пать его. - Послушай, Кэйт, могу я перезвонить тебе? Я, право, не знаю, где сейчас Гордон... - Не беспокойся. Я знаю, что такое недочитать страницу. Всегда сгораешь от нетерпения, что же дальше, пока не прочитаешь до конца... Не иначе как это Збигнев... Желаю хорошего уик-энда, Ричард. - Кэйт положила трубку. Ричард сделал то же самое и уставился на желтую страницу объявлений. ХОЛИСТИЧЕСКОЕ ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО ДИРКА ДЖЕНТЛИ Раскрываем все преступления. Находим всех пропавших. Звоните сегодня, и все ваши проблемы будут решены. (Наша специальность: поиски пропавших котов и запутанные бракоразводные процессы). 01-354 9116, Лондон, Н1, Пеккендер-стрит, дом N 33а. Указанная в объявлении улица была где-то рядом, возможно, в нескольких минутах ходьбы. Ричард поспешно записал адрес, схватил пальто, бросил беглый взгляд на вертящуюся кушетку и спустился вниз. У него было такое чувство, будто он чего-то не заметил на дисплее, чего-то совершенно очевидного, что должно было сразу же броситься в глаза. Кушетка застряла там, где узкая лестница делает небольшой поворот. Здесь ее ступени кончаются площадкой шириной примерно в два ярда. Под нею на первом этаже находится такая же квартира, как и у Ричарда. Итак, что дальше? Но на этом его изыскания снова закончились, как всегда, не дав ответа. Ричард привычно перелез через застрявшую кушетку и вышел на улицу. В Айлингтоне, если бросить камень, обязательно угодишь либо в антикварную лавку, либо в контору по продаже недвижимости, или же в книжный магазин. Даже, если камень не нанесет ущерба и не разобьет витрину, он все равно включит сирену сигнализации, которую по субботам и воскресеньям будет некому выключить. Поэтому Ричард не удивился, когда по Верхней улице мимо него с воем промчались полицейские машины, останавливая движение транспорта и пешеходов. Когда они проехали, Ричард пересек улицу. День был ясный и холодный, какие Ричард любил. Миновав лужайку парка, в конце которой продавали в разлив дешевое красное вино, Ричард проследовал мимо сгоревшего здания старого мюзик-холла и вошел в Кемденский пассаж, изрядно опустошавший карманы американских туристов. Он замедлил шаги перед антикварной лавкой, полюбовался на сережки, которые могли бы понравиться Сьюзан, однако тут же засомневался, и они ему перестали нравиться. В конце концов он отошел от витрины в полном замешательстве. Заглянув в книжный магазинчик, он, поддавшись неожиданному порыву, купил антологию стихов Кольриджа - очевидно, потому, что томик лежал на видном месте. Далее он попетлял какое-то время по лабиринтам боковых улочек, пересек по мосту канал, минуя ряд одинаковых муниципальных домиков вдоль него, несколько небольших и совсем маленьких площадей и наконец достиг цели. Расстояние от его квартиры до Пеккендер-стрит оказалось куда больше, чем он предполагал. Пеккендер-стрит была одной из тех улиц в старой части Лондона, на которые слетаются как мухи на мед дельцы недвижимости всех мастей на своих длинных "ягуарах". Здесь полно контор по сдаче недвижимости, а также пустующих промышленных зданий времен королевы Виктории или полуразрушенных особняков, которые так и просятся на снос. На их месте многим уже виделись многоэтажные доходные дома из железа и бетона. Агенты по продаже недвижимости рыскают здесь голодными стаями с фото- и кинокамерами наготове, подозрительно следя друг за другом. Дом N_33а, когда Ричард нашел его, оказался зажатым между домами N_37 и N_45 и представлял собой изрядно обветшалое здание, как, впрочем, и дома по соседству. На первом этаже размещалось туристическое агентство. Его пыльную витрину с треснувшим пополам стеклом украшали ставшие почти музейными плакаты, славящие группу английских войск в Африке времен второй мировой войны. Рядом со входом в агентство Ричард увидел на скорую руку совсем недавно окрашенную красной краской дверь с кнопкой звонка и приколотую к двери карточке. На ней от руки было нацарапано: "Доминик. Уроки французского, 3-й этаж". Но самой приметной деталью двери была сверкающая медная табличка в самом центре ее с выгравированной надписью: "Холистическое детективное агентство Дирка Джентли". Коротко и ясно. Табличка была новехонькой, сверкали даже головки шурупов, которыми она была прикреплена к двери. Дверь открылась при первом легком нажатии. Заглянув в нее, Ричард увидел небольшой грязный коридор и лестницу, ведущую наверх. Дверь к конце холла, судя по всему, в последние несколько лет не открывалась. Возле нее были свалены в кучу старые металлические стеллажи, аквариум и сломанный велосипед. Стены, пол, лестница и все двери в коридоре были когда-то выкрашены одной серой краской, видимо, в попытке как-то навести здесь порядок. Но все теперь пришло в запустение, серая краска изрядно осыпалась, в углах под потолком виднелись пятна плесени. Поднимаясь по лестнице, Ричард услышал сердитые спорящие голоса, доносившиеся с двух разных сторон. Но спор с одной стороны вдруг прекратился, на лестницу выбежал разгневанный грузный человек в плаще с поднятым воротником. После этого спор возобновился, но не в столь повышенных тонах. Более того, в голосе кого-то быстро говорившего по-французски звучала явная обида. Пробегая мимо Ричарда, человек в плаще на ходу мрачно бросил: - Не трать зря деньги, парень, это лажа. - Сказав это, он выбежал на улицу. В другой стороне спорили приглушенными голосами. Когда же Ричард достиг коридора второго этажа, там хлопнула дверь и все смолкло. Он заглянул в первую же открытую дверь. Она вела в небольшую прихожую. Дверь в следующую комнату была плотно закрыта. Молодая, с пухлым личиком девушка в дешевом голубом плаще вынимала из ящика стола тюбики губной помады и пакетики бумажных салфеток и складывала их в пластиковую сумку. - Это детективное агентство? - осторожно спросил Ричард. Девушка утвердительно кивнула и, прикусив губу, озабоченно склонила голову еще ниже, занятая своим делом. - Мистер Джентли у себя? - Возможно, - ответила девушка и попыталась движением головы откинуть упавшие на лицо волосы, но они были слишком кудрявыми и непослушными. - А может, и нет, - добавила она. - Я не могу вам этого сказать. Меня это больше не касается. Теперь это касается только его. Она вынула из ящика флакончик лака для ногтей и собиралась было с громким стуком закрыть ящик, однако лежавшая в нем толстая конторская книга не дала ей этого сделать. Девушка еще раз попыталась, но безуспешно. Тогда она вынула книгу и, вырвав часть страниц, снова сунула ее в ящик. На сей раз он закрылся. - Вы его секретарь? - наконец уточнил Ричард. - Бывший секретарь и буду рада таковой остаться, - защелкивая сумочку, ответила девушка. - Если он, вместо того чтобы уплатить мне жалованье, которое задолжал, предпочел повесить на двери эту дурацкую дорогую медную дощечку, пусть остается без секретаря. Я не намерена работать бесплатно, спасибо. Так ему и надо. Главное - это отвечать на телефонные звонки. Пусть теперь отвечает на них его новая медная дощечка. Прошу извинить меня, но я ухожу. Ричард посторонился и дал ей пройти. - Скатертью дорога, - произнес голос из другой комнаты. Там зазвонил телефон и взяли трубку. - Да? - послышался за дверью раздраженный голос. Девушка неожиданно вернулась - она забыла шарф. Вела она себя сдержанно и тихо, видимо не хотела, чтобы бывший босс услышал ее из своего кабинета. Найдя шарф, она наконец ушла. - Да, это агентство Дирка Джентли. Чем можем быть полезны? Залпы французской речи на третьем этаже смолкли. Воцарилась тревожная тишина. - Да, миссис Сандерленд, запутанные бракоразводные процессы - это наша специальность, - говорил голос за дверью. Наступила пауза. - Да, благодарю вас, миссис Сандерленд, однако это недостаточно запутанное дело. - В комнате положили трубку, чтобы тут же снять ее и ответить на новый звонок. Ричард окинул взглядом маленькую мрачную приемную. Она была почти пуста. Старый шаткий письменный стол, такой же старый серый шкаф для документов и темно-зеленая пластиковая корзинка для бумаг. На стене рекламный плакат, на котором кто-то внизу красным фломастером возмущенно написал: "Сорвите его к черту!" А пониже: "Нет!" Еще ниже таким же жирным фломастером: "Я требую, чтобы вы немедленно это сделали" и ответ: "И не подумаю". Потом грозное: "Вы уволены!" и дерзкое: "Отлично". На этом странная эпистолярная дуэль заканчивалась. Ричард наконец отважился постучать в закрытую дверь. Ответа не последовало. Голос за дверью продолжал отвечать на телефонные звонки. - Я рад, что вы спросили меня об этом, миссис Роулинсон. Слово "холистический" означает мое глубокое убеждение в том, что все, чем мы в нашем агентстве занимаемся, имеет непосредственное отношение к фундаментальной взаимосвязи всех вещей. Это некая философия целостности. Меня не интересуют, например, такие разрозненные детали, как отпечатки пальцев подозрительного воришки, крошки, обнаруженные в подкладке кармана, или дурацкие следы, оставленные чьим-то башмаком. Я ищу решение проблемы как составного элемента целого, единой модели в бесконечном переплетении обстоятельств. Связь между причиной и следствием гораздо более тонкая и подспудная, чем мы с нашим грубым и шаблонным взглядом на физический мир способны предположить, миссис Роулинсон. Приведу пример. У вас разболелись зубы, вы отправляетесь к иглотерапевту, а он вместо десен вкалывает вам иглу в бедро. Вы знаете, миссис Роулинсон, почему он это делает? Я тоже не знаю, но мы беремся это узнать. Очень приятно было побеседовать с вами, миссис Роулинсон. Всего доброго! Не успели положить трубку, как тут же раздался звонок другого телефонного аппарата. Ричард приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Да, это был Свлад, иными словами Дирк Чьелли. Он чуть раздобрел, прибавилось морщин у глаз, белки которых заметно покраснели, как и кожа лица и шеи. Но это был Дирк Чьелли, каким он его видел восемь лет назад в Кембридже, когда он с мрачной ухмылкой влезал в полицейский фургон "Черная Мария". Теперь же Дирк предстал перед ним в светло-коричневом костюме, носившем след активного участия в кампании по очистке местности от колючих зарослей куманики, в рубахе в красную клетку, явно неподходившей по цвету к костюму, дополненной зеленым галстуком в полоску, который был в кричащем противоречии как с костюмом, так и с клетчатой сорочкой. На носу у Свлада, то есть Дирка, были очки в металлической оправе. На них Ричард и возложил всю вину за цветовую несовместимость в одежде своего друга. - А, это вы, миссис Блатхолл, как приятно слышать ваш голос, - добросовестно отвечал на звонки Дирк. - Меня весьма огорчило известие о кончине миссис Тиддлс. Печальная весть, очень печальная. И все же... Должны ли мы позволить, чтобы темная вуаль нашей скорби скрыла от нас вечный свет того мира, в который ушла ваша любимица и где отныне она будет пребывать вечно? Я считаю, что не должны. Прислушайтесь. Мне кажется, что я слышу ласковое мяуканье миссис Тиддлс. Она зовет вас, миссис Блатхолл, чтобы сказать, как ей хорошо и покойно. Она сообщает вам, что ей станет еще покойней, миссис Блатхолл, если вы оплатите кое-какие счета. Разве это ни о чем не напоминает вам? Вспомните, я, кажется, послал их вам месяца три назад. Боюсь, не это ли так беспокоит бедняжку Тиддлс и мешает ей обрести вечный покой? Увидев Ричарда, Дирк энергичным жестом пригласил его войти и кивком указал на скомканную пачку французских сигарет на столе, до которой не мог дотянуться. - В воскресенье вечером, миссис Блатхолл, в восемь тридцать. Адрес вы знаете. Да, я уверен, что она нам явится и вы повидаетесь с Тиддлс, а я с вашей чековой книжкой. До скорой встречи, миссис Блатхолл. Он поспешил положить трубку, ибо уже надрывался другой телефон. Дирк одновременно снял трубку и попытался раскурить изрядно помятую сигарету. - Да, миссис Зускинд, я вас слушаю, - радостно приветствовал он звонившую. - Вы моя старая и самая уважаемая клиентка, если мне будет позволено так сказать. Добрый день, добрый день. К сожалению, пока ничем не могу вас порадовать. Пока нет никаких новых сведений о юном Родерике, но я усиливаю поиски, и все благополучно движется к их успешному завершению. У меня нет ни малейших