался яростно сверкнуть глазами, но это ему не удалось. Артур, лежа в грязи, огрызнулся на него. -- Я упрямый, -- сказал он. -- Посмотрим, кто первый сломается. -- Боюсь, что вам все-таки придется уступить, -- сказал мистер Проссер, повозив свою меховую шапочку по макушке. -- Шоссе должно быть построено, и оно будет построено. -- Кстати, шоссе! -- сказал Артур, -- Зачем его строят? Мистер Проссер погрозил Артуру пальцем, потом перестал и убрал палец. -- Что значит -- "зачем строят"? -- спросил он. -- Это шоссе. Шоссе строить нужно. Шоссе -- это приспособление, позволяющее одним людям очень быстро попасть из пункта A в пункт B, в то время как другие люди стараются очень быстро попасть из пункта B в пункт A. Люди, живущие в пункте C, расположенном посередине между A и B, часто диву даются, что такого особенного в пункте A, что столько людей из пункта B так хотят туда добраться, и что такого особенного в пункте B, что столько людей из пункта A так хотят добраться туда. Часто им хочется, чтобы люди, наконец, раз и навсегда разобрались, где же они хотят быть. Мистер Проссер хотел быть в пункте D. Пункт D не находился нигде конкретно. Им могла бы стать любая подходящая точка, достаточно удаленная от пунктов A, B и C. В пункте D Мистер Проссер желал бы иметь хорошенький маленький коттедж с топорами над дверью, а все свое время проводить в пункте E, который был бы ближайшей к пункту D пивной. Его жена, конечно, мечтала о вьющихся плющах, но Мистер Проссер хотел топоры. Почему -- он не знал. Просто ему нравились топоры. Под насмешливыми ухмылками бульдозеристов мистер Проссер вспотел и покраснел. Он переступил с ноги на ногу, но не почувствовал себя удобнее. Кто-то явно проявлял полную некомпетентность, и мистеру Проссеру от всей души хотелось, чтобы это оказался не он. Мистер Проссер сказал: -- У вас было достаточно времени, чтобы обратиться с предложениями и жалобами. -- Достаточно времени? -- взвыл Артур. -- Достаточно времени! Я впервые услышал об этом от рабочего, который пришел сюда вчера. Я спросил его, не пришел ли он помыть окна, а он сказал "нет, я пришел сносить дом". Конечно, он не сказал мне это сразу. Черта с два. Сначала он вытер пару стекол и взял с меня пятерку. А потом уже сказал. -- Но, мистер Дент, со всеми планами вы могли ознакомиться в вашем районном отделении управления по планированию на протяжении последних девяти месяцев. -- Ну да! Как только я узнал, я сразу отправился взглянуть на них, еще вчера днем. Вы же пальцем о палец не ударили, чтобы обратить ни них чье-либо внимание, так? Во всяком случае, не рассказали о них никому ни словечка. -- Планы висели на доске объявлений... -- На доске? Мне пришлось спуститься в подвал, чтобы найти их. -- Ну да, доска объявлений находится там. -- С фонарем! -- Ну, наверно, света не было. -- И лестницы тоже! -- Но вы ведь нашли объявление, так? -- Да! -- сказал Артур. -- Что да, то да! Оно лежало на самой нижней полке закрытого шкафа, засунутого в бывшую уборную, на двери которой висит знак "Осторожно, леопард". Проплыло облако. Оно бросило тень на Артура Дента, лежащего, опершись на локоть, в холодной грязи. Оно бросило тень на дом Артура Дента. Мистер Проссер нахмурился. -- Можно подумать, это был такой замечательный дом, -- сказал он. -- Прошу прощения, но мне он нравится! -- Вам понравится новое шоссе. -- Да заткнитесь вы! -- сказал Артур Дент. -- Заткнитесь и убирайтесь, и ваше чертово шоссе заберите с собой. У вас нет никакого права, и вы это знаете. Рот мистера Проссера пару раз открылся и закрылся, а в голове его пронеслись необъяснимые, но жутко приятные видения: дом Артура Дента пожирает огонь, а сам Артур, визжа, бежит прочь от пылающих руин, и из спины его торчит по меньшей мере три здоровенных копья. Мистера Проссера часто беспокоили подобные видения, и они очень нервировали его. На мгновение он замялся, но потом собрался с мыслями. -- Мистер Дент! -- сказал он. -- Да, я слушаю, -- отозвался Артур. -- Немного информации к размышлению. Вы имеете представление, какой ущерб понесет бульдозер, если я просто позволю ему наехать на вас? -- Ну, какой? -- спросил Артур. -- Да ни малейшего, -- ответил мистер Проссер и нервно поморщился, услышав в голове приветственный клич тысячи лохматых всадников. x x x По забавному совпадению, именно слова "ни малейшего" соответствуют той мере понятия, которое потомок обезьян Артур Дент имел о том, что один из его ближайших друзей вовсе не является потомком обезьян, и на самом деле происходит с небольшой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а ничуть не из Гилдфорда, как он сам обычно говорил. Артур Дент совершенно этого не подозревал. Этот его друг прибыл на Землю каких-нибудь пятнадцать земных лет назад и немало сил положил на то, чтобы встроиться в земное общество -- надо сказать, весьма успешно. Собственно, эти пятнадцать лет он провел, притворяясь, безработным актером, что выглядело вполне благовидно. Он допустил только одну промашку, поскольку всегда несколько небрежно относился к подготовительной работе. На основании собранной им информации он сделал вывод, что имя "Форд Префект" совершенно не будет вызывать подозрений. Рост его подозрений не вызывал. Черты его лица были довольно эффектны, но также не вызывали подозрений. Волосы он имел рыжеватые, жесткие, и зачесывал их от висков. Нос, казалось, натягивал кожу лица. Что-то не вполне нормальное было в нем, но трудно было определить, что именно. Может быть, то, что моргал он недостаточно часто, и если вы разговаривали с ним долгое время, ваши глаза из-за этого начинали слезиться. А может быть, он улыбался чуть шире, чем надо, и от его улыбки у собеседника появлялось впечатление, что Форд собирается перерезать ему горло. Большинство друзей, которых Форд завел на Земле, считали его эксцентричным, но безобидным -- бесшабашным выпивохой с несколько странными привычками. Например, часто он вламывался на университетские вечеринки, сильно набирался там, ловил первого попавшегося астрофизика и принимался издеваться над ним до тех пор, пока не оказывался вышвырнут на улицу. Иногда же его охватывало странное настроение, и он смотрел в небо, словно зачарованный, пока кто-нибудь не спрашивал его, чем он занят. Тогда он испуганно оглядывался, а потом усмехался: -- Да так, высматриваю летающие тарелки, -- отшучивался он, и все смеялись и спрашивали, какие же летающие тарелки он ищет? -- Зеленые! -- отвечал он с кривой усмешкой, громко хохотал, а потом вдруг срывался в ближайший бар и закупал на всех огромное количество выпивки. Такие вечера обычно кончались плохо. От виски Форд совсем съезжал с катушек, забивался в какой-нибудь уголок с девушкой и объяснял ей заплетающимся языком, что цвет летающих тарелок в сущности не имеет такого уж большого значения. Впоследствии, ковыляя домой по ночным улицам, он часто спрашивал у проходивших полисменов, не знают ли они, как добраться до Бетельгейзе. Полисмен обычно отвечал что-нибудь навроде: -- Вы не думаете, что вам пора отправляться домой, сэр? -- А я что пытаюсь сделать?! -- неизменно отвечал в таких случаях Форд. На самом деле, когда Форд отсутствующе смотрел в ночное небо, ему было действительно все равно, какую летающую тарелку он там увидит. Он говорил "зеленые" потому, что зеленый -- традиционный цвет мундиров бетельгейзианских торговых разведчиков. Форд Префект отчаянно жаждал увидеть хоть какую-нибудь летающую тарелку, потому что на пятнадцать лет подряд непозволительно зависать нигде, особенно в таком умопомрачительно унылом месте, как Земля. Форд хотел увидеть летающую тарелку, потому что он знал, как стопить летающие тарелки и как ездить на них. Он знал, как увидеть все чудеса Вселенной меньше, чем за тридцать альтаирских долларов в день. На самом деле Форд Префект был внештатным корреспондентом той самой в высшей степени замечательной книги -- "Путеводитель вольного путешественника по Галактике". x x x Человек привыкает ко всему, и к ленчу жизнь в окрестностях дома Артура вошла в устойчивую колею. Роль Артура заключалась в том, чтобы лежать, ругаясь, в грязи, время от времени требуя к себе своего адвоката, свою мать или интересную книжку; роль мистера Проссера заключалась в том, чтобы пытаться увлечь Артура разговорами на темы типа "Общественное превыше личного", "Прогресс нельзя остановить", "Знаете, у меня однажды тоже снесли дом", "Во всем надо видеть хорошие стороны" и воздействовать на него различными другими уговорами и угрозами; а роль водителей бульдозера заключалась в том, чтобы сидеть рядом, попивая кофе, и прикладывать так и сяк к этой ситуации профсоюзные законы, чтобы постараться извлечь из нее максимальную финансовую выгоду. Земля медленно проделывала свой дневной поворот. Солнце начинало подсушивать грязь, в которой лежал Артур. Над ним снова зависла тень. -- Привет, Артур, -- сказала тень. Артур посмотрел вверх и, прищурившись на солнце, с удивлением увидел, что над ним стоит Форд Префект. -- Форд? Привет, как ты? -- Неплохо, -- ответил Форд. -- Слушай, ты занят? -- Занят? -- переспросил Артур. -- В сущности, нет. Я только вынужден лежать перед вот этими бульдозерами и всей этой фигней, потому что иначе они снесут мой дом; и кроме этого... в общем, нет, не особенно, а что? На Бетельгейзе сарказм неизвестен, и Форду Префекту зачастую требовались особые усилия, чтобы распознать его. Он сказал: -- Отлично. Мы можем здесь где-нибудь поговорить? -- Что? -- спросил Артур Дент. Несколько секунд Форд, казалось, не замечал его и напряженно смотрел в небо, как кролик, старающийся попасть под машину. Затем он резко присел на корточки рядом с Артуром. -- Нам надо поговорить, -- сказал он серьезным голосом. -- Отлично, -- согласился Артур. -- Говори. -- И выпить, -- добавил Форд. -- Нам жизненно важно поговорить и выпить. Прямо сейчас. Пошли в пивную. Он снова поглядел в небо с беспокойством. -- Да ты не понимаешь, что ли? -- вскричал Артур. Он ткнул пальцем в Проссера. -- Этот тип хочет снести мой дом! Форд озадаченно посмотрел на него. -- Но он же может сделать это и без тебя, разве нет? -- спросил он. -- Да, но я-то этого не хочу! -- А-а! Понятно. -- Слушай, да что с тобой, Форд? -- спросил Артур. -- Ничего. Ничего