сомнений, что в ближайшие же несколько дней ваш сорванец снова будет мурлыкать у вас на коленях. Кстати, вы получили мой счет? Смятая сигарета не раскуривалась, поэтому, прижав плечом трубку к уху, Дирк потянулся за другой пачкой сигарет, но она оказалась пустой. Пошарив по столу и найдя клочок бумаги и карандаш, он что-то написал и протянул Ричарду. - Да, да, я слушаю вас, миссис Зускинд, - успокоил он клиентку. - Я весь внимание. Ричард прочел записку: "Пошли секретаршу за сигаретами". - Да, - продолжал Дирк, - но осмелюсь напомнить вам, миссис Зускинд, что все семь лет нашего с вами знакомства я неизменно руководствовался в таких случаях законами квантовой механики. Согласно моей теории ваш кот не пропал, и в настоящее время форма его волнового сигнала временно коллапсировала и ее необходимо восстановить... Шредингер, Планк и другие... Ричард, прочтя записку, быстро черкнул: "У тебя больше нет секретарши". Дирк какое-то время молча смотрел на нее, а затем написал: "Черт! Проклятие!" - Если мы допустим, миссис Зускинд, - беспечным тоном продолжал он по телефону, - что девятнадцать лет - это преклонный возраст для кота, вправе ли мы не учитывать этот важный фактор? Предположим, что наш друг Родерик достиг этого критического предела. Имеем ли мы моральное право бросить его на произвол судьбы, прекратив поиски именно в тот момент, когда он более всего нуждается в нашей помощи? Мы должны удвоить наши усилия, и, с вашего разрешения, я это сделаю, миссис Зускинд. Представляете, каково вам будет снова встретиться с ним, зная, что вы не сделали для него даже того малого, что могли. Ричард не знал, что делать дальше с этой дурацкой запиской и, пожав плечами, наконец написал: "Я сам схожу за сигаретами" и передал ее Дирку. Тот, отрицательно замотав головой, однако быстро написал: "Не смею настаивать, но было бы чертовски здорово..." Но как только Ричард прочел написанное, Дирк тут же выхватил записку и быстро дописал: "Деньги возьмешь у секретарши". Ричард задумчиво взглянул на поспешно начертанные каракули и, взяв карандаш, поставил галочку возле фразы: "У тебя больше нет секретарши" и сунул бумажку прямо под нос Дирку. Тот, едва бросив на нее взгляд, поставил галочку против фразы: "Не смею возражать, но было бы чертовски здорово". - Возможно, - продолжал он свой разговор с несговорчивой миссис Зускинд, - вам следует повнимательнее ознакомиться с теми пунктами моего счета, которые вас наиболее не устраивают. Посмотрите на них несколько шире. Ричард вышел. Сбегая по лестнице, он миновал некое молодое дарование в холщовой куртке, с короткой стрижкой. Паренек все время с беспокойством поглядывал наверх, где не прекращался спор. - Как там дела, приятель? - спросил он у Ричарда. - Лучше не бывает, - пробормотал тот, пробегая мимо. - Просто не бывает. В ближайшем газетном киоске он купил две пачки сигарет для Дирка, а себе - свежий номер компьютерного журнала с портретом Гордона Уэя на обложке. - Жаль человека, - сказал киоскер. - Что вы сказали? Ах да, конечно... - согласился Ричард. Он искренне сожалел о смерти своего шефа и часто вспоминал о нем, но не думал, что столь многие знают Гордона Уэя. Когда Ричард вернулся, Дирк все еще разговаривал по телефону, удобно положив ноги на стол. По всему было видно, что эта беседа отнюдь ему не в тягость. - Согласен, миссис Зускинд, поездка на Багамы повысила расходы, но на то и деньги, чтобы их расходовать, не так ли? - успокаивал он клиентку. Когда Ричард передал Дирку сигареты, на лице того было написано явное разочарование, что пачек всего две, но тем не менее он поблагодарил друга кивком и жестом пригласил сесть. С верхнего этажа продолжали доноситься спорящие голоса и обрывки французской речи. - Разумеется, я постараюсь объяснить вам еще раз, почему поездка на Багамские острова была совершенно необходимой, - мягким голосом продолжал Дирк. - Это доставит мне только удовольствие. Как вы знаете, миссис Зускинд, я верю в фундаментальную взаимозависимость всех вещей. Более того, я вычертил схему и произвел триангуляцию векторов и взаимосвязи всех составных частей и вышел таким образом на пляжи Багамских островов, куда я поэтому вынужден время от времени наведываться в процессе поисков и расследования. Мне это не доставляло никакого удовольствия, поверьте, ибо солнечные лучи вызывают у меня аллергию, так же как и ромовый пунш. Но каждый должен нести свой крест, не так ли, миссис Зускинд. В трубке послышался невнятный сбивчивый лепет. - Вы огорчаете меня, миссис Зускинд. Хотелось бы сказать вам, что ваш скептицизм льстит мне и, возможно, даже вдохновляет, но, к сожалению, при всем моем желании ничего подобного я сказать вам не могу. В данный момент я выпотрошен, пуст. Об этом убедительно свидетельствует посланный вам счет. Он взял в руки отпечатанную под копирку копию счета. - Напоминаю вам, миссис Зускинд: "Выявление и триангуляция векторов взаимосвязи всех вещей - сто пятьдесят фунтов стерлингов". Ну, это мы с вами уже обговорили. "Поездка с этой целью на Багамские острова"; дорожные расходы и оплата номера в отеле". Всего лишь полторы тысячи фунтов, миссис Зускинд. Удобства в отеле были удручающе скромны. А вот главное: "Издержки моральные и материальные в результате проявленного клиентом скептицизма; напитки". Триста двадцать семь фунтов пятьдесят пенсов. От всей души хотел бы, чтобы этого счета не было, дорогая миссис Зускинд, и не было бы обстоятельств, вызвавших его. Но ваше недоверие к моим методам весьма осложняет мою работу, делает ее еще более трудоемкой и, к сожалению, увеличивает расходы. На третьем этаже раскричались не на шутку. В голосе, говорившем на французском, уже слышались истерические нотки. - Я признаю, миссис Зускинд, что первоначально оговоренные расходы были несколько превышены, но вы должны согласиться с тем, что работа в течение семи лет оказалась намного труднее того, что первоначально предполагалось сделать за полдня, и естественно стоит дороже. Мне приходится все время менять расценки из-за возрастающих трудностей в выполнении нашей задачи. Лепет в трубке становился все более отчаянным. - Моя дорогая, миссис Зускинд! Могу я называть вас просто Джойс? Хорошо, не хотите, пусть будет, как было. Итак, миссис Зускинд, позвольте мне сказать следующее. Не беспокойтесь о счете, пусть он не пугает и не смущает вас. Ни в коем случае не позволяйте ему стать причиной вашего постоянного беспокойства. Просто стисните зубы и оплатите его. Вот и все. Дирк снял ноги со стола и потянулся к телефону, приготовившись положить трубку. - Как всегда, был рад побеседовать с вами, миссис Зускинд. А теперь всего хорошего... Наконец он опустил трубку на рычаг, но тут же снова снял ее и временно швырнул в мусорную корзинку. - Мой дорогой Ричард Мак-Дафф, - произнес он и, достав из-под стола большую плоскую картонную коробку, пододвинул ее через стол Ричарду. - Вот ваша пицца. Ричард остолбенел от удивления. - Э-э-э... спасибо, - растерянно произнес он. - Но я уже завтракал. Пожалуйста, съешьте ее сами. Дирк пожал плечами: - Я предупредил, что вы заглянете в конце недели и расплатитесь за нее. Добро пожаловать в мое агентство. Он обвел рукой свой кабинет. - Свет есть, - сказал он, указывая на окно, - с земным притяжением все в порядке. - Он продемонстрировал это, бросив карандаш на пол. - А во всем остальном - как повезет. Ричард откашлялся. - Что, - неуверенно начал он, - все это значит? - Что именно? - Все это! - воскликнул наконец Ричард. - Все! Какое-то холистическое детективное агентство! Понятия не имею, что это значит. - Я оказываю самые уникальные в мире услуги, - пояснил Дирк. - Термин "холистический" означает мое убеждение в том, что все, чем мы здесь занимаемся, имеет непосредственное отношение к фундаментальной связи всего... сущего... - Я это уже слышал, - перебил его Ричард. - Должен сказать, что все это лишь способ потрошить кошельки легковерных старушек. - Потрошить? - удивился Дирк. - Замечание было бы справедливым, если бы хоть одна из них мне что-нибудь заплатила. Уверяю тебя, дорогой Ричард, нет и тени угрозы, что это когда-нибудь произойдет. Я живу, как бы тебе сказать, в ожидании интересного, загадочного и выгодного дела, моя секретарша - в ожидании жалованья, которое я ей когда-нибудь наконец выплачу, ее квартирный хозяин ждет, когда она заплатит за квартиру, электрокомпания, в свою очередь, ждет, когда хозяин дома оплатит просроченные счета за электричество и так далее. И в этом во всем я черпаю свой жизненный оптимизм. К тому же в жизнь многих милых, но глупых старых леди я внес хоть какое-то разнообразие и интерес, ибо заставляю их сердиться, возражать, надеяться, а также гарантирую безопасность и свободу их пропавшим котам и кошкам. Есть ли, спрашиваю я - и делаю это сам, потому что знаю, тебе известно, как я не люблю, когда меня перебивают, - есть ли на свете хоть одно стоящее дело, в котором я мог бы проявить сотую долю моих умственных способностей, которые, и мне не надо тебя убеждать в этом, поистине феноменальны? Нет, таких дел нет. Отчаиваюсь ли я по этому поводу? Угнетен, разочарован? Нет. Но, - добавил он, - так было лишь до сегодняшнего дня. - Что ж, я очень рад, - поспешил сказать Ричард. - Но при чем здесь вся эта ерунда с кошками и квантовой механикой? Дирк вздохнул и ловким, натренированным щелчком сбросил крышку с коробки с пиццей. Он уставился на холодный застывший круг пиццы и, сокрушенно покачав головой, отломил изрядный ломоть. Кусочки стручкового перца и анчоусов посыпались на стол. - Я уверен, Ричард, что ты знаком с так называемой кошкой Шредингера? - спросил Дирк, засовывая весь кусок пиццы в рот. - Конечно, - ответил Ричард. - Более или менее. Он неловко заерзал на стуле. - В таком случае, попробуй объяснить, - попросил Дирк с набитым ртом. - Ну, это как бы иллюстрация принципа того, что на квантовом уровне все события подчиняются вероятностным законам... - На квантовом уровне - это значит на всех уровнях, - прервав его, дополнил Дирк. - Хотя на любом уровне, выше субатомного, суммарный эффект этих вероятностей при нормальном ходе событий неотличим от эффекта обычных физических законов. Продолжай. Он поднес близко к лицу, словно разглядывая его, очередной кусок холодной пиццы, перед тем как отправить в рот. Ричард не без любопытства заметил, что Дирк подвергал себя немалому испытанию. Необходимость говорить и одновременно жадно поглощать пиццу задавала немалую работу лицевым мускулам. Но при том, что все на его лице ходило ходуном, уши Дирка оставались неподвижными, словно абсолютно ни в чем не участвовали. Ричарду внезапно пришла в голову мысль. Если Ламарк прав и объяснение поведения современного индивидуума следует искать в его далеких предках, всегда есть надежда на внутреннее стремление организма к усовершенствованию. Он продолжал: - Да, но не только события на квантовом уровне подчинены вероятностным законам. Сами вероятности не проявляются в событиях до тех пор, пока те не подверглись измерению. Или, если использовать недавно произнесенную тобой фразу, правда в несколько странном контексте, в процессе измерения распределение вероятности коллапсирует, как бы схлопывается. До этого момента все существует лишь как вероятность. Ничто не является определенным. До измерения. Дирк кивнул. - Ты объяснил более или менее верно, - сказал он и откусил очередной кусок пиццы. - А как насчет кошки? Ричард решил, что есть лишь один способ не видеть, как Дирк приканчивает пиццу, за которую платить придется ему, - это немедля присоединиться к нему. Что он тут же и сделал. Оторвав край лепешки, он свернул его трубочкой и откусил. Пицца оказалась вкусной. Он откусил еще раз. Дирк замер от неожиданности и с опаской посмотрел на него. - Итак, - промолвил Ричард, - идея опыта Шредингера с кошкой состоит в том, чтобы попытаться представить себе, как вероятностные эффекты на квантовом уровне будут выглядеть на уровне макрообъектов, или, скажем проще, в обычной повседневной жизни. - Да, скажем так, - подтвердил Дирк, уже с отчаянием глядя на убывающую пиццу. А Ричард, взяв еще кусок, беспечно продолжал: - Представь себе, что мы берем кошку и помещаем ее в ящик, герметически закрытый. Туда же кладем небольшое количество радиоактивного вещества и ампулу с ядовитым газом. Все рассчитано так, что через определенный временной интервал возникнет вероятность, пятьдесят на пятьдесят, что при распаде атома и излучении электрона произойдет освобождение газа из ампулы и кошка погибнет. Если этого не произойдет, кошка останется жива. Шансы те же - пятьдесят на пятьдесят. С такой же вероятностью происходит или не происходит распад атома. Суть, как я понимаю, в следующем: поскольку распад единственного атома - событие на квантовом уровне, которое не имеет определенного исхода до момента наблюдения, надо открыть ящик и проверить, жива кошка или мертва. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. До того, как мы откроем ящик, кошка существует в неопределенном состоянии. Вероятность того, что она жива, и вероятность того, что она мертва, - это две разные волновые формы, наложенные одна на другую в пространстве ящика. Шредингер выдвинул подобную идею для иллюстрации того, что он считает абсурдным в квантовой теории. Дирк встал и, мягко ступая, подошел к окну, не столько, чтобы полюбоваться на крыши старых складов, кем-то превращенных в богатые апартаменты, сколько, чтобы не видеть, как исчезает без его участия последний кусок пиццы. - Все верно! - воскликнул он. - Браво! - Но какое отношение это имеет к твоему детективному агентству? - А-а, понимаешь ли, кое-кто из исследователей, как-то проводя этот эксперимент, открыл ящик и вообще не обнаружил в нем кошку, ни живую, ни мертвую. Ее просто там не было. Тогда они соответственно обратились ко мне. С помощью дедукции мне удалось определить, что ничего из ряда вон выходящего, в сущности, не произошло. Просто кошке надоело, что ее все время суют в темный ящик и подвергают окуриванию газом. Улучив подходящий момент, она убежала, выпрыгнув в окно. Мне стоило лишь поставить под окном блюдце с молоком и несколько раз позвать ее ласковым голосом: "Беренис, Беренис!.." - так звали кошку, - как она тут же появилась... - Подожди, - перебил его Ричард. - ...тут же появилась и была снова посажена в ящик. Сущий пустяк, но случай наделал столько шума в определенных кругах, одно привело к другому, как это обычно бывает. Это позволило мне преуспеть в новой карьере, как ты сам видишь... - Подожди, одну минуту, - продолжал настаивать Ричард и в сердцах шлепнул ладонью по столу. - В чем дело? - с невинным видом спросил Дирк. - О чем ты говоришь? - У тебя возникла проблема, не так ли? - Я даже не знаю, с чего начать, - запротестовал Ричард. - Ну, ладно. Ты сказал, что некие люди провели эксперимент. Это же чепуха. Кошка Шредингера - это неосуществимый эксперимент, он всего лишь иллюстрация к научным спорам о самой идее. Но это не то, что можно осуществить. Дирк смотрел на него со странным вниманием. - Ты так считаешь? - наконец сказал он. - А почему бы нет? - Здесь, в сущности, нет ничего, что следовало бы подвергнуть испытанию. Смысл в том, чтобы представить себе то, что произойдет, до того, как ты сделаешь свои наблюдения. Ты не знаешь, что происходит в ящике, не заглянув в него, но в то мгновение, как ты заглянешь, произойдет разрушение волнового пакета - и вероятности исчезнут. Это самообман. Все это совершенно бессмысленно. - Что ж, с точки зрения твоей аргументации ты, разумеется, совершенно прав, - ответил Дирк, возвращаясь на свой стул. Вытащив сигарету, он несколько раз постучал ею по крышке стола, затем, перегнувшись через стол, ткнул в Ричарда мундштуком. - Но представь себе, что для проведения эксперимента ты прибегнешь к помощи медиума, ясновидца, который способен узнать о состоянии кошки, не открывая ящика, - кого-то, кто испытывает к кошкам некое суеверное влечение. Что тогда? Разве это не позволит нам глубже проникнуть в проблемы квантовой физики? - Неужели кто-то собирался это сделать? - Они это сделали. - Но, Дирк, это же полнейший абсурд. Дирк оскорбленно вскинул брови. - Хорошо, хорошо, - успокоил его Ричард, подняв ладони кверху. - Давай все по порядку. Даже если я соглашусь, чего я никогда не сделаю, что возможность привлечь ясновидца существует, это все равно не изменит того факта, что такой эксперимент невозможен. Как я уже сказал, главное - это то, что происходит в ящике до того, как ты сможешь это увидеть. Не важно как - собственными глазами или, как ты утверждаешь, внутренним зрением. Если ясновидение сработает, это всего лишь еще один способ заглянуть внутрь ящика, а если не сработает, тогда это уже не имеет значения. - Смотря как относиться к ясновидению... - Да? А как ты относишься к нему? Интересно бы послушать, зная твою историю. Дирк снова постучал по столу сигаретой и, прищурившись, посмотрел на Ричарда. Наступила долгая и многозначительная пауза, нарушаемая лишь криками по-французски. На третьем этаже все еще спорили. - Я придерживаюсь моего прежнего убеждения, - наконец произнес Дирк. - Какого именно? - Я не ясновидец. - Неужели? - съязвил Ричард. - А как же дело с экзаменационными билетами? Дирк помрачнел при неприятном напоминании. - Простое совпадение, - сказал он тихо, но жестко. - Странное и зловещее совпадение, и все же только совпадение и ничего больше. Из-за которого пришлось немалое время провести за решеткой. Совпадения порой бывают страшными и опасными. Дирк снова окинул Ричарда оценивающим взглядом. - Я давно за тобой наблюдаю, - сказал он. - Для человека в твоем положении ты чересчур беспечен. Это замечание Дирка показалось Ричарду очень странным, и он на минуту задумался, что это значит. Потом понял и не обрадовался. - Господи, неужели он добрался и до тебя тоже? Теперь это озадачило Дирка. - Кто? - Гордон. Нет, этого не может быть! Гордон Уэй. У него есть такая привычка: подговаривать людей, чтобы нажимали на меня и заставляли делать то, что он называет важной работой. Мне показалось... а впрочем, это не важно. А что ты имел в виду? - А, значит у Гордона Уэя есть такая привычка? - Да. И она мне не нравится. А что? Дирк посмотрел на Ричарда долгим и строгим взглядом, легонько постукивая карандашом по столу. Затем он откинулся на стуле. - Сегодня на рассвете было найдено тело Гордона Уэя. Он был убит выстрелом в грудь и задушен. Дом его подожгли. Полиция считает, что он был убит не у себя дома. В его теле были найдены пули, но гильзы от них оказались на шоссе у "мерседеса-500", в трех милях от его дома. Это говорит о том, что после убийства тело перенесли в дом. Более того, врач считает, что мистер Уэй был задушен после того, как его застрелили. Это свидетельствует, что убийца был не в себе. По странной случайности прошлой ночью полиция задержала некоего джентльмена, который признался, что его мучает комплекс вины, потому что он только что сбил машиной своего хозяина. Этим джентльменом оказался Ричард Мак-Дафф, а погибший был его шефом, мистером Гордоном Уэем. Далее выяснилось, что уже упомянутый Ричард Мак-Дафф является одним из двух возможных наследников указанного мистера Уэя, ибо после смерти последнего фирма "Передовые технологии" частично переходит в его руки. Второй наследницей является родственница покойного, мисс Сьюзан Уэй, в чью квартиру вчера ночью проник мистер Ричард Мак-Дафф. Полиции пока это еще не известно и, возможно, так и не станет известным. Однако близость этих двоих, мистера Мак-Даффа и Сьюзан Уэй, разумеется, будет предметом тщательной проверки. Радио уже сообщило, что ведутся интенсивные поиски мистера Мак-Даффа, который должен помочь следствию, но по тону диктора было ясно, что именно он является главным подозреваемым. Моя такса следующая: двести фунтов в день плюс оплата всех расходов. Расценки не пересматриваются и, возможно, кому-то непосвященному могут показаться завышенными. Но они оправданны и, как я уже сказал, обсуждению не подлежат. Так я нанят? - Прости, - слабо кивнул головой Ричард. - Не повторишь ли ты все сначала? 17 Электрический Монах более не знал, чему верить. В течение нескольких часов ему пришлось пройти через такую сумятицу и крах веры, что его система не была в состоянии остановиться на чем-то стабильном, что обеспечило бы относительно длительное чувство веры во что-то и покой. Ведь на это, черт побери, и запрограммирована система. Он был сыт этим по горло. Он устал и был подавлен. К тому же, к великой для него неожиданности, он скучал по своей лошади, этому глупому бессловесному животному, о котором и думать-то не стоило тому, кому надлежит быть погруженным в высокие думы, недоступные пониманию какой-то обыкновенной лошади. И тем не менее ему не хватало ее. Он хотел сидеть верхом на лошади, хотел трепать ее по холке, хотел чувствовать, как она послушно и покорно носит его, хотя ничего и не понимает. Где она теперь? Монах тоскливо болтал ногами, сидя на ветке дерева, где провел всю ночь. Оказался он здесь, следуя странному, вспыхнувшему, как факел, порыву веры, да так и застрял до утра. Но даже теперь, при свете дня, он до сих пор не сообразил, как ему спуститься вниз. В голове на мгновение мелькнула опасная мысль, что, может, стоит попытаться так же слететь с дерева, как он взлетел на него, но быстро сработавшая аварийно-защитная система вовремя предупредила его не делать такой глупости. Да, перед ним возникла нелегкая задача. Сила, вознесшая его как на крыльях на это дерево, не удосужилась, однако, снабдить его элементарней инструкцией, как оттуда слезть. Каждый из фантастических ночных сполохов, рожденных магией ночи, исчезал утром. То же произошло и на сей раз. И, думая, вернее, вспоминая эти яркие ночные огни, он сосредоточился на том из них, который увидел перед самым рассветом. Он загорелся в той стороне, откуда шел Монах, пока не угодил на это неудобно высокое, но самое обыкновенное дерево. А ему так хотелось подойти к огню поближе, поклониться ему, дать клятву вечного ему служения, но он безнадежно застрял на ветвях дерева. Мимо промчались пожарные машины и погасили божественное великолепие огня, лишив Монаха еще одного символа веры. Вот уже несколько часов, как взошло солнце, и, хотя Монах занял это время, как только мог, - верил в облака, в ветви деревьев, в странной формы букашек, - он начал убеждаться, что все это ему чертовски надоело, а еще его начало мучить сосущее чувство голода. Он журил себя за то, что не был предусмотрителен и не позаимствовал кое-что из еды в том доме, в который притащил вчера свой тайный трофей и спрятал в кухонном шкафу, где хранились швабры. Когда он уходил, он был в странном состоянии, похожем на какую-то одержимость, и мысль о еде показалась бы ему делом пустым, земным по сравнению с тем, что обещало дать это дерево. Обещало и дало. Например, ветки. Но Монахи их не едят. Теперь, когда он перебирал в своей памяти все, во что верил вчера, ему стало стыдно, ибо результаты его вчерашней убежденности всерьез озадачили его. Например, он получил совершенно ясный приказ "стреляй!" и, не колеблясь, охотно выполнил его. Возможно, он ошибся, поторопившись выполнить приказ, отданный на языке, который он выучил всего за две минуты до того, как выстрелил. Конечно, реакция человека, в которого он выстрелил, была несколько чрезмерной. В его мире люди, в которых стреляли, через неделю приходили снова и просили повторить эту шутку. Этот же оказался не похожим на них. Порыв ветра, прошумев в ветвях, сильно раскачал их. Монах попробовал спуститься пониже. Сначала это было несложно: крона дерева была густой и переходить с одной ветки на другую не составляло особого труда. Лишь в конце спуска он встретился с непреодолимым препятствием. Ветви кончились, предстояло прыгнуть вниз, а это грозило внутренними повреждениями его механизма и могло бы привести к тому, что он стал бы вообще верить в совершенно странные вещи. Внимание Монаха внезапно привлекли голоса в дальнем конце поля, у самого шоссе. Там, у обочины, остановился крытый грузовик. Монах внимательно осмотрел его, но, не увидев ничего интересного, чему бы можно было поверить, снова погрузился в самоанализ. Он вспомнил, как вчера вечером получил необычный функциональный сигнал, которого ранее никогда не получал. Он почему-то напомнил ему некогда случайно услышанный разговор о странном чувстве, называемом угрызениями совести. Не это ли чувство беспокоит его, когда он вспоминает о человеке, которого убил и оставил лежать на дороге, а потом, уйдя, вернулся, чтобы снова посмотреть на него. На лице мертвого было загадочное выражение, и это не вписывалось в порядок вещей. Монах сокрушался, что наверняка испортил бедняге вечер. И все же он успокоил себя тем, что если делать то, во что веришь, то все будет хорошо. Далее он поверил в то, что, испортив человеку вечер, следует хотя бы доставить его домой. Обшарив его карманы, он нашел ключи, карту местности и адрес. Путешествие было чертовски трудным, но его поддерживала вера. Слова "ванная комната" неожиданно проплыли в воздухе над полем. Монах снова посмотрел на грузовик. Человек в синей униформе что-то объяснял человеку в грубом рабочем комбинезоне, который был явно чем-то раздражен. Ветер донес до Монаха слова: "пока мы не найдем хозяина", "конечно, он явно спятил". Хотя человек в комбинезоне как будто был согласен, его раздражение не проходило. Спустя минуту из крытого грузовика вывели лошадь и пустили ее в поле. Монах не верил своим глазам. Внутри все затикало и задрожало, все системы пришли в действие. Удивлению его не было предела. Он мог теперь снова верить в настоящее чудо, награду за безграничную, хотя и не очень постоянную преданность. Лошадь пошла покорно, не протестуя. Она давно привыкла идти туда, куда ее направляли, - ей было все равно. Хорошо, что ее выпустили на прекрасное зеленое поле, где росла трава и была даже живая изгородь, на которую приятно смотреть, и много простора, чтобы пуститься галопом, если вздумается. Люди уехали, предоставив лошадь самой себе, и ей это понравилось. Лошадь пошла легкой иноходью, а потом остановилась. Черт возьми, она могла делать все, что хотела! Это было удовольствие, огромное и неожиданное. Лошадь медленно окинула взглядом просторы поля и решила, что впереди целый день полного отдыха и покоя. Потом чуть позже она позволит себе разминку рысью и поваляется в траве в восточном углу поля, где трава погуще. Там же можно подумать и об ужине. Полдень, пожалуй, лучше провести в южной части поля, где течет ручей. Полдник у ручья, какое блаженство! Неплохой мыслью показалась получасовая разминка вправо, а потом столько же влево, просто так, без видимой причины. А между двумя и тремя пополудни самое время просто помахать хвостом или поразмышлять немножко. Конечно, можно сделать это и одновременно, а побегать после. Лошадь уже заметила кусок красивой живой изгороди, где можно постоять и поглядеть вокруг - это неплохой отдых перед обедом. Отлично. Прекрасная мысль. Самым удивительным во всем этом было то, что, приняв такое решение, лошадь тут же поступила наоборот. Она направилась к единственному на этом поле дереву и остановилась под ним. Сидевшему на последней ветке Монаху ничего не стоило свалиться с нее прямо в-седло, что он и сделал, издав при этом радостный вопль и произнеся имя, отдаленно похожее на "Джеронимо". 18 Дирк Джентли снова быстро повторил самое главное из того, что уже рассказал Ричарду Мак-Даффу. Слушая, тот чувствовал, как у его ног разверзается бездна, чья ледяная пасть должна поглотить его и весь его мир. Когда Дирк закончил, в комнате снова воцарилась тишина. Ричард застывшим взглядом смотрел на Дирка. - Откуда ты это узнал? - наконец спросил он. - Частично слышал по радио, - объяснил Дирк, пожав плечами. - Во всяком случае, все самое главное. А детали? О них я порасспросил то тут, то там. У меня есть свои знакомые в полицейском участке в Кембридже, как ты, должно быть, догадываешься. - Даже не знаю, верить тебе или нет, - тихо промолвил Ричард. - Могу я воспользоваться твоим телефоном? Дирк вынул телефонную трубку из корзинки для бумаг и услужливо передал Ричарду. Тот набрал номер Сьюзан Уэй. Трубку сняли немедленно, и Ричард услышал испуганный голос Сьюзан. - Слушаю. - Сьюзан, это Рич... - Ричард! Где ты? Господи, откуда ты звонишь? С тобой все в порядке? - Не говори ей, где ты, слышишь, - предупредил Дирк. - Сьюзан, что произошло? - Разве ты... - Мне сказали, что с Гордоном что-то случилось... - Что-то? Господи, он мертв, Ричард! Его убили... - Положи трубку! - приказал Дирк. - Сьюзан, послушай, я... - Я сказал тебе, положи трубку, - повторил Дирк и, наклонившись через стол, нажал на рычаг. - Полиция наверняка прослушивает ее телефон, и нас могут засечь, - объяснил он и, взяв у Ричарда трубку, снова бросил ее в корзину для бумаг. - Но я должен пойти в полицию! - воскликнул Ричард. - В полицию? Зачем? - А что мне остается? Я должен объяснить им, что это был не я. - Не ты? - удивленно переспросил Дирк. - И полагаешь, все тогда станет на свои места? Жаль, что доктору Кригшену [известный врач-убийца, отравитель своих многочисленных жен] не пришла в голову такая идея. Меньше было бы хлопот и ему, и полиции. - Но он был виновен! - Да, так это выглядело. С тобой тоже это выглядит так. - Но я не делал этого, черт побери! - И это ты говоришь тому, кто просидел за решеткой за то, чего не совершал. Надеюсь, понимаешь? Я тебе говорил, что совпадения - вещь странная и опасная. Поверь мне, что лучше иметь железное алиби, чем ни за что ни про что маяться в каталажке, надеясь на то, что полиция, которая сразу же видит в тебе виновного, сама в этом разберется. - Сейчас я даже не способен мало-мальски соображать, - пожаловался Ричард, прижав ладонь ко лбу. - Помолчи и дай мне подумать. - Если позволишь... - Дай мне подумать! Дирк пожал плечами и вернулся к своей сигарете, которая почему-то раздражала его. - Ничего не понимаю, - сказал спустя какое-то время Ричард, тряся головой. - Не могу поверить. Это как решать уравнения по тригонометрии, когда тебя колотят дубинкой по башке. Ладно, что, по-твоему, я должен делать? - Прибегнуть к гипнозу. - Что? - Нет ничего странного в том, что при создавшихся обстоятельствах ты не можешь собраться с мыслями. Кто-то должен помочь тебе собрать их. Наилучшим выходом для тебя, да и для меня тоже, будет, если ты позволишь мне провести сеанс гипноза. Я уверен, что в твоем подсознании засело Бог знает сколько важной информации, которая так и не появится на свет, пока ты так напуган. Не появится еще и потому, что ты не осознаешь ее важности. С твоего согласия мы этот процесс ускорим. - Итак, решено. - Ричард встал. - Я иду в полицию. - Очень хорошо, - сказал Дирк, откидываясь на спинку кресла и кладя ладони на стол. - Желаю тебе успеха. По пути, будь добр, скажи моей секретарше, чтобы принесла мне спички. - У тебя нет секретарши, - ответил Ричард и вышел. Дирк посидел еще какое-то время, размышляя, потом с грустью смял картонку из-под пиццы, засунул ее в корзинку для бумаг и пошел искать в конторском шкафу метроном. Ричард, прежде чем выйти на залитую солнцем улицу, постоял, раскачиваясь на последней ступеньке лестницы, а затем решительно шагнул через порог и странной танцующей походкой присоединился к толпе прохожих. В голове у него тоже все вертелось и прыгало. С одной стороны, он не мог поверить, что его свидетельства не смогут доказать его полную непричастность к убийству Гордона, с другой же - он не мог не согласиться, что все выглядит чертовски странным. Ему никак не удавалось разумно и ясно понять то, что произошло. Сама мысль о том, что Гордон убит, приводила его в такое смятение, что в голове начиналась адская путаница и он просто переставал соображать. Он подумал, что тот, кто нажал курок, видимо, был начисто лишен какого-либо чувства вины и сожаления. Но тут же пожалел, что такое полезло ему в голову. Вообще все, что рождалось теперь в его мозгу, пугало его. Все мысли были совсем не подходящие для такого момента и все больше сводились к одному: к его новому положению в компании "Передовые технологии Уэя". Он попытался, заглянув в себя, найти хоть какое-то чувство, похожее на скорбь или сожаление по поводу гибели шефа. Он верил, что такое чувство в нем есть, должно быть, но найти его мешает затянувшееся состояние шока от ужасного известия. Ричард даже не заметил, как дошел до Айлингтонского парка, и вид полицейской машины у дверей его дома был для него подобен удару молотка по голове. Он быстро повернулся и сосредоточил свое внимание на меню в витрине греческого ресторана. "Долмады", - думал он, лихорадочно произнося названия блюд. - "Сулваки". Ага, это, кажется, такие маленькие греческие колбаски, приправленные специями и аппетитно пахнущие". Не поворачиваясь, он постарался представить себе, что происходит у его дома. Там стоял полицейский, наблюдая за улицей, это он заметил, бросив первый быстрый взгляд, и, насколько он запомнил, боковая дверь, ведущая в его квартиру, была открыта. Значит, полиция в его квартире. "Фасоль плаки". Черт побери, это фасоль, сваренная в томатном соусе с овощами. Скосив глаза, он попытался через плечо окинуть взглядом улицу. Полицейский смотрел прямо на него. Ричард снова уставился в меню и постарался представить себе фрикадельки из мясного фарша с картофелем, зажаренные в сухарях с луком и приправой из трав. Кажется, полицейский узнал его и намерен сейчас перейти улицу, схватить его и сунуть в полицейский фургон, как это они когда-то проделали с Дирком в Кембридже. Ричард вытянулся, расправил плечи, готовясь достойно встретить руку закона, но она не опустилась на его плечо. Оглянувшись, он увидел, что полицейский смотрит совсем в другую сторону. Ему стало ясно, что его поведение совсем не выдает в нем человека, готового отдать себя в руки полиции. Итак, что ему следует делать в таком случае? Попытавшись без скованности и неловкости, выдающей страх, отойти от витрины, он, все еще держась несколько напряженно, покинул ресторан и, пройдя десяток шагов, быстро нырнул в Кемденский пассаж. Здесь он зашагал так быстро, что почти стал задыхаться. Куда теперь? К Сьюзан? Нет, полиция, должно быть, следит за ее домом. В контору "Передовые технологии"? Нет, по тем же причинам. Господи, безмолвно кричала его душа. Неужели ты теперь станешь беглецом? Он убеждал себя, как недавно убеждал Дирка, что ему нечего бояться. Полиция, как его учили в детстве, для того и существует, чтобы помогать и защищать невиновных. Эта мысль привела его в такой ужас, что он тут же рванул вперед по пассажу и налетел на счастливого обладателя уродливого эдвардианского торшера. - Простите, - пролепетал Ричард, - прошу прощения. А сам подумал, как можно купить такое уродство, и снова замедлил шаги, загнанно оглядываясь по сторонам. Знакомые витрины, полные блестящей медной утвари, старой полированной мебели и акварелей японских рыбок вдруг стали враждебными. Кому надо было убивать Гордона? Эта мысль преследовала его всю дорогу, пока он не свернул на Чарльз-плейс. Но он знал одно: это сделал не он. Кто же тогда? Это была новая мысль. Многие недолюбливали Гордона, но между антипатией к кому-либо и желанием убить его - дистанция огромного размера. Застрелить, задушить, протащить через поле, а потом сжечь в собственном доме! Именно благодаря дистанции между антипатией и желанием прикончить кого-нибудь половина рода человеческого продолжает здравствовать и наслаждаться жизнью. Было ли это попыткой совершить кражу? Дирк ничего не говорил о пропавших ценностях. Впрочем, Ричард его об этом не спрашивал. Дирк. Его абсурдная, но внушительная фигура за столом в неприглядной конторе напоминала Ричарду большую жабу, и этот образ не покидал его. Он вдруг сообразил, что ноги несут его назад, к дому Дирка, и поэтому, вместо того чтобы повернуть налево, умышленно повернул направо. Вот так люди сходят с ума, подумал он. Ему нужны простор и немного времени, чтобы подумать, собраться с мыслями. Хорошо, куда он пойдет теперь? На мгновение он остановился, обернулся, потом снова остановился. Мысль отведать чего-нибудь в греческом ресторане показалась соблазнительной. Конечно, самым правильным, отрезвляющим и разумным было бы зайти туда и что-нибудь съесть. Он покажет Судьбе, кто здесь хозяин. Но Судьба тоже решала этот вопрос. Конечно, она не собиралась в полном смысле слова сидеть в греческом ресторанчике и пробовать долмады, однако, бесспорно, держала все под своим контролем. Ноги Ричарда послушно несли его по лабиринту улочек, через канал... На мгновение Ричард помедлил у лавочки на углу, но тут же снова заспешил