особенного. Послушай -- мне надо сказать тебе самую важную вещь в твоей жизни. Сказать сейчас, и сделать это в баре "Конь и конюх". -- Но почему? -- Потому что тебе надо как следует принять на грудь. Форд смотрел на Артура, и Артур с удивлением обнаружил, что его воля слабеет. Он не знал, что это -- старая игра пьяниц, которой Форд научился в подпространственных портах мадранитового рудного пояса в звездной системе Беты Ориона. Эта игра не похожа на перетягивание каната у землян. Играют в нее так: Двое соревнующихся садятся за стол друг напротив друга, и перед каждым ставится стакан. Между ними ставится бутылка бормотурата (увековеченного в древней песне орионских шахтеров: Ох, нельзя мне больше бормотурата, Не давай, брат, мне больше бормотурата, Крыша сорвется, язык заплетется, выскочат глазки и склеются ласты Накапай же мне проклятого бормотурата!"). Каждый из двух соревнующихся сосредотачивает свою волю на бутылке и старается усилием воли поднять ее и налить спирта в стакан своего противника -- который должен его опорожнить. Когда бутылка пустеет, ее заменяют на полную, и игра идет дальше. И дальше, и дальше. Начав проигрывать, игрок, как правило, продолжал безудержно проигрывать, потому что одним из эффектов бормотурата является подавление телепсихической силы. Как только поглощается заранее условленное количество, окончательно проигравшему приходится исполнять наказание, которое зачастую бывает непристойно биологическим. Форд Префект в этой игре давал своим противникам хорошую фору. x x x Форд смотрел на Артура, и тот начинал думать, что он, похоже, совсем не против идеи сходить в "Конь и конюх". -- А как же мой дом? -- спросил Артур жалобно. Форд поглядел на мистера Проссера, и внезапно ему в голову пришла нехорошая мысль. -- Он хочет снести твой дом? -- Да! Они хотят построить... -- И не может, потому что ты лежишь перед бульдозером? -- Да, и... -- Определенно, мы можем кое-что придумать, -- сказал Форд. -- Простите, можно вас на минуточку? -- позвал он. Мистер Проссер (препиравшийся с делегатом от бульдозеристов по поводу того, не душевнобольной ли Артур, не заразно ли это, и какая страховка причитается бульдозеристам, если это так) оглянулся. С удивлением и растущей тревогой он обнаружил, что Артур не один. -- Да. Здравствуйте, -- отозвался он. -- Мистер Дент еще не пришел в чувство? -- На минуту допустим, что нет, -- сказал Форд. -- Допустим? -- Допустим, -- вздохнул мистер Проссер. -- И допустим также, -- продолжил Форд, -- что он собирается лежать здесь весь день. -- Допустим. Ну, и что? -- То, что вам и вашим людям придется стоять весь день без работы, так? -- Возможно, возможно. -- Ну, а раз уж вы в любом случае согласились на это, то не обязательно ведь, чтобы он лежал здесь все время, так? -- Не понял. -- В сущности, он вам здесь не нужен, -- терпеливо разъяснил Форд. Мистер Проссер подумал об этом. -- Ну, не то, чтобы... -- сказал он, -- То есть, в общем, не нужен. Проссер запутался. Он понимал, что кто-то из них двоих несет полную чушь. Форд сказал: -- Тогда давайте представим себе, что он на самом деле тут. Тогда мы с ним сможем отлучиться в пивную на полчасика. Как вам такой план? Мистер Проссер подумал, что план совершенно идиотский. -- Звучит вполне логично, -- сказал он уверенным голосом, не понимая, кого и в чем он убеждает. -- А если потом вам понадобится отскочить на минуту, -- добавил Форд, -- мы тоже вас всегда прикроем. -- Большое вам спасибо, -- сказал мистер Проссер, уже не понимавший, что, собственно, творится, -- большое вам спасибо, конечно, вы очень добры... -- Он нахмурился, потом улыбнулся, потом попытался сделать и то, и другое одновременно, потерпел неудачу, схватился за свою меховую шапочку, и с силой нахлобучил ее себе на затылок. Ему оставалось только решить, что он выиграл. -- Итак, -- продолжил Форд Префект, -- подойдите, пожалуйста, и ложитесь вот сюда. -- Что? -- спросил мистер Проссер. -- Ах, простите, -- сказал Форд, -- наверно, я выразился недостаточно ясно. Кто-то должен лежать перед бульдозерами, верно ведь? Иначе некому будет остановить их, если они начнут сносить дом мистера Дента, ведь так? -- Что? -- снова спросил мистер Проссер. -- Это очень просто, -- сказал Форд. -- Мой подопечный, мистер Дент, утверждает, что он встанет из грязи только при том условии, что вы подойдете и займете его место. -- О чем это ты? -- спросил Артур, но Форд незаметным пинком заставил его замолчать. -- То есть, вы хотите, чтобы я, -- сказал мистер Проссер, пытаясь уложить эту мысль в голове, -- взял и лег на землю? -- Да. -- Перед бульдозерами? -- Именно. -- Вместо мистера Дента? -- Конечно. -- В грязь? -- Естественно. Вот в эту, как вы ее называете, грязь. Как только мистер Проссер понял, что, кажется, он все-таки проиграл, у него словно гора свалилась с плеч: это было гораздо больше похоже на жизнь, какой он ее знал. Он вздохнул. -- И тогда вы сможете сходить с мистером Дентом в пивную? -- Именно так. -- сказал Форд. Мистер Проссер нерешительно шагнул вперед и остановился. -- Вы обещаете? -- Обещаю, -- сказал Форд. Он обратился к Артуру: -- Ну, давай, вставай, уступи человеку место. Артур встал, ощущая себе, как во сне. Форд кивнул Проссеру, который медленно и печально уселся в грязь. Ему казалось, что вся его жизнь -- какой-то сон, и иногда он задумывался, где же он в этом сне1, чей это сон и нравится ли он тому, кому снится. Грязь обволокла его зад и руки и заползла в ботинки. Форд строго посмотрел на него. -- Только чур не сносить дом мистера Дента, пока его не будет, договорились? -- сказал он. -- Сама мысль об этом, -- проворчал мистер Проссер, -- еще не начала даже подумывать о том, чтобы подыскать, -- продолжал он, устраиваясь поудобнее, -- какую-нибудь возможность придти мне в голову. Проссер увидел приближающегося представителя профсоюза бульдозеристов, втянул голову в плечи и закрыл глаза. Он попытался выдвинуть аргументы в пользу того, что сам он не душевнобольной. В этом вопросе он был далек от уверенности -- голова его полнилась звоном, лошадьми, дымом и запахом крови. Это случалось с ним всегда, когда он чувствовал себя несчастным и обманутым, и объяснить этого себе он не мог. В неведомом нам высоком измерении могучий хан дымился от злости, а мистер Проссер только слегка вздрагивал и всхлипывал. В глазах у него защипало. Бюрократические препоны, сердитые люди, лежащие в грязи, неизвестные незнакомцы, подвергающие его необъяснимому унижению, и неопознанные армии всадников, смеющихся над ним в его голове -- ну и денек!.. Ну и денек. Форд Префект знал, что вопрос, будет снесен дом Артура или нет, не стоит собачьего чиха. Артур же не успокаивался. -- Но мы можем ему доверять? -- спросил он. -- Я бы доверился ему до самого конца света, -- сказал Форд. -- Ну, конечно, -- сказал Артур, -- А когда это будет? -- Примерно через двенадцать минут, -- сказал Форд. -- Идем, нам нужно выпить. 2. Вот что Энциклопедия Галактика говорит об алкоголе. Она говорит, что алкоголь -- это бесцветная летучая жидкость, образующаяся в результате ферментации сахаров, и отмечает также ее опьяняющее действие на некоторые углеродные формы жизни. В "Путеводителе вольного путешественника по Галактике" также упоминается алкоголь. Там написано, что лучший коктейль во Вселенной называется "Пангалактик-Горлодер". Он пишет, что действие пангалактик-горлодера подобно тому, как если бы вам вдребезги разнесло череп лимонной корочкой, в которую завернут золотой кирпич. "Путеводитель" также рассказывает, на каких планетах готовят лучший пангалактик-горлодер, сколько примерно с вас запросят за порцию, и какие добровольные организации впоследствии примут участие в вашей судьбе. "Путеводитель" даже описывает, как самому приготовить этот напиток. Возьмите содержимое одной бутылки марочного, хорошо выдержанного бормотурата, написано там. Влейте его в одну часть воды из морей Сантрагинуса-V -- О, вода сантрагинских морей! -- написано там. О, сантрагинские рыбки!!! Разведите в смеси три кубика арктурианского мегаджина (он должен быть хорошо охлажден, не то пары бензина могут взорваться). Пропустите через нее четыре литра фаллианского болотного газа -- в память всех счастливых путешественников, умерших от удовольствия на Болотах Фаллии. При помощи серебряной ложечки добавьте одну часть квалактинского гипермятного экстракта, распространяющего головокружительные ароматы темных Квалактических Зон, тонкие, сладостные и таинственные. Бросьте в смесь зуб алголианского Солнечного Тигра. Пронаблюдайте за тем, как он растворяется, внося в самое сердце напитка огни алголианских солнц. Спрысните "замфуором". Добавьте оливку. Пейте... Только... Очень осторожно... "Путеводитель вольного путешественника по Галактике" распродается значительно лучше, чем Энциклопедия Галактика. x x x -- Шесть пинт темного, -- сказал Форд Префект бармену "Коня и Конюха". -- И, пожалуйста, побыстрее: скоро конец света. Бармен "Коня и Конюха", почтенный пожилой джентльмен, не заслуживал такого обращения. Он поправил очки на носу и мигнул глазами на Форда Префекта. Форд проигнорировал его и уставился в окно, поэтому бармен повернулся к Артуру, который беспомощно пожал плечами и ничего не сказал. Тогда бармен промолвил: -- Вот как, сэр? Прекрасная погода по такому случаю, -- и начал протягивать кружки. Он сделал еще одну попытку. -- Так значит, вы идете сегодня на вечерний матч? Форд посмотрел сквозь него. -- Нет. Без толку, -- сказал он и снова отвернулся к окну. -- А что так? -- спросил бармен. -- Вы так уверены, сэр? У "Арсенала" нет шансов? -- Да нет, -- ответил Форд, -- просто скоро конец света. -- А, да, сэр, вы уже говорили, -- сказал бармен, глядя поверх своих очков, на этот раз на Артура. -- Если так, то "Арсеналу" просто повезло. Форд поглядел на бармена, искренне удивленный: -- Я бы так не сказал, -- промолвил он и нахмурился. Бармен тяжело вздохнул. -- Вот ваши шесть пинт, -- сказал он. Артур виновато улыбнулся ему и снова пожал плечами. Он также повернулся и виновато улыбнулся всем присутствующим, на случай, если они слышали, о чем шла речь. Но никто не слышал, и никто не смог понять, зачем Артур улыбается им. Человек, сидевший рядом с Фордом за