мимо ряда муниципальных коттеджей и наконец остановился перед домом N_33а на Пеккендер-стрит. В это время... В это время Судьба могла бы наливать себе стаканчик ретцини и, вытирая губы, гадать, не следует ли ей еще попробовать жареных баклажанов. Ричард посмотрел на высокий викторианский особняк с закопченными кирпичными стенами и пугающе высокими узкими окнами. Порыв ветра ударил ему в лицо, и в ту же минуту на него налетел какой-то мальчишка. - О черт! - воскликнул он, а затем, отступив, окинул Ричарда пристальным взглядом и сказал: - Эй, мистер, не отдадите ли мне свой пиджак? - Нет, - категорически возразил Ричард. - Почему? - Потому что он мне самому нравится. - Не вижу в нем ничего хорошего, - недовольно пробормотал мальчуган. - Черт с вами, - промолвил он и, пустив камнем в кошку, вразвалочку проследовал дальше по улице. Ричард вошел в дом, нерешительно поднялся по лестнице и заглянул в полуоткрытую дверь в коридоре. Секретарша Дирка сидела на своем месте за столом, упрямо нагнув голову и сложив перед собой руки. - Меня здесь нет, - предупредила она. - Вижу, - ответил Ричард. - Я вернулась, только чтобы проверить, заметит он, что я ушла, или не заметит, - пояснила она сердито, уткнувшись взглядом в стол. - А то он может просто забыть. - Он у себя? - спросил Ричард. - Кто знает? Да кого это интересует? Лучше спросите у того, кто здесь работает, потому что меня здесь нет. - Пропусти его ко мне, - повелительно прогудел голос Дирка из кабинета. Секретарша метнула в сторону закрытой двери сердитый взгляд, подошла к входной двери, рванула ее на себя и, крикнув: - Сами пропускайте! - с грохотом захлопнула дверь и вернулась на свое место. - А почему бы мне самому не войти? - наконец спросил Ричард. - Я не слышу вас, - отрезала секретарша, не поднимая головы. - Как я могу слышать, когда меня здесь нет? Ричард сделал в ее сторону некий успокаивающий жест рукой, который был, конечно, проигнорирован, и пошел прямо к двери. Когда он вошел в кабинет Дирка, его поразил полумрак в комнате. Штора была опущена, Дирк сидел в своем кресле. Странная конструкция из мотоциклетной фары, прикрепленная к краю стола и заменявшая настольную лампу, создавала причудливую игру света и теней на лице Дирка. Свет слабой лампочки был направлен на метроном, маятник которого с негромким тиканьем мерно качался взад и вперед. К острию маятника была привязана серебряная чайная ложка. Ричард бросил на стол пару спичечных коробков. - Садись, расслабься и смотри на ложку... - тихо велел ему Дирк. - Ты уже наполовину спишь... Еще одна полицейская машина, со скрежетом затормозив, остановилась перед домом. Из нее вышел мрачного вида человек и, подойдя к одному из констеблей, дежуривших на улице, предъявил ему свое удостоверение. - Детектив инспектор Мейсон. Отдел уголовного розыска в Кембриджшире, - представился он. - Здесь квартира Мак-Даффа? Полицейский кивнул и указал на боковую дверь, открывающуюся на узкую лестницу, которая вела на верхний этаж. Мейсон быстро шмыгнул в дверь и так же быстро вернулся. - На лестнице застряла кушетка, - заявил он и тут же приказал: - Уберите ее. - Пробовали, сэр, но ничего не получается. Она застряла намертво. В настоящее время можно только перелезть через нее, что все и делают. Мне очень жаль, сэр. Мейсон бросил на него еще один из своих мрачных взглядов, которых у него был целый набор: от очень мрачных и угрюмых, как туча, до разной степени мрачно-скептических и мрачно-усталых или же снисходительно мрачноватых, которыми он обычно оделял, как гостинцами, своих детей в их дни рождения. - Прикажите убрать, - повторил он угрюмо и снова исчез в двери. Озабоченно подтянув повыше штанины и подобрав полы плаща, он с видом мрачной досады решил все же преодолеть препятствие и подняться в квартиру Мак-Даффа. - Все еще не появлялся? - спросил полицейского шофер, выходя из машины. - Сержант Джилкс, - представился он. У него был порядком утомленный вид. - Насколько я могу судить, его там нет, - ответил полицейский. - Однако меня не очень-то ставят в известность. - Понимаю, - согласился с ним Джилкс. - Как только за дело берется криминальная полиция, так и жди, что просидишь весь день за рулем. А я единственный, кто его видел. Остановил его вчера ночью на шоссе. Мы как раз возвращались с пожара в коттедже Уэя. Все сгорело дотла. - Тяжелая была ночь, не так ли? - Тяжелая и чертовски странная. Чем только не пришлось заниматься: от убийства до перевозки какой-то лошади, попавшей в чужую ванную комнату. Лучше не спрашивай, коллега. У вас тоже такие гробы? - спросил он, указывая на свою полицейскую машину. - Эта доводит меня до бешенства. В ней замерзаешь, даже когда печка включена на полную катушку. А радио то работает, то нет, как ему, черт побери, захочется. 19 В это утро Майкл Вентон-Уикс проснулся в весьма странном состоянии духа. Лишь те, кто хорошо его знал, могли бы понять всю степень странности его самочувствия, ибо многим и без того он казался странным. Однако знавших его было мало - раз-два и обчелся. Возможно, его мать, но между нею и сыном существовало некое состояние холодной войны, и в последние недели они и вовсе не разговаривали друг с другом. У Майкла был еще старший брат Питер, важная шишка в военно-морском ведомстве. Но если не считать встречи на похоронах отца, Майкл не видел его со времен событий на Фолклендских островах, откуда Питер вернулся, увенчанный боевой славой и чинами, а также преисполненный снисходительного презрения к младшему брату. Питер с восторгом приветствовал переход фамильного дела семьи Магна в руки матери, а Майклу послал по сему случаю рождественскую открытку. Высшей целью и радостью в его жизни оставались окопная грязь и стрельба из пулемета, даже если она длилась всего минуту. Он сразу же дал всем понять, что английская пресса и книгоиздательское дело в их нынешнем предкризисном состоянии не заслуживают ни его трудов, ни внимания, ибо пока еще не окончательно перешли в руки австралийских магнатов. Бедняга Майкл поднялся в это утро очень поздно после вчерашнего зверски холодного вечера и кошмаров, мучивших его всю ночь. Даже утром они не давали ему покоя отголосками воспоминаний. Это были сны, полные знакомого щемящего чувства утраты, одиночества, вины и еще чего-то необъяснимого, связанного с огромным количеством черной жирной грязи. Ночь со своей поразительной магической силой высвечивать невидимое превратила эту грязь в одиночество и длинную череду сновидений, где "слизких тварей миллион" [здесь и далее цитаты из поэмы С.Т.Кольриджа "Сказание о Старом Мореходе"] полз из вязкой глубины мертвых вод. Этого он не в силах был вынести и каждый раз просыпался с криком, в холодном поту. Хотя все сны о грязи предельно удивляли его, чувство одиночества и утраты, а более всего страшной печали и желания исправить содеянное, казалось близким и созвучным его состоянию. Даже образ "тварей слизких на слизистой воде" казался ему чем-то знакомым и все еще оставался после ночных кошмаров в закоулках его памяти, пока он готовил себе поздний завтрак, разрезал грейпфрут и заваривал китайский чай. Глаза его в это время привычно рассеянно скользили по странице, посвященной искусству, в газете "Дейли телеграф". Однако спустя минуту Майкл уже неловко пытался сменить пластырь на руке, порезанной осколками стекла. Покончив с завтраком и прочими мелочами, он вдруг обнаружил, что теряется и не знает, что делать дальше. И тут неожиданно для себя он смог с какой-то холодной отстраненностью вспомнить все, что произошло вчера вечером. Он все сделал правильно, все, как нужно. Но это ничего не решило. Самое главное еще впереди. А что именно? Он нахмурился от того непонятного, что творилось в его голове, - ход его мыслей был подобен морским приливам и отливам. Обычно в эти часы он уже был в клубе, испытывая приятное чувство того, что впереди масса дел, которые предстоит сделать. Сейчас такого чувства не было. У него нет никаких дел, и время в клубе или еще где-либо будет тоскливо тянуться и окажется напрасно потерянным. Если он отправится в клуб, то будет вести себя как обычно. Будет пить джин с тоником, перекинется парой слов с кем-нибудь из знакомых, а потом не спеша просмотрит литературное приложение к газете "Таймс", журналы "Опера" и "Нью-Йоркер" или же другие печатные издания, оказавшиеся под рукой. Только теперь он будет знать, что раньше проделывал все это с настоящим интересом и удовольствием. А когда наступит полдень, у него не будет привычных деловых встреч за ленчем, и тогда, возможно, он останется в клубе, съест чуть поджаренную рыбу с картофелем и петрушкой и сколько угодно трюфелей, закажет пару стаканчиков белого сухого вина и кофе. А потом останется лишь ждать, что принесет ему вторая половина дня. Но сегодня он почувствовал, что решительно не склонен следовать заведенному распорядку. Он сжал пораненную руку, проверяя ее, налил себе еще чаю, равнодушно взглянул на большой кухонный нож, который зачем-то оставил лежать на столе рядом с хрупким фарфоровым чайником, и на минуту призадумался. А подумав, решил подняться наверх. В довольно холодном доме Майкла, несмотря на изысканность интерьера, все казалось стилизацией под старину, которой столь модно увлекаться во все времена. Хотя хрусталь, бронза и фарфор были подлинными, тем не менее они казались бутафорией, словно их никогда не согревало тепло домашнего уюта. Майкл прошел в свой кабинет, единственную комнату в доме, где не было стерильной чистоты и порядка, но и здесь разбросанные книги и бумаги, лежавший на всем тонкий слой пыли говорили о заброшенности и забвении. Теперь он неделями не заглядывал сюда, да и прислуге строго-настрого запретил заходить. Бедняга более не работал за своим письменным столом. По крайней мере с тех пор, как вышел последний номер журнала "Постижение", его последний номер - тот, за который он еще отвечал. Поставив чашку с чаем на пыльный стол, он подошел к старому, видавшему виды проигрывателю. На нем оказалась пластинка с записью концерта Вивальди. Майкл, включив проигрыватель, сел. Он сидел и ждал, что же ему захочется делать дальше, и неожиданно, к великому своему удивлению, понял, что уже что-то делает, а именно - слушает музыку. Выражение удивления, застывшее на его лице, объяснялось тем, что такое с ним случилось впервые. Он был не против музыки, казавшейся не более чем приятным звуком, и даже считал ее отличным фоном для легкого обмена мнениями о концертах в текущем сезоне. Но ему никогда не приходило в голову, что музыку можно слушать. Он сидел, пораженный мелодией и многоголосьем, сливающимся в единое гармоничное целое, не имеющее ничего общего со старой четырнадцатилетней давности граммофонной иглой и пыльной пластинкой. Но вместе с этим откровением пришло и разочарование, смутившее его еще больше. Музыка, которую он слышал, вызывала странную неудовлетворенность. Он почувствовал, как его способность слушать ее усилилась настолько, что в данный драматический для него момент музыка в этом виде уже не могла удовлетворить его. Он попытался понять, чего в ней не хватает, и внезапно представил себе птицу, не умеющую летать. Там, где надо взмывать ввысь, парить под облаками или низвергаться вниз, замирая от быстроты полета, или кружить в восторге, она ступала, не отрываясь от земли, и ни разу не взглянула на небо. Майкл невольно поднял голову. Но спустя мгновение понял, что просто смотрит в потолок. Он тряхнул головой, и приятное наваждение исчезло. Остались легкое головокружение и дурнота. Они, казалось, не собирались проходить, а проваливались в некую дыру в нем, так глубоко, что недостать. Музыка по-прежнему звучала. Достаточно приятное сочетание звуков где-то совсем рядом, но более не волновавшее его и ничего не задевавшее в нем. Майкл вытащил из-под стола цинковое ведро, заменявшее ему корзинку для бумаг. Поскольку прислуге было запрещено входить в кабинет и тем более наводить порядок, в ведре за неделю скопилось порядочное количество всякого мусора, поэтому он без труда нашел то, что искал, - обрывки смятой бумаги, на которые он уже успел вытряхнуть содержимое пепельницы. Подавив чувство брезгливости, он с мрачной решимостью медленно и методично вытаскивал один за другим смятые, разорванные листы, стряхивал с них пепел сигарет и раскладывал перед собой на столе. Затем неловкими пальцами он принялся склеивать их липкой лентой, путаясь и ошибаясь, пока наконец перед ним не легли грубо склеенные страницы журнала "Постижение", редактором которого теперь был А.К.Росс, омерзительная личность. Чудовищно. Майкл с отвращением, словно куриные потроха, перебирал тяжелые липкие страницы. Ни единой фотографии Джоан Сазерленд, или Мерилин Хорн, или кого-нибудь из известных критиков с Корк-стрит... Публикация его серии очерков о Росетти прекращена, исчез раздел "Анекдоты Зеленой гостиной". Майкл с печальным недоумением покачал головой и наконец нашел статью, ради которой и затеял всю эту неприятную возню. "Музыка и фрактальные пейзажи", автор - Ричард Мак-Дафф. Пропустив первые два абзаца вступления, Майкл начал читать. "Математический анализ и компьютерное моделирование показывают нам, что формы и процессы, наблюдаемые нами в природе, - например, как растут деревья, разрушаются горы, текут реки, рождаются снежинки или острова в океане, как играют блики света на гладкой поверхности или как растворяется в чашке с кофе струйка молока, когда помешиваешь его ложкой, или как смех, подобно огню, в одно мгновение охватывает толпу, - то есть все явления и вещи, кажущиеся нам загадочными и сложными, могут быть описаны с помощью взаимодействия математических процессов, которые в своей простоте являются еще большим волшебством. Формы, которые мы считаем случайными, - на самом деле продукт сложных, вечно меняющихся, подобных сетке паутины, комбинаций чисел, подчиняющихся простым правилам. Слово "естественный", часто воспринимаемое нами как "неструктурированный", в сущности, описывает формы и процессы, кажущиеся столь непостижимо сложными, что мы отказываемся осознанно понять простые естественные законы в их действии. И тем не менее они вполне могут быть описаны цифровым кодом". Странно, но теперь эта мысль не показалась Майклу столь безумной, как при первом беглом просмотре статьи. Сейчас же он читал ее со всем вниманием. "Мы, однако, знаем, что разум способен понимать вещи и явления как в их сложности, так и в их удивительной простоте. Мяч при игре в крикет, взлетая в воздух, подчиняется силе и направлению удара, действию гравитации, силе трения и неизбежной потере энергии от сопоставления турбулентности воздуха силе и направлению вращения мяча в полете. Однако человек, не способный быстро умножить 3x4x5, без особого труда в мгновение ока справляется не только с дифференциальным исчислением, но и массой сопутствующих задач, когда его рука, с невероятной быстротой ловит пущенный в его сторону крикетный мяч. Назвать эту способность "инстинктом" - значит дать лишь название феномену, а не объяснить его. Я пришел к выводу, что лишь в музыке человек способен точнее всего выразить естественную сложность вещей и явлений. Музыка - самое абстрактное из искусств. У нее нет иного смысла и цели, как оставаться собой. Любое музыкальное произведение можно передать с помощью чисел. Они дают возможность проследить все аспекты организации симфонии, ее многозвучия, мелодии, ритма, передачи отдельных звуков от флейты-пикколо до барабана. Все это можно выразить благодаря моделям и иерархии чисел. Опыт подсказал мне, что чем сильнее внутренняя взаимосвязь между моделями на различных иерархических уровнях, какими бы сложными эти связи ни были, тем прекрасней будет музыка. Более того, чем сложней и возвышенней эти связи и чем труднее они постигаются разумом, тем значительнее становится роль интуитивного восприятия и познания музыки. Под этим я разумею участие той части человеческого мозга, которая умеет так быстро решать дифференциальные уравнения, что дает возможность нашей руке в нужное мгновение поймать мяч. Музыка любой сложности (например, даже песенка "Три слепых мышонка" по-своему сложна лишь до тех пор, пока кто-то сам не исполнит ее в собственной манере и интерпретации), минуя сознательную часть вашего разума, сразу же попадает в сферу действия математического гения, обитающего в вашем подсознании и готового справиться с любыми таящимися в ней сложностями, о которых мы даже не можем подозревать. Кое-кто возражает против такого взгляда на музыку и утверждает, что, сводя музыку к математике, мы не оставляем места эмоциям. Я скажу одно: они всегда в ней будут. Вещи и явления, рождающие в нас эмоции: форма цветка или греческой вазы, растущий на наших глазах ребенок, ощущение дуновения ветерка на щеке, бегущие по небу облака, игра света на глади вод, трепет лепестков нарцисса, поворот головы любимой женщины и колыхание тяжелой массы ее волос, столь похожее на исчезающую ноту последнего аккорда, - все это возможно передать гармонией чисел. Это отнюдь не попытка принизить прекрасное, привести все к общему знаменателю. Это скорее возвышение красоты. Обратимся к Ньютону. Обратимся к Эйнштейну. Наконец, спросим у поэта. Ките утверждал, что красота, захватывающая наше воображение, - это и есть истина. Он мог бы сказать то же самое о руке, захватывающей крикетный мяч, и это тоже была бы истина... Но Китс был поэтом и предпочел игре в крикет прогулки под сенью рощ с блокнотом в руках и флакончиком лауданума [успокоительное средство наркотического свойства] в кармане". Последние слова вдруг о чем-то напомнили Майклу, но о чем именно - он не мог вспомнить в эту минуту. "В этом и состоит суть отношений между нашим "инстинктивным" восприятием образа, формы, движения, света, с одной стороны, и, с другой - нашим эмоциональным откликом на них. Поэтому я верю в то, что существует форма музыки, присущая природе и всем вещам и процессам в ней. Музыки столь же прекрасной, как естественно возникшая красота в природе, и наши глубинные эмоции это, по сути, тоже одна из форм этой естественной красоты..." Майкл медленно оторвал глаза от страницы. Он попытался представить себе, какой могла быть эта музыка, и невольно в поисках ее заглянул в темные тайники своей памяти. В каждом из них ему казалось, что он вот-вот ее услышит, что она только что звучала здесь, всего секунду назад, но теперь осталось лишь затихающее эхо, которое он тоже не успел поймать. Майкл устало отложил журнал. И вдруг вспомнил. Имя Китса что-то всколыхнуло в памяти. "Слизких тварей миллион" из его ночного кошмара! Холодное спокойствие овладело Майклом, когда он почувствовал, как он близок к тому, что может оказаться разгадкой. Кольридж! Вот, кто ему нужен. Слипались в комья слизняки На слизистой воде. "Сказание о Старом Мореходе"! Ошеломленный, Майкл вскочил и, подойдя к книжным полкам, снял томик стихов Кольриджа. Вернувшись к столу, он сел и стал листать страницы, пока не нашел начало поэмы. Вот Старый Мореход. Из тьмы Вонзил он в гостя взгляд. Почему так знакомы ему эти строки? Чем дальше он читал, тем сильнее становилось его волнение, чужие ужасные воспоминания терзали его. Вернулись щемящая тоска, чувство отчужденности и полного одиночества. И хотя он знал, что это чужие чувства, но вдруг понял, как они близки и созвучны его собственным. Поэтому он не противился и впустил чужую боль в себя. А черви, слизни - все живут, И я обязан жить! 20 Штора, закрывавшая окно, с грохотом поднялась. Ричард, испуганно открыл глаза и растерянно заморгал. - Ты провел там чудесный вечер, - приветствовал его Дирк Джентли, - хотя самые интересные детали так и ускользнули от твоего внимания. Он вернулся к своему креслу, сел, откинувшись на его спинку, и снова соединил кончики пальцев рук. - Пожалуйста, не задавай извечный идиотский вопрос: "Где я?" Не разочаровывай меня. Мне будет достаточно одного твоего взгляда. Ричард медленно и удивленно оглянулся. Ему казалось, что он вернулся из далекого путешествия на другую планету, где царили мир и спокойствие, было светло и играла музыка. Он чувствовал себя таким расслабленным, что даже лень было дышать. В комнате стояла тишина, лишь деревянная круглая ручка от шнура шторы, раскачиваясь, легонько ударялась о стекло. Метроном молчал. Ричард посмотрел на свои часы. Был час пополудни. - Ты пробыл под гипнозом чуть меньше часа, - заметил Дирк. - За это время я узнал массу интереснейших вещей, а некоторые меня чрезвычайно заинтриговали, но я не собираюсь сейчас их с тобой обсуждать. Немножко свежего воздуха тебе не помешает. Это взбодрит тебя, поэтому предлагаю прогуляться вдоль канала. Там никто не будет тебя искать. Джанис! Молчание. Ричарду многое было непонятно, поэтому, досадуя на себя, он хмурился. Когда память, спустя какое-то мгновение наконец вернулась к нему, все происшедшее с ним показалось настолько невероятным, что он, вздрогнув, снова тяжело упал на стул. - Джанис! - крикнул в приемную Дирк. - Мисс Пирс! Черт бы побрал эту девчонку. Он сердито вытащил из корзинки для бумаг телефонную трубку и положил ее снова на рычаг. Около стола стоял потрепанный кейс, и Дирк с решительным видом схватил его, затем поднял лежавшую на полу шляпу, лихо нахлобучил ее и встал. - Пошли, - сказал он и вышел в приемную, где мисс Джанис Пирс сидела, сосредоточенно уставившись на карандаш, который держала в руках. - Пойдем поскорее отсюда, из этой проклятой дыры. Будем думать о невероятном и делать невозможное. Попробуем сразиться со злом, не выразимым словами, и кто знает, возможно, мы его все же одолеем. А теперь, Джанис... - Заткнитесь! Дирк пожал плечами и взял с ее стола конторскую книгу, из которой Джанис безжалостно вырвала немало страниц, когда убедилась, что она не влезает в ящик стола. Дирк полистал покалеченную книгу, пожал плечами и, печально вздохнув, снова положил ее на место. Джанис вернулась к тому, чем занималась до их вторжения, - она заканчивала писать довольно длинную записку. Ричард молча наблюдал за всем происходящим, все еще чувствуя себя как бы отсутствующим. Наконец он сильно тряхнул головой. - Ситуация может показаться тебе несколько неясной в данный момент, - сказал Дирк, обращаясь к нему. - Но у нас есть ниточки, за которые можно потянуть. Из всех эпизодов, о которых ты мне рассказывал, лишь два представляются физически невозможными. - Невозможными? - наконец обрел дар речи Ричард и недоуменно нахмурился. - Да, - подтвердил Дирк. - Полностью и абсолютно невозможными. - Он улыбнулся. - К счастью, - продолжил он, - ты со своими, скажем так, неординарными проблемами обратился именно туда, куда надо. В моем лексиконе нет слова "невозможно". Итак, - заметил он, грозно размахивая конторской книгой, которую снова взял со стола, - вырваны страницы с записями расходов между статьями "мармелад" и "селедка". Спасибо, мисс Пирс, вы снова оказали мне неоценимую услугу, за что я вам премного благодарен, и, возможно, в случае удачного исхода постараюсь выплатить вам жалованье. А пока нам надо многое обдумать. Я оставляю контору в ваших надежных руках. Зазвонил телефон, и Джанис сняла трубку. - Добрый день, - приветливо ответила она. - Да, это фруктово-овощной рынок Уэйнрайта. Мистер Уэнрайт не подходит к телефону в эти часы, так как в данный момент он считает себя огурцом. Спасибо за звонок. Джанис с грохотом опустила трубку на рычаг. Подняв глаза, она успела с удовлетворением заметить, как тихо и осторожно закрыли за собой дверь ее бывший начальник и его странный клиент. - Невозможно? - снова с удивлением повторил Ричард. - Все это, - настаивал Дирк, - совершенно и окончательно, скажем так, необъяснимо. Нет смысла повторять слово "невозможно", когда речь идет о том, что уже произошло. Но объяснить происшедшее мы не в состоянии. Прохладный ветерок с канала несколько освежил голову Ричарда и наконец восстановил способность соображать. Хотя смерть Гордона и осталась постоянным горьким напоминанием, он все же мог теперь более разумно и ясно оценивать этот факт. Но, к его удивлению, в настоящий момент это меньше всего интересовало Дирка. Он то и дело быстро задавал вопросы о самых банальных подробностях этой странной ночи, словно готовил его к перекрестному допросу. Бегун рысцой и велосипедист, поравнявшись, поприветствовали друг друга просьбой уступить дорогу и ввиду взаимной неуступчивости чуть было не свалились оба в медленно текущие грязные воды канала. За их ссорой внимательно следила спокойно