стойкой, поглядел на двух мужчин, на шесть пинт, стремительно провернул в голове необходимую арифметику, пришел к положительному ответу и улыбнулся Артуру с Фордом дурацкой, полной надежды, улыбкой. -- Отвали, -- сказал Форд. -- Это наше, -- и посмотрел на него так, что и алголианский солнечный тигр понял бы, что не прав. Форд шлепнул на стойку пятифунтовую бумажку. -- Сдачу оставьте себе, -- сказал он. -- Как, с пятерки? Спасибо, сэр! -- У вас есть еще десять минут на то, чтобы ее потратить. Бармен решил просто отойти подальше. -- Форд, -- попросил Артур, -- ты мне не объяснишь, что, в конце концов, происходит? -- Пей, -- ответил Форд. -- Тебе нужно принять три пинты. -- Три пинты? -- спросил Артур -- С утра пораньше? Человек, сидевший рядом с Фордом, ухмыльнулся и радостно кивнул. Форд не обратил на него внимания. Он сказал: -- Время -- это иллюзия. А с утра пораньше -- вдвойне. -- Сильно, -- заметил Артур. -- Ты должен послать это в "Ридерз Дайджест". У них там есть страница для таких, как ты. -- Пей. -- Но все-таки, почему сразу три пинты? -- Чтобы расслабить мышцы. Тебе это понадобится. -- Расслабить мышцы? -- Расслабить мышцы. Артур посмотрел в пиво. -- То ли я сегодня какой-то не такой, -- сказал он, -- то ли так было всегда, а я был слишком занят собой и не замечал?.. -- Ладно, -- сказал Форд, -- я попробую объяснить. Сколько времени мы с тобой знаем друг друга? -- Кстати, да, сколько? -- задумался Артур. -- Ну, вроде, пять лет. Может быть, шесть. И большую часть этого времени ты вел себя более-менее осмысленно. -- Отлично, -- сказал Форд. -- Как бы ты отреагировал, если бы я сказал, что вовсе не из Гилдфорда, а с небольшой планетки в окрестностях Бетельгейзе? Артур неопределенно пожал плечами. -- Не знаю, -- ответил он, потягивая пиво. -- А что, ты собираешься сказать мне нечто подобное? Форд сдался. Стоило ли тратить на это столько сил именно сейчас, когда близится конец света? Форд сказал только: -- Пей. И добавил, совершенно серьезно: -- Скоро конец света. Артур снова виновато улыбнулся всем присутствующим. Присутствующие нахмурились. Кто-то махнул рукой, чтобы Артур перестал улыбаться и занялся своим делом. -- Наверно, сегодня четверг, -- сказал Артур, нагнувшись над пивом и ни к кому не обращаясь. -- Четверги мне никогда не удавались. Не мой день. 3. В этот конкретный четверг нечто тихо двигалось в ионосфере на расстоянии многих миль от поверхности планеты; собственно, даже не одно нечто, а несколько -- несколько дюжин огромных желтых неуклюжих кирпичеобразных нечт, больших, как офисные небоскребы, и беззвучных, как птицы. Они легко парили, купаясь в электромагнитных лучах звезды Соль -- отдыхали, перестраивались, готовились. Планета под ними совершенно не подозревала об их присутствии -- чего, собственно, огромные желтые предметы и хотели. Они незамеченными прошли над Гунхилли, без единого писка пролетели над мысом Канаверал; Вумера и Джодрелл-Бэнк смотрели прямо сквозь них -- а жаль, потому что именно этого рода предметы они высматривали все эти годы. Единственным среди всех их присутствие зафиксировало небольшое черное устройство, называемое суб-Ф-ирный сенсОмат, которое тихонько пискнуло. Оно покоилось в темноте в кожаном рюкзачке, который Форд Префект постоянно носил на спине. Содержимое рюкзачка Форда Префекта было на самом деле весьма интересным, и у любого земного физика глаза вылезли бы на лоб, взгляни он на эти вещи -- почему Форд всегда и прятал их, кладя наверх рюкзачка пару распечаток сценариев пьес, которые он, как подразумевалось, разучивал. Между суб-Ф-ирным сенсОматом и сценариями в его рюкзачке лежал Электронный Палец -- короткая и толстая черная палочка, гладкая и матовая, с парой плоских переключателей и кнопок на конце. Лежало там также устройство, весьма похожее на крупный калькулятор. Это устройство имело около сотни маленьких кнопочек и экранчик примерно в четыре дюйма, на который можно было в одну секунду вызвать любую из миллиона страниц текста. Выглядело оно безумно сложно, и это было одной из причин, по которым на гладкой пластиковой коробочке, в которую это устройство было встроено, были написаны слова большими дружелюбными буквами "Без паники!" Другая причина заключалась в том, что это устройство на самом деле являлось той самой в высшей степени замечательной из всех книг, которые выходили когда-либо в свет в издательских корпорациях Малой Медведицы -- "Путеводитель вольного путешественника по Галактике". Он издавался в виде микросубмезонного электронного компонента потому, что если бы его напечатали в виде обычной книги, межзвездному автостопщику понадобилось бы несколько больших зданий, чтобы носить его с собой. Под этими вещами в рюкзачке Форда лежали несколько шариковых ручек, блокнот и большое банное полотенце из "Маркса и Спенсера". В "Путеводителе вольного путешественника по Галактике" кое-что написано по поводу полотенец. Полотенце, написано в нем -- это самый многоцелевой предмет из тех, что могут оказаться у межзвездного путешественника. Оно может иметь огромную практическую ценность. В него можно завернуться для тепла, пересека холодные луны Беты Джаглана; на нем можно валяться на алмазно-мраморных песках пляжей Сантрагинуса-V, вдыхая головокружительные морские бризы; можно спать, укрываясь им, под звездами, что багровым светом освещают пустынную планету Кракофон; плавать на нем, как на плоту, по медленной тяжелой реке Моль; намочить его для рукопашного боя; обернуть вокруг головы, чтобы уберечься от вредных паров или от взгляда Кровожадного Зверя Жукобола с Трааля (умопомрачительно глупое животное, которое считает, что если вы его не видите, то и оно не может вас видеть -- тупое, как пробка, но очень кровожадное); размахивая полотенцем, можно в случае опасности подавать сигнал тревоги; ну, и, конечно же, им можно вытираться, если оно все еще кажется достаточно чистым. Более важно то, что полотенце имеет огромное психологическое значение. Почему-то, когда цивил (цивил: не вольный путешественник) обнаруживает, что у путешественника есть с собою полотенце, он автоматически предполагает, что у него есть также зубная щетка, носовой платок, мыло, коробка печенья, фляжка, компас, карта, моток веревки, жидкость от комаров, тент на случай дождя, скафандр и т.д. и т.п. Более того, в этом случае цивил с радостью одолжит путешественнику любой из этих и десятка других предметов, которые тот мог случайно "забыть". Ход мысли цивила таков: человек, который сумел объездить галактику вдоль и поперек, измерить ее ввысь и вширь, сразиться со всевозможными непредвиденностями и одолеть их, и при этом всегда знать, где его полотенце -- это, безусловно, человек, которого можно уважать. Отсюда происходит особое выражение, устойчиво вошедшее в слэнг вольных путешественников. Например: "Слушай, ты рубился с таким пиплом -- Форд Префект? Вот ништяк-чувак -- по жизни знает, где его полотенце." ("Рубиться": общаться, состоять в связи, иметь сношения, в т.ч. половые, с к.-л.; "пипл": поистине компанейский парень; "ништяк-чувак": поистине удивительно компанейский парень.) x x x Тихо лежа поверх полотенца в рюкзачке Форда Префекта, суб-Ф-ирный сенсОмат начал попискивать чаще. Мили между поверхностью планеты и огромными желтыми предметами начали сокращаться. В Джодрелл-Бэнке кто-то решил, что настало время сделать перерыв на чашечку чая. x x x -- У тебя есть с собой полотенце? -- внезапно спросил Форд Артура. Артур, боровшийся с третьей пинтой, смутно поглядел на него. -- А, что? Ну, нет... а надо? Артур уже перестал удивляться -- в этом больше не было никакого смысла. Форд огорченно прищелкнул языком. -- Пей, -- велел он. В этот миг грохот, рокот и треск с улицы покрыл негромкий шум в баре, музыку из музыкального автомата и икание человека, сидевшего рядом с Фордом и икавшего над виски, который Форд по ходу дела выставил ему. Артур поперхнулся пивом и вскочил на ноги. -- Что это? -- вскричал он. -- Ничего, -- ответил Форд. -- Еще не началось. -- Слава Богу, -- сказал Артур и выдохнул. -- Скорее всего, просто сносят твой дом, -- сказал Форд, заливая в себя последнюю пинту. -- Что? -- вскричал Артур. Внезапно чары Форда рухнули. Артур дико огляделся и бросился к окну. -- Господи! Ну, точно! Они сносят мой дом! Какого черта я делаю в пивной, Форд? -- Сейчас это уже не имеет большого значения, -- сказал Форд. -- Пусть получат свое удовольствие. -- Удовольствие? -- взвыл Артур. -- Удовольствие! -- Он снова быстро глянул в окно, чтобы убедиться, что они говорят об одном и том же. -- Да к дьяволу их с их удовольствием! -- прокричал он и выбежал из пивной, яростно размахивая почти пустой пивной кружкой. -- Остановитесь, вандалы! Разорители! -- ревел Артур. -- Безумные визиготы, прекратите немедленно! Форду пришлось последовать за Артуром. Быстро повернувшись к бармену, он спросил четыре пакета орешков. -- Пожалуйста, сэр, -- ответил бармен, высыпая пакетики на стойку, -- Двадцать восемь пенсов, будьте добры. Форд оказался очень добр -- он вручил бармену еще одну пятифунтовую банкноту и велел оставить сдачу себе. Бармен поглядел на бумажку, потом на Форда. Внезапно бармен вздрогнул: его поразило чувство острое, но совершенно незнакомое, потому что никто на Земле никогда еще не чувствовал такого. В критические минуты любая существующая во Вселенной форма жизни издает короткий и тонкий сигнал. Этот сигнал точно передает простое и почти трагическое чувство того, как далеко это существо находится от места своего рождения. На Земле невозможно быть от места своего рождения дальше шестнадцати тысяч миль, что, в сущности, не так уж далеко, и поэтому такие сигналы слишком слабы, чтобы их замечать. Форд Префект переживал очень критический момент, а родился он в 600 световых годах от Земли, в непосредственной близости к Бетельгейзе. Бармен покачнулся, пораженный сильным, непостижимым ощущением расстояния. Он не знал, что это означало, но поглядел на Форда Префекта с новым уважением, почти со страхом. -- Вы это серьезно, сэр? -- спросил он хриплым шепотом, от которого вся пивная утихла. -- Вы думаете, конец света будет? -- Да, -- ответил Форд. -- Прямо сегодня? Форд оправился. Настроение у него улучшалось. -- Ага, -- сказал он весело. -- По моим подсчетам, примерно через две минуты. Бармен не поверил своим ушам, но и только что испытанному ощущению он не мог не верить. -- И мы ничего не можем сделать? -- спросил он. -- Нет, ничего, -- ответил Форд, запихивая орешки в карманы. Кто-то в затихшей пивной вдруг рассмеялся над тем, как глупо стали выглядеть все остальные. Человек, сидевший рядом с Фордом, уже слегка поднабрался. Глаза его сфокусировались на Форде. -- Помнится, -- сказал он, -- когда наступает конец света, надо лечь и надеть на голову бумажный пакет -- или что-то в этом роде. -- Пожалуйста, если хотите, -- разрешил Форд. -- Так нам в армии говорили, -- сказал человек и снова принялся наводиться на стакан с виски. -- Это поможет? -- спросил бармен. -- Нет, -- ответил Форд и дружески улыбнулся. -- Ну, -- сказал он, -- мне пора. Помахав на прощанье рукой, он вышел. С секунду в пивной было тихо, а потом весьма бесцеремонно снова рассмеялся тот тип, что засмеялся в первый раз. Девица, которую он притащил с собой в пивную, на протяжении последнего часа или около того чувствовала к нему неуклонно растущее отвращение, и ей, вероятно, было бы приятно узнать, что через полторы минуты этот тип внезапно превратится в вихрь водорода, озона и углекислого газа. Однако в этот момент она и сама превратится в то же самое и вряд ли сможет в полной мере получить удовольствие. Бармен прочистил горло и услышал свой голос: -- Делаем последние заказы! Огромные желтые машины начали снижаться и прибавили ходу. Форд знал о них. Он, конечно, предпочел бы, чтобы все вышло как-нибудь иначе. Артур уже почти добежал по дорожке до своего дома. Он не замечал, как холодно вдруг стало вокруг, он не заметил ветра, не заметил внезапного необъяснимого порыва дождя. Он не видел ничего, кроме гусеничных бульдозеров, ползающих по куче, которая была его домом. -- Варвары! -- кричал он. -- Я отсужу у управления все до пенса! Я вас повешу, утоплю и четвертую! И высеку! И сварю в масле, пока... пока... пока вы не запросите пощады!.. Форд бежал за Артуром очень быстро. Очень-очень быстро. -- А потом начну все сначала! -- кричал Артур. -- А потом, когда закончу, смету все мелкие кусочки и на них попрыгаю! Артур не замечал, что люди бегут от бульдозеров; не замечал, что мистер Проссер во все глаза глядит в небо. Мистер Проссер увидел огромное желтое нечто, с воем рассекающее тучи. Невозможно огромное желтое нечто. -- И буду прыгать на них, -- кричал Артур, не останавливаясь, -- пока у меня не начнутся колики, или пока я не придумаю что-нибудь еще более ужасное, а потом... Артур поскользнулся, упал набок, прокатился немного и оказался лежащим на спине. Наконец-то он заметил, что что-то происходит. Он уставил палец в небо. -- Это еще что за чертовщина? -- взвизгнул он. Что бы это ни было, оно мчалось по небу во всей своей чудовищной желтизне, разрывая небо на части умопомрачительным ревом, и воздух схлопывался за ним с грохотом, вдавливавшим уши на шесть футов внутрь черепа. Следующее нечто летело за первым точно так же, только громче. Трудно сказать точно, что делали сейчас люди на всей поверхности планеты, потому что и сами они не знали толком, что делали. Во всяком случае, они не делали ничего осмысленного -- вбегали в дома, выбегали из домов, кричали -- неслышно из-за шума. Улицы городов всего мира были полны людей; машины врезались друг в друга, когда грохот обрушивался на них и прокатывался дальше, как цунами, над холмами и долинами, пустынями и океанами, казалось, раздавливая все, на что обрушивался. И лишь один человек во всем мире стоял и смотрел на небо с невыразимой печалью в глазах и резиновыми затычками в ушах. Он точно знал, что происходит, и знал это с той самой минуты, как его суб-Ф-ирный сенсОмат разбудил его, начав попискивать в ночной тишине под подушкой. Этого мгновения он ждал долгие годы; но когда он расшифровал полученный сигнал, сидя в своей маленькой комнатке, холод сжал его сердце. Изо всех рас в Галактике, которые могли заглянуть и сказать "привет!" планете Земля, подумал он, почему, ну, почему это должны были быть именно вогоны?! Однако, он знал, что делать. Когда корабль вогонов с ревом пронесся в воздухе над ним, Форд открыл свой рюкзачок. Он выбросил оттуда папку с надписью "Джозеф и удивительная одежда снов", выбросил книжку "Божьи чары": там, куда он отправляется, это ему не пригодится. Все было готово, все приготовлено. Он знал, где его полотенце. x x x Внезапная тишина поразила Землю. Она была еще хуже, чем грохот, если только такое возможно. Некоторое время не происходило ничего. Огромные корабли неподвижно висели в воздухе над всеми народами Земли. Они зависли, огромные, тяжелые и невесомые, как надругательство над природой. Многие люди впали в шоковое состояние, пытаясь осознать, что же они видят. Корабли висели в небе практически именно так, как висели бы кирпичи -- если бы могли. И некоторое время ничего не происходило. А потом раздалось мягкое шуршание, внезапный шепот отовсюду. Каждый аудиокомбайн, каждый радиоприемник, каждый телевизор, каждый магнитофон, плэер и проигрыватель на планете тихо включились сами собой. Каждая жестянка, каждое ведро, каждое окно, каждая машина, каждая рюмка, каждый лист ржавой жести превратились в акустическое устройство совершенного качества. Прежде, чем Земля исчезла, ее превосходно использовали для воспроизведения звука, выстроив из нее величайшую систему широкого вещания. Но это был не концерт, не музыка, не триумфальные фанфары, а простое объявление. -- Вниманию жителей Земли, -- сказал голос, и голос был чудесный -- чудесный квадрафонический звук с таким низким уровнем искажения, что и храбрец бы зарыдал. -- Говорит Простатик Вогон Джельтц из Галактического Управления по Планированию Подпространства, -- продолжал голос. -- Как вы, без сомнения, знаете, согласно комплексному плану развития внешних районов Галактики, через вашу звездную систему будет построено гиперпространственное скоростное шоссе, и ваша планета значится в списке предназначенных к сносу. Этот процесс займет чуть меньше двух ваших земных минут. Благодарю за внимание. Система выключилась. Невообразимый ужас охватил задравших головы жителей Земли. Ужас медленно расходился по толпам, словно они были железными опилками на листе бумаги, а под ними двигался магнит. Снова вспыхнула паника, отчаянная паника бегства, но бежать было некуда. Заметив это, вогоны снова включили свою систему. Она сказала: -- Не надо делать такой удивленный вид. Все карты, проекты и распоряжения о сносе висят на доске объявлений в вашем районном отделении Управления на Альфе Центавра уже пятьдесят ваших земных лет, так что у вас было достаточно времени, чтобы обжаловать решение по всем правилам. А теперь возмущаться несколько поздновато. Система снова умолкла, и эхо прокатилось по земле. Огромные корабли легко и плавно повернулись в небе. В днище их открылись люки, черные дыры в пустоту. К этому времени кто-то где-то включил радиопередатчик, нащупал волну и передал сообщение на корабли вогонов -- сообщение от имени всей планеты. Никто так и не услышал, что было в нем, услышали только ответ. Система снова ожила. В голосе прозвучало раздражение. Он сказал: -- Что значит, никогда не были на Альфе Центавра? Слушайте, это же от вас всего четыре световых года езды!.. А что, по-вашему, я должен был этим заниматься вместо вас?.. Что? Это ваши собственные проблемы! Включить лучи уничтожения. Из люков хлынул свет. -- Да ну, -- сказал голос на всю Землю, -- какая-то пошлая скучная планетка. Она мне совершенно несимпатична. -- И голос выключился. Повисло ужасное, жуткое молчание. Потом ужасный, жуткий шум. Потом ужасное, жуткое молчание. Вогонский Дорожно-Строительный флот унесся в чернильную звездную пустоту. 4. Далеко в противоположном спиральном рукаве Галактики, в пятистах тысячах световых лет от звезды Соль, Зафод Библброкс, президент Имперского Галактического Правительства, мчался по морям Дамограна, и его дельта-глиссер с ионным мотором посверкивала в лучах дамогранского солнца. Жаркий Дамогран; далекий Дамогран; Дамогран, о котором почти никто ничего не слышал. Дамогран, секретная база "Золотого Сердца". Глиссер скользил по воде. До места назначения ему еще оставалось некоторое время, потому что Дамогран -- планета, довольно неудобно устроенная. На ней нет ничего, кроме средних и мелких пустынных островов, разделенных очень приятными, но чересчур уж широкими пространствами океана. И глиссер скользил по воде. Из-за своей топографической несуразности Дамогран всегда был пустующей планетой. Именно поэтому Имперское Галактическое Правительство выбрало Дамогран для проекта "Золотое Сердце": потому что он был таким пустующим, а "Золотое Сердце" было таким секретным. Глиссер зарывался и подпрыгивал на волнах моря, разделявшего главные острова единственного на всей планете архипелага, имевшего мало-мальски осмысленные размеры. Зафод Библброкс направлялся из маленького космопорта на острове Пасхи (это название -- совершенно случайное совпадение: на галактик-спиче "пасхи" означает "маленький, плоский и светло-бурый") к острову "Золотого Сердца", который по другому случайному совпадению назывался Франция. Одним из побочных эффектов работы над "Золотым Сердцем" было огромное количество случайных совпадений. Но ни в коей мере не было совпадением то, что сегодняшний день, день кульминации работы над проектом, великий день снятия завесы, день, когда "Золотое Сердце" будет наконец представлено восхищенной Галактике, был также днем великих свершений для Зафода Библброкса. Ради этого дня он и решил некогда избираться в президенты -- решение, которое заставило волны изумления прокатиться по всей Имперской Галактике: Зафод Библброкс -- президентом??? Тот самый Зафод Библброкс? Тем самым президентом? Многие увидели в этом неопровержимое доказательство тому, что вся населенная Вселенная окончательно сошла с ума. Зафод усмехнулся и поддал газу. Зафод Библброкс, искатель приключений, бывший хиппи, бездельник (жулик? -- вполне возможно), хулиган и отвратительный тип, пользовался репутацией фигуры совершенно несерьезной. И вдруг -- президент? Никто еще не сошел с ума; во всяком случае, не настолько. И