прогуливающаяся старая леди, за которой на поводке с трудом тащился еще более старый пес. На противоположном берегу высились темными пугающими громадами заброшенные склады с выбитыми стеклами, сгоревшая баржа уныло качалась на воде у причала, в темной, с пятнами масла воде плавали пустые бутылки. По ближайшему мосту через канал проезжали грузовики, сотрясая до основания близстоящие дома и изрыгая в воздух густые клубы выхлопных газов. Они напугали молодую мамашу с коляской, торопливо переходящую улицу. Дирк и Ричард шли вдоль границы района южного Хэкни, что примерно в миле от конторы Дирка, направляясь к центру Айлингтона, где, как было известно Дирку, находилась ближайшая спасательная станция. - Но это обычный фокус, профессор проделывает их все время, черт возьми! - воскликнул Ричард. - Всего лишь ловкость рук. Кажется невероятным, но если спросить любого фокусника, он подтвердит, что это сделать проще простого, если знаешь свое дело. Я как-то видел уличного фокусника в Нью-Йорке... - Я знаю, как это делается, - перебил его Дирк, вынув из своего носа две раскуренные сигареты и большую винную ягоду. Он подбросил ее вверх, но она никуда не упала, словно растворилась в воздухе. - Ловкость, обман, внушение. Всему этому можно научиться, если не жалеть времени. Извините, мадам, - сказал он, кланяясь старой леди, неторопливо выгуливающей пса, и, нагнувшись, вытянул из-под живота собаки гирлянду разноцветных флажков. - Мне кажется, вашей собаке будет намного легче без них. - Дирк вежливо повернулся к ней и приподнял шляпу. Они проследовали дальше. - Такие фокусы - это пустяк, - поучал он совсем ошарашенного Ричарда. - Распилить женщину надвое тоже просто. А вот распилить и снова соединить - это уже потруднее, но тоже можно, если попрактиковаться. Фокус с вазой двухсотлетней давности, о котором ты мне рассказал, и солонкой с обеденного стола нашего колледжа - это... - тут он сделал многозначительную паузу, - ...абсолютно необъяснимый вариант. - Там, видимо, был какой-то трюк, но я мог не заметить... - Несомненно, преимущество гипноза в том, что с помощью расспросов загипнотизированный пациент может воссоздать всю сцену происходившего в мельчайших подробностях, которые даже он сам мог в то время не заметить. Например, девочка по имени Сара. Ты помнишь, как она была одета? - Э-э-э, нет, - неуверенно произнес Ричард. - Она была в каком-то платье, очевидно... - Какого цвета? Из какой ткани? - Не помню, знаю, что оно было темного цвета. Она сидела через несколько человек от меня. Я едва видел ее. - На ней было темно-синее платье из хлопчатобумажного бархата с удлиненной талией, рукава реглан, собранные у манжет, белый широкий отложной воротник а-ля Питер Пен [герой английской детской сказки] и спереди на платье шесть перламутровых пуговиц, с третьей из них свисала нитка. У девочки были длинные темные волосы, скрепленные сзади пластмассовой красной заколкой в форме бабочки. - Если ты скажешь мне, что все это ты узнал, как Шерлок Холмс, глядя на царапину на моем ботинке, тогда, видит Бог, я не поверю тебе. - Нет-нет, что ты, - поспешил успокоить его Дирк. - Все гораздо проще. Ты сам мне это рассказал, находясь под гипнозом. Ричард недоверчиво покачал головой: - Не верю. Я понятия не имею, что такое воротник а-ля Питер Пен. - А я знаю и уверяю тебя, ты описал его абсолютно точно, так же как сам фокус с вазой и солонкой, хотя этот фокус невозможен в той форме, в какой он был сделан. Поверь мне, я знаю, что говорю. Есть и другие вещи, о которых мне бы хотелось разузнать. Например, о профессоре, и кто написал записку, которую ты нашел в книге, лежавшей на столе в доме профессора, и еще сколько в действительности вопросов задал король Георг Третий, но... - Что? - ...но, я думаю, будет лучше спросить у него самого. Однако... - Тут он сосредоточенно задумался. - ...однако, - добавил он, - я слишком тщеславен в этих случаях и предпочитаю, прежде чем задать вопросы, знать на них ответы. А я ответов не знаю, абсолютно не знаю. Он рассеянно устремил взор вдаль, мысленно подсчитывая, далеко ли до спасательной станции. - Вторая невозможная вещь, - продолжил Дирк, помешав Ричарду ввернуть словечко, - или хотя бы совершенно необъяснимая - это твоя застрявшая кушетка. - Дирк, - в отчаянии воскликнул Ричард, - позволь тебе напомнить, что Гордон Уэй мертв, а меня подозревают в его убийстве! Это не имеет никакой связи с тем, что ты... - Однако я склонен предполагать, что между ними существует прямая связь. - Это абсурд! - Я верю в фундаментальную взаимосвязь... - Да, да, знаю, - перебил его Ричард. - В фундаментальную взаимосвязь всего сущего. Послушай, Дирк, я не доверчивая старушка, и тебе не удастся за мой счет съездить еще раз на Багамы. Если ты намерен помочь мне, тогда перейдем к делу. Дирка это рассердило: - Я верю во взаимосвязь вещей, как не может не верить в это любой последователь принципов квантовой механики, если он честно признается себе в этом, и даже в их экстремальном, однако логическом проявлении. Я убежден, что взаимосвязь вещей в одних случаях может быть большей, в других - меньшей. Когда два явно невозможных события, следующие одно за другим, происходят с одним лицом, а это лица вдруг подозревается в совершении довольно необычного убийства, ответ мы должны искать в связи между этими событиями. Ты являешься такой связью, и ты сам ведешь себя крайне странным и эксцентричным образом. - Ничего подобного, - возразил Ричард. - Да, со мной случились странные вещи, но я... - Вчера я видел, как ты взобрался по стене и проник в квартиру твоей подружки Сьюзан Уэй. - Это, конечно, могло показаться странным, - попытался объяснить Ричард, - даже не очень разумным. Но я поступал осмысленно и логично, ибо спешил исправить допущенную ошибку, прежде чем она причинила вред. Дирк, словно что-то надумав, чуть ускорил шаг. - То, что ты сделал, было вполне разумным и нормальным, если учесть все, что ты наговорил на автоответчик. Да, ты сам мне это рассказал во время нашего маленького сеанса. Каждый поступил бы так же. Ричард поморщился, словно хотел сказать, зачем тогда весь этот шум вокруг его поступка, если он вполне нормальный. - Я, конечно, не поверю, что каждый на такое решился бы, - возразил он. - Просто у меня более разумный и даже педантичный склад ума, чем у большинства людей, поэтому я и занимаюсь компьютерными программами. Это было логическим и формальным решением проблемы. - И несколько неадекватным задаче, не так ли? - Для меня было очень важным снова не разочаровать Сьюзан. - Итак, ты считаешь причины своего поступка достаточно вескими? - Да, - сердито и решительно ответил Ричард. - Знаешь, что мне говорила моя тетка, жившая в Виннипеге? - Нет, - сказал Ричард и вдруг, быстро сняв с себя все, прыгнул в канал. Дирк бросился к спасательному кругу, с которым они поравнялись, сорвал его с крюка и бросил в воду. Ричард, барахтавшийся на середине канала, был растерян и напуган. - Хватайся за него! - крикнул ему Дирк. - Я вытащу тебя. - Ладно, выберусь, - отплевываясь, ответил Ричард. - Я умею плавать... - Нет, не умеешь! - крикнул Дирк. - Хватайся за круг. Ричард, попытавшийся вплавь добраться до берега, быстро сдался и ухватился за спасательный круг. Дирк, держа в руках канат, тянул круг к берегу, и наконец Ричард смог уцепиться руками за край набережной. Дирк протянул ему руку. Ричард выбрался на берег, отдуваясь и отплевываясь, а затем, весь дрожа, опустился на камни набережной, сжавшись от холода. - Ну и грязища же там! - наконец воскликнул он и снова сплюнул. - Отвратительно, б-р-р-р. Черт побери, ведь я неплохо плаваю. Должно быть, меня схватила судорога. К счастью, мы оказались поблизости от спасательной станции. Спасибо, Дирк, - сказал он, когда тот подал ему большое махровое полотенце. Ричард торопился поскорее стереть с себя грязную воду канала. - Где мои брюки? - спросил он, поднявшись и оглядевшись вокруг. - Молодой человек? - вопросительно воскликнула старая дама с собакой, поравнявшись с ними. Она строго посмотрела на них и хотела было отчитать, но Дирк перебил ее. - Тысяча извинений, мадам, - вмешался он, - за то, что мой друг непреднамеренно оскорбил вас своим видом. Прошу, примите эти цветы и мои комплименты. - Дирк вытащил из-за спины Ричарда букет анемон и протянул его старой леди. Внезапно ударом палки она выбила букет из руки Дирка и поспешила прочь, таща за собой пса. - Не очень-то вежливо с вашей стороны, мадам, - сказал ей вдогонку Ричард, пытаясь натянуть брюки под полотенцем. - Не думаю, что она приятная особа, - заметил Дирк. - Всегда здесь прогуливается, таская за собой бедного старого пса, и говорит гадости людям. Хорошо искупался? - Не очень, - ответил Ричард, энергично вытирая волосы. - Не подозревал, что канал такой грязный, а вода ледяная. Возьми, - вернул он Дирку полотенце, - спасибо. Ты всегда носишь его с собой? - А ты всегда купаешься в городских водоемах на виду у всех? - Нет, только по утрам и в плавательном бассейне на Хайбери-филдз, для бодрости. Мозги лучше работают. Только сейчас пришло в голову, что сегодня я не был в бассейне. - И... э-э-э... поэтому ты и прыгнул в канал? - Гм, возможно. Я подумал, что небольшая разминка поможет мне лучше соображать. - Не совсем разумно вдруг раздеться и прыгнуть в воду. - Да, пожалуй, - ответил Ричард. - Возможно, это было глупостью, учитывая грязь в канале, но я вполне... - Вполне доволен той причиной, по которой ты сделал то, что сделал? - Да. - В таком случае это не имеет никакого отношения к моей тетке в Виннипеге? Ричард прищурил глаза, в них была подозрительность. - О чем ты, черт побери? - Я сейчас тебе все объясню, - сказал Дирк. Сев на ближайшую скамью, он открыл свой кейс, спрятал в него полотенце и вынул портативный магнитофон. Пригласив Ричарда сесть рядом, он нажал кнопку. До ушей Ричарда донесся убаюкивающий голос Дирка: "Через минуту я щелкну пальцами, ты проснешься и забудешь все, кроме указаний, которые я сейчас тебе дам. Через какое-то время мы отправимся на прогулку вдоль канала и как только я скажу: "Моя тетка, которая жила в Виннипеге"... Тут Дирк быстро схватил Ричарда и удержал его. Голос продолжал: "Ты разденешься и прыгнешь в канал. Ты обнаружишь, что не умеешь плавать, но не испугаешься и не утонешь, а будешь держаться на воде, пока я не брошу тебе спасательный круг..." Дирк выключил магнитофон и посмотрел на лицо Ричарда - во второй раз за этот день оно покрылось смертельной бледностью. - Я хотел бы точно знать, что заставило тебя вчера вечером влезть через окно в квартиру мисс Уэй, - сказал Дирк. - И почему. Ричард молчал и в замешательстве смотрел на магнитофон. А затем дрожащим голосом промолвил: - На автоответчике Сьюзан было записано послание Гордона. Он звонил из своей машины. Пленка у меня дома. Дирк, все это меня пугает. 