только шесть человек во всей Галактике, которые знали, как она управляется, понимали, что с того момента, как Зафод Библброкс объявил о своем решении баллотироваться в президенты, вопрос был более-менее решенный: Зафод -- идеальная кандидатура для этого поста.1 Чего они совершенно не знали, так это причины, толкнувшей Зафода на этот шаг. Зафод круто повернул, подняв стену брызг, сверкающих на солнце. Итак, сегодня! Сегодня тот день, когда они поймут, к чему стремился Зафод. Сегодня -- день, венчающий все президентство Зафода Библброкса. Сегодня к тому же ему исполняется двести лет, но это не более, чем еще одно случайное совпадение. Зафод несся по дамогранским морям и улыбался, предвкушая, какой это будет чудесный и восхитительный день. Он расслабился и лениво забросил руки за спинку сидения. Глиссер он вел дополнительной рукой, которую давеча приделал под своей правой, чтобы удобнее было кататься на водных лыжах. -- Ого-го! -- говорил он себе, -- Да, чувак, ты реально крут! Но нервы его были натянуты, как струны. Песчаный остров Франция был похож на полумесяц и имел двадцать миль в длину и пять миль в поперечнике. В сущности, это был не столько остров как таковой, сколько изгиб границы большого залива. Это впечатление усиливалось тем, что внутренняя линия полумесяца состояла почти сплошь из обрывистых скал. От вершин скал начинался склон, продолжавшийся все пять миль до противоположного берега. На вершине скалы стоял административный корпус. В нем обитали в основном инженеры и исследователи, выстроившие "Золотое Сердце" -- большей частью гуманоиды, хотя среди них мелькали рептилоиды-атомщики, двое или трое зеленых похожих на эльфов максимегалактиан, пара осьминоидов-физуктуралистов и один хулуву (хулуву -- это сверхразумный оттенок синего цвета). Все, кроме хулуву, были разодеты в разноцветные парадные лабораторные халаты; хулуву по такому случаю преломился в специально поставленной для этого призме. Всех собравшихся охватывала дрожь высочайшего восторга. Все вместе и каждый в отдельности, они превзошли самые отдаленные пределы законов физики, перестроили саму основу ткани материи, выпрямили, искривили и уничтожили законы вероятности и невероятности; но величайший трепет они испытывали от предстоящей встречи с человеком, носившим на шее оранжевую ленту. (Оранжевую ленту по традиции носил президент Галактики.) Для них даже не имело бы значения, если бы они узнали, какой властью в действительности обладает президент Галактики: а именно -- никакой. Только шесть человек во всей Галактике знали, что задача галактического президента не в том, чтобы обладать властью, а в том, чтобы отвлекать внимание от нее. И Зафод Библброкс выполнял свою работу изумительно. Ослепленные солнцем и морем люди, затаив дыхание, смотрели, как президентский катер огибает мыс и входит в залив. Сверкая и сияя, он скользил по морю, закладывая широкий плавный поворот. В сущности, глиссеру вовсе не нужно было касаться воды, поскольку его держало над ней облако ионизованных атомов -- но исключительно ради эффекта он имел тонкие подводные крылья, которые можно было опускать в воду. Они со свистом поднимали нарезанные пласты воды в воздух и вспахивали в море глубокие борозды, разгоняя огромные волны, которые с пеной обрушивались за кормой глиссера, пересекавшей залив. Зафод любил эффектность: в этом он был большой специалист. Зафод резко крутанул руль -- глиссер развернулся, бросив широкий полукруг брызг на прибрежные утесы, и застыл, слегка покачиваясь на волнах. Через несколько секунд он выпрыгнул на палубу, улыбнулся и помахал рукой трем миллиардам зрителей. Три миллиарда зрителей не присутствовали на самом деле, а следили за каждым его жестом глазами маленькой автоматической объемной камеры, которая подобострастно следовала за Зафодом по воздуху. Объемные снимки президентских фокусов и выходок были чрезвычайно популярны; в этом и состояло их предназначение. Зафод снова усмехнулся. Три миллиарда и еще шесть человек не знали пока этого, но сегодня их ждал фокус посильнее всего, чего они могли ожидать. Робот-камера крупным планом наехала на наиболее популярную из двух голов Зафода, и тот снова помахал рукой. В первом приближении внешность его была гуманоидной, за исключением дополнительной головы и третьей руки. Замечательные волосы его торчали во все стороны, в голубых глазах светилось что-то, совершенно не поддающееся определению, а подбородки его, как всегда, были слегка небриты. Шестиметровый прозрачный шар подплыл к катеру, крутясь и подпрыгивая, сверкая хрусталем в лучах солнца. Внутри шара плавал широкий полукруглый диван, обитый шикарной красной кожей: чем больше подпрыгивал и крутился шар, тем более неподвижно и прочно стоял диван, надежный, как скала. Опять же, для эффектности, как и все остальное. Через стену Зафод шагнул внутрь шара и развалился на диване. Две свои руки он раскинул по спинке дивана, а третьей смахнул какую-то пылинку с колена. Оглянувшись обеими головами, он улыбнулся и задрал ноги. "Щас спою!" -- подумал он. Вода под шаром вскипела, забурлила и поднялась мощной струей. Шар взмыл в воздух, подпрыгивая и крутясь на струе воды. Он поднимался все выше и выше, отбрасывая отблески света на поверхность скалы. Шар все поднимался на струе воды, которая обрушивалась в воду в сотне футов под ним. Зафод улыбнулся, поглядев на себя со стороны. В высшей степени причудливое транспортное средство, но в высшей степени красивое. На вершине скалы шар на мгновение замер, подлетел к желобу, по нему прокатился до небольшой вогнутой платформы и на ней остановился. Под оглушительные аплодисменты Зафод Библброкс вышел из шара, и его оранжевая лента засверкала в лучах солнце. Президент Галактики прибыл. Он подождал, пока аплодисменты стихнут, и поднял руки. -- Привет, -- сказал он. К нему подскочил правительственный паук и попытался всунуть ему в руки копию написанной для него речи. Страницы оригинала с третьей по седьмую лениво плавали сейчас по дамогранскому морю милях в пяти от залива. Страницы первую и вторую спас дамогранский лапчатокрылый орел, и уже приспособил их к необычному новой формы гнезду, которое он недавно изобрел. Оно было выстроено почти полностью из папье-маше, и свежевылупившийся орленок положительно не мог разломать его и вывалиться наружу. Дамогранский лапчатокрылый орел слышал что-то о роли естественного отбора в эволюции, но не желал иметь с этим ничего общего. Зафоду Библброксу написанная речь была не нужна, и он вежливо отклонил то, что протягивал ему паук. -- Привет, -- сказал он снова. Все пожирали его глазами, или, по крайней мере, почти все. Зафод нашел в толпе Триллиан -- девушку, с которой он познакомился недавно, объезжая планеты инкогнито с целью позабавиться. Она была стройна, смугла, гуманоидна, с длинными волнистыми волосами, чувственным ртом, забавным маленьким носиком и шикарными карими глазами. Из-за красного шарфа, завязанного так, как это делала только она, и длинного развевающегося коричневого шелкового платья она смутно напоминала аравитянку. Однако, конечно, никто из присутствующих никогда не слышал об аравитянах. Арабы совсем недавно исчезли из Вселенной, да и когда они еще существовали, они обитали в пятистах тысячах световых лет от Дамограна. Триллиан не представляла собой ничего особенного, по крайней мере, так считал Зафод. Она просто много путешествовала с ним и говорила ему в лицо то, что думает о нем. -- Привет, красотка! -- сказал Зафод ей. Она быстро состроила недовольную гримаску и отвернулась. Потом она снова посмотрела на него, уже теплее -- но теперь он смотрел в другую сторону. -- Привет, -- сказал Зафод группе существ -- представителей прессы, которые стояли неподалеку и ждали, что Зафод наконец покончит с приветами и начнет давать материал. Им он улыбнулся особо, потому что знал, что близится момент, когда он даст им чертовски сильный материал. Однако, то, что он стал говорить затем, было не совсем то, чего они ждали. Кто-то из чиновников-церемониймейстеров с раздражением понял, что Президент явно не настроен читать превосходно закрученную речь, написанную для него, и нажал кнопку на устройстве дистанционного управления в своем кармане. Огромный белый купол, что возвышался вдали перед собравшимися, треснул посередине, раскололся и медленно сложился наземь. Все затаили дыхание, хотя прекрасно знали, что там будет, потому что они сами построили это. Под ним оказался огромный звездолет, ста пятидесяти метров в высоту, имевший форму шикарной кроссовки, безупречно белый и умопомрачительно красивый. В самом сердце его, невидимая, лежала маленькая золотая коробочка, в которой хранилось самое сумасшедшее устройство из всех, что были придуманы до сих пор; устройство, которое сделало этот корабль уникальным во всей истории галактики; устройство, давшее кораблю его название -- "Золотое Сердце". -- Вау! -- сказал Зафод Библброкс, увидев "Золотое Сердце". Ничего другого сказать он не мог. И он повторил еще раз, потому что знал, что это не нравится прессе: -- Вау! Собравшиеся выжидательно смотрели на него. Он подмигнул Триллиан, которая подняла брови и взглянула на него. Она знала, что он собирается сказать, и подумала, что смотрится он потрясающе. -- Это обалденная штука! -- сказал Зафод Библброкс. -- Нет, правда, это действительно обалденная штука! Она такая офигительно обалденная, что я, пожалуй, украду ее! Восхитительное президентское высказывание, совершенно президентское по форме. Зрители посмеялись, оценив остроту, корреспонденты обрадованно понажимали кнопки на своих суб-Ф-ирных ньюсОматах, а Президент широко улыбнулся. Он улыбнулся, сердце его невыносимо екнуло, и он нащупал пальцем маленькую парализОматическую бомбу, тихо лежавшую в его кармане. Наконец, терпение его лопнуло. Он воздел руки к небу, издал дикий клич, состоявший из мажорных терций, бросил бомбу на землю и побежал через строй внезапно застывших улыбок. 5. Простатик Вогон Джельц не был хорош собой даже по вогонским меркам. Купол его носа возвышался над низким поросячьим лбом. Темно-зеленая жесткая кожа была достаточно толстой, чтобы играть в темные игры вогонской Государственной Службы -- и играть неплохо, следует отметить -- и достаточно непромокаемой, чтобы неограниченное время существовать на глубине до тысячи футов безо всякого вреда для себя. Конечно, он никогда не нырял на такую глубину. На это у него не было времени. Таким он был потому, что биллионы лет назад, когда первые вогоны выползли из вязких первобытных морей Вогсферы и плюхнулись, пыхтя, на девственные берега этой планеты, в то утро, когда их осветили первые лучи яркого молодого солнца Вогсоль, силы эволюции словно бы отказались от вогонов, сочтя их безобразной и грустной ошибкой и отвернувшись с отвращением от них . С тех пор вогоны не развивались; они не должны были выжить. Но вогоны выжили -- в немалой степени благодаря упертости и тугоумному упрямству этих существ. «Эволюция?» -- сказали они себе. -- «Не больно-то надо!» И того, в чем природа им отказала, они добивались без ее участия, до тех пор, пока не научились исправлять самые вопиющие свои анатомические несуразности хирургическим путем. В то же время силы природы на планете Вогсфера отрабатывали сверхурочные, стараясь исправить свою ошибку. Они вывели мерцающих, как драгоценности, шустрых крабов, которых вогоны пожирали, разбивая их панцири железным молотком; высокие прекрасные деревья, такие стройные и разноцветные, что дух захватывало -- их вогоны валили, жгли и на огне жарили мясо крабов; элегантных существ, похожих на газелей, с шелковистой шерсткой и влажными глазами -- которых вогоны ловили и усаживались на них верхом. Использовать их как транспорт вогоны не могли, потому что спины у тех сразу ломались, но вогоны все равно ловили их и усаживались на них верхом. Так планета Вогсфера прозябала на протяжении тоскливых тысячелетий, пока вогоны неожиданно не открыли законы межзвездных путешествий. За несколько коротких вог-лет все до единого вогоны перебрались в сектор Мегабрантис, политический центр галактики, и теперь составляют там необычайно мощный костяк Галактических Государственных Служб. Они постарались приобрести образование, стиль и освоить общественный этикет, но в остальном современный вогон мало отличается от своих примитивных предков. Каждый год они импортируют со своей родной планеты двадцать семь тысяч мерцающих, как драгоценности, шустрых крабов, чтобы в праздничную ночь подвыпившие вогоны могли разносить их на кусочки железными молотками. Простатик Вогон Джельц был совершеннейшим вогоном по своему характеру. К тому же он не любил вольных путешественников. x x x Где-то в темной маленькой каютке в недрах флагмана Простатика Вогон Джельца, нервно зажглась маленькая спичка. Тот, кто зажег ее, не был вогоном, но знал о них все и имел все основания нервничать. Имя его было Форд Префект1. Он оглядел каюту, но увидел очень немного: странные и страшные тени наклонялись и прыгали от маленького неровного огонька, но все было тихо. Форд тихонько поблагодарил дентрасси. Дентрасси -- своенравное племя гурманов и обжор, дикие, но симпатичные ребята, которых вогоны недавно стали нанимать на свои корабли дальнего плавания коками, хорошо понимая, что те всегда будут верны своей природе. Это вполне устраивает дентрасси, потому что они любят вогонские деньги, одну из самых твердых валют в космосе, но презирают самих вогонов. Единственный вогон, вид которого доставляет дентрасси удовольствие -- это рассерженный вогон. Именно благодаря знанию этих незначительных фактов Форд Префект и не был сейчас сгустком молекул водорода, озона и угарного газа. Форд услышал слабый стон. При свете спички он увидел что-то большое, пошевелившееся на полу. Он быстро погасил спичку, сунул руку в карман, нашел то, что искал, и достал из кармана. Он присел на пол. Тело на полу снова пошевелилось. Форд Префект сказал: -- Я купил орешков. Артур Дент пошевелился и застонал снова, пробормотав что-то неразборчивое. -- На, поешь, -- посоветовал Форд, тряхнув пакетиком. -- Если ты раньше никогда не проходил через луч переноса материи, то, наверно, потерял массу солей и белков. Пиво, которое ты выпил, должно было немного смягчить эффект. -- Брррррр... -- выговорил Артур Дент. Он открыл глаза. -- Темно... -- сказал он. -- Ага, -- подтвердил Форд Префект, -- темно. -- Света нет, -- сказал Артур Дент. -- Темно... Света нет... Чего еще Форд Префект так и не смог понять в людях, так это их привычку постоянно утверждать и повторять очевидные вещи, типа "сегодня чудесный день" или "ты такой высокий" или "дорогой, у тебя такой вид, будто ты упал в канализационный люк, у тебя все в порядке?" Сперва Форд даже выработал теорию, объяснявшую это странное поведение. Если бы люди не упражняли постоянно свой ротовой аппарат, думал он, у них, наверно, срослись бы челюсти. После нескольких месяцев наблюдений и размышлений Форд сменил эту теорию на другую. Если люди перестанут упражнять свой ротовой аппарат, подумал он, у них начнут работать мозги. Через некоторое время Форд отбросил и эту теорию как чересчур циничную и решил, что, несмотря ни на что, люди ему все-таки нравятся, хотя жуткое количество вещей, о которых они не имеют ни малейшего представления, отчаянно мешает ему. -- Да, -- согласился он с Артуром, -- света нет. Форд угостил Артура орешками. -- Как ты себя чувствуешь? -- спросил он. -- Как воинская часть, -- ответил Артур. -- Какие-то органы во мне, похоже, празднуют дембель. В темноте Форд оторопело уставился на Артура. -- Если я спрошу тебя, где мы находимся, -- слабым голосом спросил Артур, -- я не пожалею об этом? Форд поднялся на ноги. -- Мы в безопасности, -- сказал он. -- Это хорошо, -- вздохнул Артур. -- Мы находимся в кладовке камбуза, -- продолжал Форд, -- на одном из космических кораблей Вогонского Дорожно-Строительного Флота. -- Да? В таком случае это странное значение слова "безопасность", -- заметил Артур, -- я с таким раньше не встречался. Форд зажег еще одну спичку, чтобы найти выключатель. Чудовищные тени снова закачались и запрыгали по стенам. Артур с трудом встал и опасливо повертел головой по сторонам. Отвратительно чуждые силуэты, казалось, окружили его, в воздухе были густо замешаны непонятные запахи, забиравшиеся прямо в легкие, но не становившиеся от этого более понятными, а глухой нервирующий шум где-то внизу не давал Артуру собраться с мыслями. -- Как мы сюда попали? -- спросил Артур, подрагивая. -- Застопили попутку, -- ответил Форд. -- Прошу прощения, -- сказал Артур, -- Ты хочешь сказать мне, что мы подняли палец, и зеленое чудище с квадратными глазами высунуло голову и сказало "Привет, ребята, запрыгивайте быстрей, я вас подброшу до отворота на Бэйзингсток"? -- Ну, Палец в нашем случае -- это электронное суб-Ф-ирное сигнальное устройство, отворот находится у Звезды Барнарда в шести световых годах отсюда, но в остальном все более или менее верно. -- А чудище с квадратными глазами? -- Оно действительно зеленое. -- Отлично, -- сказал Артур, -- и когда я попаду домой? -- Никогда, -- ответил Форд Префект и нашел выключатель. -- Прикрой глаза, -- сказал он и включил свет. Форд и сам несколько удивился. -- Боги, -- проговорил Артур, -- так вот как выглядит летающая тарелка изнутри!.. x x x Простатик Вогон Джельц волочил свое безобразное зеленое тело по капитанскому мостику. Он всегда бывал смутно раздражен после уничтожения населенных планет. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и сказал ему, что это было сделано неправильно, и тогда он наорал бы на него и почувствовал бы себя лучше. Джельц плюхнулся в свое кресло всей тяжестью в надежде, что оно сломается и даст-таки ему повод рассердиться, но кресло только издало жалобный скрип. -- Вон! -- заревел Простатик на молодого вогона-рядового, который вошел на мостик. Рядовой тотчас же с облегчением исчез. Он был рад, что не ему придется доложить о сообщении, только что полученном на корабле. Сообщение было официальным, и в нем говорилось, что на правительственной научно-исследовательской базе на Дамогране только что был продемонстрирован общественности новый чудесный вид космических кораблей, которые отныне сделают все подпространственные скоростные шоссе ненужными. Открылась другая дверь, но на этот раз вогонский капитан не крикнул ничего, потому что это была дверь камбуза, где дентрасси готовили еду. Поесть сейчас было бы недурно. Большое мохнатое существо вошло в дверь с подносом. Оно идиотически улыбалось. Простатик Вогон Джельц обрадовался. Он знал, что когда у дентрасси такой довольный вид, то это значит, что где-то на корабле происходит что-то, что рассердит его по-настоящему. x x x Форд и Артур глядели по сторонам. -- Ну, что скажешь? -- спросил Форд. -- Тут слегка неприбрано, ты не находишь? Форд посмотрел на продавленные матрасы, немытые тарелки и неопознанные фрагменты пахучего инопланетного нижнего белья, валявшиеся по всей тесноте каюты. -- Ну, понятно, это же рабочий корабль, -- сказал он. -- Это спальный кубрик дентрасси. -- Мне показалось, ты назвал их "вогоны" или что-то вроде того? -- Ну да, -- подтвердил Форд. -- Вогоны управляют кораблем, а дентрасси служат коками. Они и впустили нас на борт. -- Я запутался, -- сообщил Артур. -- Смотри сюда, -- сказал Форд. Он сел на один из матрасов и порылся в своем рюкзачке. Артур недоверчиво потыкал матрас и присел рядом. На самом деле, недоверие его было излишним, потому что все матрасы, выросшие на болотах Дзеты Сквернистворы, очень тщательно умерщвляют и сушат перед тем, как пустить в употребление. Очень немногие из них оживают снова. Форд протянул книгу Артуру. -- Что это? -- спросил Артур. -- "Путеводитель вольного путешественника по Галактике". Это такая электронная книга. Она расскажет тебе все, что нужно знать обо всем. Для того она написана. Артур повертел книгу в руках. -- Обложка мне нравится, -- сказал он. -- "Без паники!" -- это первые понятные и полезные слова, которые я услышал за сегодняшний день. -- Вот как она работает, -- сказал Форд. Он забрал ее у Артура, который все еще держал ее, как держат дохлого двухнедельного птенца жаворонка, и вынул из обложки. -- Нажимаешь вот эту кнопку, загорается экран, и на нем -- оглавление. Загорелся экран, примерно три на четыре дюйма, и на его поверхности замерцали символы. -- Ты хочешь узнать о вогонах, поэтому я ввожу это слово. -- Пальцы Форда пробежались по