21 Укрывшись за фургоном, стоявшим в двух футах от входа в квартиру Ричарда, Дирк наблюдал за действиями полицейского, дежурившего у дома. Он останавливал и расспрашивал каждого, кто пытался свернуть в проулок, куда выходила дверь квартиры. Затем Дирк увидел еще несколько полицейских в разных концах улицы, которых сразу не приметил. Наконец подъехала патрульная машина, и из нее вышел полицейский с ручной пилой в руках и направился к двери. Удобный момент, решил Дирк, и его следует использовать. Он быстро последовал за ним, держась, однако, на расстоянии, но шагая твердо и уверенно. - Все в порядке, он со мной, - небрежно сказал он, когда дежуривший полицейский остановил своего коллегу с пилой. Этого было достаточно, чтобы Дирк прошел вперед первым и достиг лестницы. Полицейский с пилой теперь уже следовал за ним. - Э-э-э, простите, сэр, - нерешительно окликнул он Дирка. Уже достигнув поворота лестницы, где застряла кушетка, Дирк остановился и обернулся. - Оставайтесь здесь и охраняйте эту кушетку, - распорядился он. - Не позволяйте никому даже притронуться к ней. Никому, вам понятно? Полицейский обалдело уставился на Дирка. - Но у меня приказ распилить ее, сэр, - неуверенно пробормотал он. - Отменяется, - рявкнул Дирк. - Стерегите ее, как ястреб добычу. Потом составите рапорт. Повернувшись, он без особых усилий перелез через кушетку и минуту спустя был уже на нижней площадке квартиры Ричарда, расположенной на двух этажах. - Вы все здесь осмотрели? - коротко справился он у офицера, который сидел в столовой за обеденным столом и просматривал какие-то бумаги. Тот удивленно поднял глаза. Дирк многозначительно указал взглядом на корзинку для бумаг. - Да, сэр... - Осмотрите еще раз. Продолжайте обыск. Кто, кроме вас, здесь есть? - Э-э-э, видите ли... - У меня мало времени, докладывайте. - Инспектор Мейсон только что ушел вместе с... - Хорошо. Это я отозвал его. Я поднимусь наверх, если кому-нибудь буду нужен. Однако по пустякам прошу не беспокоить. Понятно? - Э-э-э, кто... - Не вижу, чтобы вы торопились выполнять распоряжения начальства. Корзинка! - Да, сэр, сейчас... - Я хочу, чтобы вы осмотрели ее самым тщательным образом. Вам понятно? - Э-э-э... - Приступайте. Дирк круто повернулся и поднялся в кабинет Ричарда. Кассета с автоответчика Сьюзан лежала там, где указал Ричард, - на длинном столе, где стояли в ряд шесть компьютеров Макинтош. Дирк, взяв ее, собирался было сунуть в карман, как невольно отвлекся, увидев на одном из дисплеев медленно вращающуюся кушетку, ту самую, через которую он перелез на лестнице. Заинтересовавшись, он сел за компьютер. Запустив программу Ричарда, он обнаружил, что эта задача, по крайней мере в такой постановке, не имеет решения. Однако вскоре он разобрался и даже сообразил, как можно наконец вызволить кушетку и спустить ее вниз. Стоило ему начать это делать, как вдруг обнаружилось, что придется сломать часть стены. Чертыхнувшись, Дирк бросил это бесполезное занятие. На втором дисплее его заинтересовали непрерывно бегущая синусоида и разрозненные обрывки таких же кривых по краям экрана. А что, если их сложить с главной синусоидой, вдруг подумал он. Это позволит преобразовать простые сигналы. Волны гасятся, если их пики и впадины в противофазе, и, наоборот, усиливаются, если пики совпадают. Игра заинтересовала Дирка, и он еще какое-то время посидел за компьютером. Он предполагал, что среди множества устройств в кабинете Ричарда, очевидно, есть и такое, которое может преобразовать танцующие волны на экране в музыкальные звуки. Поэтому он сунулся в меню, отыскал позицию, предлагающую ему эмулировать волновой отрезок. Однако меню озадачило его настолько, что он непроизвольно оглянулся, ожидая увидеть некий феномен - большую бескрылую птицу, но ничего подобного, разумеется, не увидел. И все же Дирк решил активизировать процесс и проследить, куда ведет провод от задней панели Макинтоша. Провод уходил под стол, затем за шкаф, вдоль стены под ковром и протянулся прямо к задней панели большого серого эмулятора. Значит, решил он, именно сюда поступали результаты его экспериментирования с волновыми сигналами. Дирк осторожно нажал клавишу. Неприличные звуки, вырвавшиеся из акустического устройства, оглушили его настолько, что он не услышал как кто-то громко окликнул его: - Свлад Чьелли! Ричард, оставленный в конторе Дирка, от нечего делать целился бумажными шариками в мусорную корзину, куда для пущей безопасности Дирк отправил все телефонные аппараты со своего стола. За это время Ричард успел сломать все карандаши, отбил пальцами на собственном колене чечеточные ритмы Джинджера Бейкера и попытался было записать на листках для заметок, разбросанных на столе у Дирка, все события злополучного вчерашнего вечера и уточнить время, когда они произошли. Оказалось, что это совсем не легкая задача. Он убедился, насколько несовершенна его сознательная память по сравнению с подсознательной, как это доказал ему Дирк. - Черт бы побрал этого Дирка, - подумал он. Ему так хотелось позвонить Сьюзан. Но Дирк категорически запретил ему это делать, утверждая, что телефоны прослушиваются. - Чертов Дирк, - снова выругался Ричард и вскочил. - У вас нет монетки в десять пенсов? - обратился он к упорно и мрачно молчавшей Джанис. Дирк обернулся. В проеме двери темнела чья-то высокая фигура. Того, кто в ней стоял, явно не обрадовало то, что он увидел. Он был зол, он был разгневан, и его гнев не умерила бы даже дюжина свернутых цыплячьих голов. Когда же из темноты коридора он наконец вошел в светлое пространство комнаты, оказалось, что это сержант Джилкс из полицейского управления Кембриджшира собственной персоной. - Да будет вам известно, - начал он, еле сдерживая душившее его раздражение, - только ступив на лестницу и увидев полицейского с пилой, стерегущего чертову кушетку, а другого в столовой, заканчивающего разбирать на ленты плетеную корзинку для бумаг, я сразу задал себе несколько отнюдь не праздных вопросов. Мне придется задать их и вам, хотя уверен, ответы не придутся мне по душе. Уже на лестнице меня охватило дурное предчувствие, Свлад Чьелли. Дурное, если не сказать зловещее. И оно оправдалось. Я полагаю, вы, разумеется, не сможете пролить свет на некий загадочный случай с лошадью, оказавшейся каким-то образом в ванной комнате? Что-то мне подсказывает, что это по вашей части. - Вы угадали, не смогу. Пока, - охотно согласился Дирк. - Хотя этот случай весьма меня заинтересовал. - Еще бы, черт возьми! Он заинтересовал бы вас еще больше, если бы вам пришлось спускать это чертово животное по узкой винтовой лестнице в час ночи. А что вы, черт побери, вообще здесь делаете? - устав чертыхаться, спросил он Дирка. - Я здесь в поисках закона и справедливости, - торжественно объявил Дирк. - Не рекомендую противопоставлять ваши поиски моим непосредственным служебным обязанностям. Напоминаю, я не имею никакого отношения к столичной полиции. Что вам известно о Мак-Даффе и Гордоне Уэе? - Об Уэе? Не более того, что знает каждый, а с Мак-Даффом мы знакомы с Кембриджа. - Вот как, интересно. Опишите его. - Высокий. Высокий и невероятно худой. Покладистый характер. Похож на жука-богомола, который не молится, если это что-то вам говорит. Эдакий добрый жук-богомол, который перестал молиться и стал играть в теннис. - Гм, - сердито хмыкнул Джилкс, отвернувшись и подозрительно окидывая взглядом комнату. Дирк тем временем поспешил сунуть кассету в карман. - Похоже, это он, - согласился Джилкс. - Да, он, - подтвердил Дирк, - и совершенно не способен на убийство. - Это нам решать. - И суду присяжных. - Ха! Присяжные. - Разумеется, до этого не дойдет, поскольку факты опровергнут обвинение задолго до начала суда над моим клиентом. - Ваш клиент, черт побери? Кстати, где он? - Не имею ни малейшего понятия. - Уверен, вам известно, куда можно послать ему повестку. Дирк пожал плечами. - Послушайте, Чьелли, это нормальная процедура при расследовании убийств, и я не позволю вам мешать мне. Считайте, что это официальное предупреждение. Если я узнаю хотя бы об одном случае сокрытия доказательств, я нанесу вам такой удар, что вы забудете, в какой день родились. А теперь отдайте мне кассету. - Он протянул руку. Дирк был искренне удивлен. - Какая кассета? Джилкс устало вздохнул: - Ведь вы не дурак, Чьелли, надо отдать вам должное, однако повторяете ошибки всех умных людей: считаете всех остальных дураками. Я отвернулся не без причины, ибо хотел убедиться, что именно вы прикарманили. Мне не нужно самому видеть, как вы это сделали. Достаточно проверить, чего не хватает в комнате. Нас учат этому, как вы знаете. По четвергам полчаса тренировок на развитие наблюдательности. Хороший отдых после четырех часов бессмысленной жестокости. Дирк спрятал раздражение за улыбкой и полез в карман кожаного пальто. Вытащив кассету, он протянул ее сержанту. - Поставьте на магнитофон, - велел Джилкс. - Послушаем, что вы хотели от нас утаить. - Я не собирался этого делать, - ответил Дирк, пожав плечами. - Просто хотелось первому прослушать кассету. - Он подошел к полке с радио- и видеоаппаратурой Ричарда и вставил кассету в магнитофон. - Вам не хочется прежде ввести нас в курс дела? - Это кассета с автоответчика Сьюзан Уэй. У Гордона Уэя была привычка оставлять на автоответчике длинные послания... - Да, я это знаю. А потом его секретарша бегала и собирала их, бедняжка. - Я подумал, что на автоответчике его сестры будет запись того, что он наговорил вчера вечером из своей машины. - Понимаю. Ладно, включайте. Галантно поклонившись, Дирк нажал кнопку. - "А, Сьюзан, привет, это Гордон. Я на пути в коттедж..." - Коттедж, - не преминул съязвить Джилкс. - "Сегодня, э-э-э, четверг, сейчас вечер... э-э... точнее 8:47. На дорогах туман. Послушай, в конце недели я жду этих ребят из Штатов..." Джилкс вскинул брови, посмотрел на часы и что-то записал в свой блокнот. Обоим стало не по себе, когда в тишине комнаты зазвучал голос мертвого человека. - "...Чудо, что я еще не валяюсь где-нибудь в канаве, что было бы совсем некстати, оставив свои последние слова на ленте твоего автоответчика. Не понимаю, почему..." В напряженной тишине они прослушали все длинное послание Гордона. - "...Все зло в этих умниках. Схватятся за великую идею и требуют под нее долгосрочные авансы, Бог знает, на сколько лет, а сами занимаются топографией собственного пупка. Прости, но, мне кажется, я должен закрыть багажник. Подожди одну минуту". Потом были слышны шорохи, приглушенный стук трубки, брошенной на сиденье, звук отворяемой дверцы автомобиля. Играла музыка. Очевидно, был включен радиоприемник на щитке. А затем послышались приглушенные расстоянием резкие звуки. Сомнений не было - прозвучали два выстрела из огнестрельного оружия. - Остановите, - приказал Джилкс Дирку и посмотрел на часы. - Прошло ровно три минуты двадцать пять секунд с тех пор, как Уэй указал своей сестре время - 8:47. - Сержант посмотрел на Дирка. - Оставайтесь здесь. Не двигайтесь и ничего здесь не трогайте. Я взял на заметку положение каждой вещи в этой комнате, даже состояние воздуха в ней, с учетом, разумеется, колебаний от вашего дыхания. По-военному повернувшись кругом, он покинул комнату. Дирк слышал, как он бросил на ходу полицейскому: - Таккет, отправляйтесь в фирму "Передовые технологии" и узнайте все об автомобильном телефоне Уэя, его номер, когда установлен, к какой сети подключен... - Последние слова сержанта слышались уже на лестнице. Дирк быстро включил магнитофон и продолжил прослушивание записи. Еще какое-то время играла музыка. Дирк от волнения стучал пальцами по панели. Музыка продолжалась. Тогда он включил кнопку быстрой перемотки. Опять музыка. Дирк и сам не знал, что он ищет, но он явно что-то искал. Это заставило его призадуматься. Что именно и почему он искал? Эта мысль, с одной стороны, напугала, с другой - подзадорила его. Он медленно повернулся, испытывая странный холодок, словно сунулся головой в холодильник. В комнате, насколько он мог видеть, никого не было. Но покусывающий кожу холодок предчувствия был ему знаком. Он тихо, но яростно прошептал: - Если кто слушает меня, пусть услышит, что я скажу. Мой разум - это центр меня, мое достояние, и все, что случается с ним, - это моя ответственность. Многие хотят верить в то, во что им хочется верить, но я не сделаю ничего, не узнав причину, почему я должен это сделать. Если вам что-то нужно от меня, дайте мне знать, но не смейте покушаться на мой разум. Он весь дрожал от напряжения и ярости. Холод медленно и как-то виновато отступал от него за пределы комнаты. Он попытался своими чувствами проследить его уход, как внезапно был остановлен голосом, далеким и печальным, как завывание ветра. Голос был глух, напуган, удивлен и едва слышен, но он был явью, он был записан на ленте. - "Сьюзан! Сьюзан, помоги мне! Помоги, ради Бога! Я умер..." Дирк немедленно выключил магнитофон. - Мне очень жаль, - прошептал, задыхаясь, Дирк. - Мне очень жаль, но я должен защищать права моего клиента... Он включил кнопку обратной перемотки и стер последнюю часть записи и все, что за нею могло следовать. Если ленте суждено подтвердить время смерти Гордона Уэя, Дирку совсем не хотелось, чтобы последние отчаянные слова несчастного стали всеобщим достоянием, даже если они еще раз подтверждают его смерть. В атмосфере комнаты и вокруг него произошли изменения. Он это сразу почувствовал - взрыв невидимых эмоций, некая волна движений, заставившая дрожать мебель. Дирку казалось, что он может проследить ее направление - к книжной полке у двери, где не замеченный Дирком стоял телефонный автоответчик Ричарда.