кнопкам. -- Вот, пожалуйста. На экране загорелись зеленые слова "Дорожно-Строительный Флот Вогонов". Форд нажал большую красную кнопку под экраном, и по экрану поплыли строки. Одновременно книга начала говорить свой текст тихим, спокойным, размеренным голосом. Вот что сказала книга. "Дорожно-Строительный Флот Вогонов. Что делать, если вы хотите подброситься на вогонах? Забудьте об этом. Вогоны -- один из самых неприятных народов в Галактике: не то, чтобы злые, но обладающие отвратительным характером толстокожие бюрократы и чинуши. Они не пошевелят и пальцем, чтобы спасти свою собственную бабушку от Кровожадного Зверя Жукобола с Трааля, без приказа, заверенного в трех экземплярах, входящего, исходящего, запрошенного, утерянного, найденного, переданного на общее расследование, снова потерянного, окончательно истлевшего и выброшенного в мусор. Лучший способ раскрутить вогона на выпивку -- это засунуть палец ему в глотку, а лучший способ вывести его из себя -- это скормить его бабушку Кровожадному Зверю Жукоболу с Трааля. Ни в коем случае не позволяйте вогону читать вам стихи." Артур посмотрел на это с недоумением. -- Странно. А как же тогда нам удалось напроситься? -- В том-то и дело. Книга устарела, -- сказал Форд, вкладывая книгу обратно в обложку. -- Я работаю внештатным корреспондентом для нового пересмотренного издания, и среди того, что мне придется включить в него -- это то, что вогоны теперь нанимают коками дентрасси. Что дает нам маленький, но исключительно полезный шанс. Артур поморщился, как от боли: -- А кто такие дентрасси? -- спросил он. -- Классные ребята, -- ответил Форд. -- Они -- лучшие повара и лучшие мастера по коктейлям, а все остальное им абсолютно до фени. И они всегда подсаживают стопщиков, отчасти потому, что любят компанию, а отчасти потому, что это злит вогонов. А это именно то, что нужно знать, если ты -- бедный стопщик, который хочет увидеть чудеса Вселенной меньше, чем за тридцать альтаирских долларов в день. Вот такая у меня работа. Интересно, правда? Артур выглядел растерянным. -- Пожалуй, -- сказал он и покосился на другие матрасы. -- К несчастью, я проторчал на Земле несколько больше, чем собирался, -- сказал Форд. -- Прибыл на неделю, а застрял на пятнадцать лет. -- А как же ты добрался до Земли? -- Легко. Доехал на одном папике. -- Папике? -- Ага. -- Э-э, а что такое... -- Папик? Папики это богатые дядьки, которым нечего делать. Они шастают туда-сюда, ищут планеты, которые еще не вошли в межзвездный контакт, и прикалываются над ними. -- Прикалываются? -- Артуру начало казаться, что Форду доставляет удовольствие мучить его. -- Вот именно, -- сказал Форд, -- прикалываются. Находят какое-нибудь безлюдное место, приземляются прямо на какого-нибудь доходягу, которому никто все равно не поверит, и начинают маршировать перед ним с дурацкими антеннами на голове, бибикая и пипикая. Как дети, честное слово! -- Форд откинулся на матрасе, заложив руки за голову. Он имел вид человека, очень довольного собой. -- Форд, -- позвал его Артур, -- Не знаю, может быть, это дурацкий вопрос, но -- что я здесь делаю? -- Ты же прекрасно знаешь, -- сказал Форд. -- Я спас тебя с Земли. -- А что случилось с Землей? -- Все. Ее снесли. -- То есть, как? -- спросил Артур недоверчиво. -- Да вот так. Она испарилась в космосе. -- Слушай, -- сказал Артур. -- Но это же кошмар! Форд нахмурился, и, казалось, повертел эту мысль в голове так и сяк. -- Да, это можно понять, -- сказал он, наконец. -- Можно понять?! -- вскричал Артур. -- Можно понять?!! Форд подпрыгнул от неожиданности. -- Смотри на книгу! -- прошипел он. -- Что? -- "Без паники"! -- Да кто паникует-то?! -- Да ты же и паникуешь! -- Ну, хорошо, я паникую. А что же мне еще делать? -- Отправиться со мной и классно потусоваться. Галактика -- прикольное место. Тебе надо засунуть вот эту рыбку в ухо. -- Не понял? -- переспросил Артур, как ему показалось, довольно вежливо. Форд держал в руках маленькую стеклянную баночку, в которой вполне очевидно бултыхалась маленькая желтая рыбка. Артур вытаращился на Форда. Ему хотелось ухватиться хоть за что-нибудь простое и знакомое. Он успокоился бы, если бы посреди дентрассиевского белья, кучи сквернистворских матрацев, рядом с человеком с Бетельгейзе, держащим в руках маленькую желтую рыбку и предлагающим засунуть ее в ухо, нашелся бы хотя бы пакетик кукурузных хлопьев. Но пакетика не было, и Артур не мог успокоиться. Внезапно жуткий шум обрушился на них из неизвестного источника. Артур застыл, как вкопанный, от звуков, похожих на то, как если бы кто-то пытался прополоскать горло, одновременно отбиваясь от стаи волков. -- Тихо! -- сказал Форд. -- Послушай, это может быть важно. -- Ва... важно? -- Это вогонский капитан делает объявление с корабельного узла. -- Ты хочешь сказать, что так вогоны разговаривают? -- Слушай же! -- Но я не понимаю по-вогонски! -- Тебе и не надо. Просто засунь рыбку в ухо. Форд молниеносным движением прижал свою ладонь к уху Артура, и тот почувствовал с отвращением, как рыбка скользнула в глубину его слухового канала. В ужасе Артур схватился за ухо и постоял так пару секунд, а потом медленно повернулся, и глаза его вылезли на лоб от удивления. Ощущение его было слуховым эквивалентом того, что испытываешь, глядя на два черных силуэта человеческих лиц и вдруг обнаруживая, что на картинке нарисован подсвечник. Или когда смотришь на массу цветных точек на листе бумаге и вдруг узнаешь в них цифру шесть и понимаешь, что окулист собирается выкачать из тебя кучу денег на новые очки. Артур по-прежнему слышал воющее бульканье, он знал это, но теперь в нем заключался прекрасный литературный английский. Вот что он услышал... 6. -- Ву-у ву-у гррбл ву-у гррббл ву-у ву-у ву-у гррббл ву-у гррббл ву-у ву-у гррббл гррббл ву-у гррббл гррббл гррббл ву-у бляппс хр-р-рр веселиться. Повторяю. Говорит ваш капитан, поэтому прекратите все дела и слушайте. Во-первых, по приморам я вижу, что у нас на борту парочка пассажиров. Приветствую вас, где бы вы ни были. Хочу, чтобы вам стало абсолютно ясно, что вам здесь не рады. Я долго трудился для того, чтобы попасть туда, где сейчас нахожусь, и я стал капитаном вогонского дорожно-строительного корабля не затем, чтобы превратить его в такси для дегенератов, которые таскаются без дела туда-сюда. Я выслал отряд на поиски, и как только они найдут вас, я выброшу вас с корабля. Если вам очень повезет, может быть, перед тем я почитаю вам немного своих стихов. Во-вторых, мы готовимся к прыжку в гиперпространство к Звезде Барнарда. По прибытии мы встанем в док для ремонта на 72 часа, и в это время никто не покидает корабль. Повторяю, все увольнения на планету отменяются. У меня был неудачный роман, и я не считаю, что кто-то другой должен веселиться. Конец сообщения. Завывания и бульканья смолкли. Артур к своему неудовольствию обнаружил, что лежит, свернувшись клубком, на полу, обхватив руками голову. Он слабо улыбнулся. -- Очаровательный человек, -- сказал он. -- Хотел бы я, чтобы у меня была дочь -- запретил бы ей выйти за него замуж. -- Нет нужды, -- ответил Форд. -- Привлекательности в них не больше, чем в аварии на шоссе, -- добавил он, и Артур начал разворачиваться. -- Лучше приготовься к прыжку в гиперпространство. Это так же неприятно, как перепой. -- А что такого неприятного в перепое? -- Пить хочется. Артур подумал об этом. -- Форд, -- сказал он. -- Да? -- Что делает эта рыба в моем ухе? -- Переводит тебе. Это вавилонская рыбка. Посмотри ее в книге, если хочешь. Форд бросил Артуру "Путеводитель вольного путешественника по Галактике" и свернулся клубком, чтобы приготовиться к прыжку. В это мгновение в голове Артура отвалилось дно. Глаза его обратились вовнутрь. Ноги провалились вверх и стали торчать над головой. Комната вокруг него сложилась, завертелась, вынеслась из бытия и оставила Артура вращаться на собственном пупе. Корабль вошел в гиперпространство. «Вавилонская рыбка», -- тихо заговорил "Путеводитель вольного путешественника по Галактике", -- «маленькая и похожая на плотву, является, вероятно, самым причудливым созданием во Вселенной. Она питается энергией волн мозга, но не мозга своего хозяина, а тех мозгов, которые находятся вокруг нее. Она впитывает все несознательные ментальные частоты этой энергии волн мозга, и использует для своей жизнедеятельности. Затем она посылает в мозг своего хозяина телепатическую матрицу, образованную из комбинации сознательных частот мысли и нервных сигналов, принятых от речевых центров мозга, который их издает. Практический смысл всего вышесказанного заключается в следующем: если вы засунете вавилонскую рыбку в ухо, то немедленно начнете понимать все, что вам говорят в любой форме языка. Речь, которую вы слышите на самом деле, является результатом декодирования волновой матрицы, которую послала в ваш мозг ваша вавилонская рыбка. Удивительный факт того, что нечто столь умопомрачительно полезное развилось исключительно случайно, настолько невероятен, что некоторые мыслители вывели из него окончательное и совершенно неопровержимое доказательство несуществования Бога. Доказательство строится примерно так: "Я отказываюсь доказывать, что Я существую", -- говорит Бог, -- "ибо доказательство отрицает веру, а без веры Меня нет". "Но", -- возражает Человек, -- "вавилонская рыбка -- это неоспоримая улика, ведь так? Она не могла появиться случайно. Она доказывает Твое существование, и следовательно, по Твоей собственной логике, Тебя не существует. Квод эрат демонстрандум." "А, черт!" -- говорит Бог. -- "Об этом Я не подумал", -- и исчезает, развеянный дуновением логики. "Вот так-то!" -- говорит человек, на бис доказывает, что черное это белое, и на ближайшем пешеходном переходе попадает под машину. Большинство ведущих теологов заявляет, что этот аргумент не стоит выеденного яйца, но это не помешало Оолону Коллюффиду подзаработать на нем, сделав его лейтмотивом своего бестселлера "Вот, пожалуй, и все, что можно сказать по поводу Бога". В то же время, бедная вавилонская рыбка, полностью устранившая все преграды на пути общения между различными расами и культурами, вызвала больше кровавых войн, чем любое другое существо за всю историю творения." Артур издал слабый стон. Он с ужасом обнаружил, что бросок через гиперпространство не убил его. Теперь он был в шести световых годах от того места, где находилась бы Земля, если бы она до сих пор существовала. Земля... Образы Земли поплыли в голове Артура, которого и без того подташнивало. Его сознание никак не могло воспринять то, что вся Земля исчезла. Артур заставил себя осознать, что его родители и сестра погибли. Никакой реакции. Артур подумал обо всех тех людях, которые были его близкими. Никакой реакции. Потом он подумал о совершенно незнакомом человеке, за которым он стоял в очереди в универсаме, и вдруг почувствовал резкую боль: универсама больше нет, и всего, что было в нем, больше нет. Колонны Нельсона больше нет! Колонна Нельсона исчезла, и никто не будет протестовать, потому что и протестовать некому. Отныне Колонна Нельсона существует только в его памяти. Вся Англия существует только в его памяти -- памяти, запертой в этом вонючем темном железном космическом корабле. Волна клаустрофобии захлестнула Артура. Англии больше нет. Это Артур осознал -- каким-то образом. Он попробовал еще раз. Америки больше нет, подумал он. Этого он не смог ухватить. Артур решил снова начать с мелочей. Нью-Йорка больше нет. Никакой реакции. Он, в сущности, и раньше не очень-то в него верил. Доллар, подумал Артур, упал навсегда. Легкие мурашки. Все фильмы с Богартом пропали, сказал Артур себе, и это сильно омрачило его. "Макдональдс", подумал он. Кончились все гамбургеры, ни одного не осталось. Артур задумался. Через минуту он обнаружил, что плачет по своей матери. Артур заставил себя подняться на ноги. -- Форд! Форд, сидевший в своем уголке и что-то мурлыкавший под нос, поднял глаза. Та часть космического путешествия, которая уходила на само путешествие по космосу, его всегда несколько утомляла. -- Да? -- отозвался он. -- Если ты собираешь материал для этой книги, и ты был на Земле, ты, наверно, собрал материал и по ней? -- Ну... ту информацию по ней, что была в книге изначально, мне пришлось немного дополнить. -- Тогда дай посмотреть, что там было написано. Я должен это увидеть. -- На, посмотри. -- Форд передал книгу. Артур схватил ее и попытался успокоить дрожь в руках. Он нажал кнопку нужной страницы. Экран вспыхнул, погас и превратился в страницу текста. Артур уставился в нее. -- Тут нет такого слова! -- воскликнул он. Форд заглянул Артуру через плечо. -- Есть, есть, -- сказал он, -- вон там, в самом низу экрана, сразу после Эксцентрики Голюмбикс, трехгрудой порнозвезды с Эротикона-Сикс. Артур проследил за пальцем Форда и нашел место, на которое тот указывал. С мгновение он силился понять прочитанное, а потом взорвался: -- Что? «Безвредны»? Это все, что тут сказано? «Безвредны»! Одно слово! Форд пожал плечами. -- В Галактике сто миллиардов звезд, а в микропроцессорах книги не так уж много места, -- сказал он. -- К тому же, понятно, что никто раньше не знал о Земле слишком много. -- Но, надеюсь, ты расширил статью? -- Да, мне удалось передать новый текст редактору. Материал пришлось немного усечь, но он все же более соответствует действительности. -- И что там написано теперь? -- спросил Артур. -- «В основном безвредны», -- ответил Форд, смущенно кашлянув. -- «В основном безвредны»?!! -- вскричал Артур. -- Что это было? -- прошипел Форд. -- Это я закричал! -- крикнул Артур. -- Да нет! Замолчи! -- крикнул в ответ Форд. -- Похоже, у нас проблемы. -- Это ты говоришь, что у нас проблемы?! Из-за двери послышался маршевый топот ног. -- Дентрасси? -- прошептал Артур. -- Нет, это ботинки с железными набойками, -- ответил Форд. В дверь коротко постучали. -- И кто это тогда? -- спросил Артур. -- Ну, -- сказал Форд, -- если нам повезет, то это всего лишь вогоны, пришедшие, чтобы выкинуть нас в открытый космос. -- А если не повезет? -- Если не повезет, -- мрачно сказал Форд, -- то, значит, капитан не шутил, когда обещал сперва почитать нам свои стихи. 7. Поэзия вогонов, безусловно, является третьей самой ужасной вещью этого рода во Вселенной. Вторая по ужасности -- поэзия азаготов с Крии. Во время чтения тамошним Магистром Поэзии Грунтосом Газоносным своей поэмы "Ода маленькому комочку зеленых соплей, который я нашел под своим креслом одним весенним утром" четверо слушателей умерли от кровоизлияния, а президент Средне-Галактического Совета по Кремированию Искусств спасся тем, что отгрыз себе одну из ног. Говорится, что Грунтос был разочарован приемом его поэмы и собирался уже начать чтение своего двенадцатитомного эпоса, озаглавленного "Мои любимые пуки в ванной", когда одна из его важнейших внутренностей в отчаянной попытке спасти жизнь и цивилизацию проскочила через его шею и разнесла его мозг. Самая ужасная поэзия во Вселенной сгинула вместе со своим автором Паулой Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа, Эссекс, Англия, при сносе планеты Земля. Простатик Вогон Джельц очень медленно улыбнулся. Сделал он это не столько ради эффекта, сколько для того, чтобы вспомнить последовательность сокращений мышц. Он только что устроил крайне душеспасительный разнос своим пленникам и теперь чувствовал себя лучше и был готов к небольшому развлечению. Пленники сидели в Креслах Наслаждения Поэзией -- прихваченные ремнями. Вогоны не питали иллюзий по поводу того, как обычно воспринимают их поэтические труды. Поначалу их сочинительские потуги были частью настойчивых требований принимать их как вполне развитую и культурную расу, но теперь единственная причина того, что вогоны продолжали эти занятия, заключалась в их кровожадности. По лбу Форда Префекта заструился пот, обтекая электроды, прикрепленные к его вискам. Эти электроды тянулись от целой батареи электронных приборов -- усилителей воображения, модуляторов рифм, стабилизаторов аллитераций и отсекателей параллелизмов -- которые все были настроены на самое глубокое ознакомление с поэмой, дабы ни один нюанс мысли автора не ускользнул от слушателя. Артур Дент сидел и дрожал. Он не имел представления, что происходит, но знал, что в последнее время ему не нравилось все, что происходит с ним, и не похоже было, что что-то переменилось к лучшему. Вогон начал читать. Он начал читать самый отвратительный отрывок своего сочинения. -- О, секноватый вурлапюк!... -- начал он. Судороги сотрясли Форда -- это было еще хуже, чем то, к чему он готовил себя. -- Твои соченья мне милы, / Как бляпистые плюквинки распупленной пчелы. -- А-а-а-а! -- зарычал Форд Префект, бешено вертя головой, которую пронизывали иглы мучений. Форд едва различал Артура, распластанного в соседнем кресле. Он стиснул зубы. -- Но ты еще пришрякнешь, -- продолжал безжалостный вогон, -- мой брюклый слюзоплыз. -- Он возвысил свой голос до жуткой бесстрастно торжественной ноты. -- И хлупко берданешь мне преклявыми зозювками, / Не то я на мелкие цупцики разнесу тебя своими грызлохаплами, не сойти мне с этого места! -- Ы-ы-ы! -- взвыл Форд Префект и дернулся в последний раз -- усиленная электроникой последняя строчка со всей силы вонзилась ему меж висков. Форд обмяк. Артур лежал спокойно. -- А теперь, земляшки, -- промурлыкал вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле был с небольшой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а если бы и знал, то не придал бы этому значения), -- я дарю вам очень простой выбор! Либо умереть во внешнем вакууме, либо... -- вогон сделал драматическую паузу, -- либо рассказать мне, как вам понравилось мое стихотворение! И вогон откинулся в своем большом кресле в форме летучей мыши, наблюдая за своими пленниками. Он снова изобразил улыбку. Форд тяжело хватал ртом воздух. Он поворочал онемевшим языком в пересохшем рту и издал жалобный стон. Артур спокойно сказал: -- Что ж. В сущности, оно мне понравилось. Форд повернулся к нему с открытым ртом. Такого подхода он еще ни разу не встречал. Вогон удивленно поднял бровь, которая неплохо прикрывала его нос, а потому была сама по себе вещью нелишней. -- Вот как! -- выдохнул он, заметно изумленный. -- Ну да, -- продолжал Артур. -- На мой взгляд, некоторые детали метафизического образного строя были особенно эффектны. Форд не сводил с него глаз, медленно пытаясь уложить эту совершенно небывалую идею в голове. Неужели перед ними открывается какая-то возможность вырваться из создавшегося положения? -- Так, продолжай, -- попросил вогон. -- Ну... а также... э-э... интересные ритмические ходы, -- продолжил Артур, -- которые, как мне показалось, обыгрывают... э-э-э... -- Артур застрял. Форд бросился ему на помощь, выпалив: -- Обыгрывают сюрреализм имманентной метафоры... э-э-э... -- он тоже застрял, но Артур уже снова был наготове: -- Человечности... -- Вогонности! -- прошипел ему Форд. -- О да! Вогонности, прошу прощения, сострадающей души поэта, -- Артур почувствовал, что садится на своего конька, -- которая прорывается через медиум противоречивости семантической структуры с тем, чтобы сублимировать ее, трансцендировать и разрешить фундаментальные дихотомии Другого, -- Артур торжествующе возвысил голос, -- и слушатель испытывает глубокое и живое прозрение о... о... э-э... -- тут он неожиданно сломался. Форд метнулся выручить его: -- Во все, о чем, собственно, и было стихотворение! -- воскликнул он. В сторону он тихо проговорил, -- Молодец, Артур, это было классно! Вогон оглядел их долгим взглядом. На мгновение его мрачная душа была тронута, но он решил: нет. Слишком мало и слишком поздно. Голос его стал похож на кота, точащего когти об синтетическую обивку дивана. -- То есть, вы утверждаете, что я пишу стихи потому, что под маской моей гнусной, подлой, бессердечной личности моя подлинная сущность просто хочет быть любимой? -- сказал он. -- Я правильно понял? Форд натянуто улыбнулся: -- Да, именно так, -- сказал он. -- Ведь в сущности глубоко внутри все мы... ну, вы понимаете... Вогон поднялся с кресла. -- Так вот, нет! Вы жестоко ошибаетесь, -- сказал он. -- Я пишу стихи только для того, чтобы потешить свою гнусную бессердечную личность. Я все равно выброшу вас с корабля. Часовой! Отвести пленников в шлюз номер три и выкинуть наружу! -- Как? -- вскричал Форд. Огромный молодой вогон-охранник вошел и вытащил их из кресел своими большими прыщавыми лапищами -- Вы не имеете права выбросить нас в ко